Шепот волка

– Ладно, забей. А что здесь делаешь ты?

– Разве непонятно? – Она погладила мраморную плиту. – Ложусь вот на пробу.

Девочка встала. Она оказалась на голову ниже Симона, и, возможно… возможно, она была даже красива – если смыть с нее черную раскраску готов, полностью скрывавшую черты.

– Ложишься на пробу? – повторил он. – Тебе смерть кажется прикольной?

– Нет, вовсе нет, – ответила она, пристально глядя на него. – Напротив, я ее боюсь до чертиков, если честно. Но, когда начинаешь понимать, каково это – умереть, быть мертвым, – начинаешь больше ценить жизнь.

– Так вот в чем дело, – кивнул Симон. – Впрочем, я…

– Ой, вот дерьмо! – Она вгляделась во что-то позади Симона.

Симон обернулся и заметил мужчину, который шел к ним, пробираясь среди могил.

– Сюда идет Франкенштейн! – вздохнула девочка. – Мне лучше исчезнуть. Увидимся!

Она убежала, прежде чем Симон успел что-то ответить. Затем он услышал хруст хвои и посмотрел на мужчину. Описание, данное девушкой, подходило ему как нельзя лучше. Грубо сбитый парень со стрижкой ежиком и сумрачным взглядом действительно напоминал чудовище Франкенштейна. На нем была рабочая зеленая куртка с гербом Фаленберга на груди. Ниже Симон прочитал слова: «Кладбищенская команда».

– Эй, мальчик? Что ты здесь делаешь?

– Ищу могилу своих родителей. – Это было в целом правдой.

Франкенштейн остановился около Симона, но смотрел поверх его. Роста он был примерно с Симона. Мальчик обратил внимание на огромные кисти рук. «Он и без лопаты обойдется, такими лапищами запросто можно вырыть могилу», – подумал он.

– Ага, – пробурчал Франкенштейн. – А с кем это ты сейчас тут разговаривал?

– Ни с кем, – ответил Симон, сам не зная, зачем солгал незнакомцу. Почему-то не хотел, чтобы у девочки были неприятности. – Не могли бы вы мне помочь?

Мужчина посмотрел на него и согласно кивнул:

– Конечно. Как звали твоих родителей?

– Штроде. Ларс и Мария Штроде.

Мужчина удивленно поднял брови:

– Так, значит, ты младший сын Ларса, племянник Тилии?

– Ну да. Вы знали моего отца?

– Разумеется, мы долгое время жили по соседству. Я знал твоего отца, когда он еще пешком под стол ходил. К сожалению, потом мы потеряли друг друга из виду, так как я переехал в другое место. Эта авария действительно чудовищна – настоящая катастрофа! Очень сочувствую тебе, мальчик. Кстати, меня зовут Генрих Пратт. Может, твой отец когда-нибудь говорил обо мне?

Симон такого не помнил и ответил пожатием плеч.

– Пойдем со мной, – сказал Пратт, трогаясь вперед. Он подвел Симона к ухоженной могиле. Светлый камень блестел на солнце.

– Это здесь, – сказал Пратт. – Извини, милый, наверное, тебе хочется побыть одному?

Симон кивнул. Пратт коротко похлопал его по плечу как бы в утешение.

– Всего хорошего тебе, мальчик.

Мужчина отступил и быстро скрылся между рядами могил. Симон читал закрашенные золотом имена и даты жизни своих родителей. Ощущение пустоты внутри росло.

«Странно, – сказал он сам себе, – почему я сейчас ничего не чувствую?»

Он надеялся, что его горе прорвется наружу и он наконец сможет заплакать. Но он не чувствовал… ничего. Он снова прочел надпись на могиле, и теперь ему уже казалось, что он видит перед собой не могилу родителей, а чью-то чужую. Как будто его родители вовсе и не здесь похоронены. Как будто они до сих пор где-то живут.





17




Если дал кому-то обещание, сдержи его во что бы то ни стало. В противном случае лучше ничего не обещать. Этому Симон научился у дедушки и придерживался этого правила, что сегодня давалось ему особенно тяжело.

После своей велосипедной вылазки он вернулся хоть и в поту, но вовремя, успел принять душ и переодеться. Потом они с Тилией отправились на вступительную беседу. Ехали они молча. Симон не знал, о чем говорить. Все главное уже было сказано. Тилия тоже мало что говорила, но ее молчание было красноречивее любых слов.

Раньше, когда Симон был маленьким, ему было трудно считывать мимику других людей. Радовались люди, печалились или сердились – все лица казались Симону одинаковыми. Даже его собственное. «Это типично для людей, страдающих аутизмом, – объяснил ему врач. – Но над этим можно работать, чтобы восполнить дефицит», – именно это слово употребил доктор. И Симон начал упорно работать. Чтобы не чувствовать себя изолированным, надо уметь найти подход к другим. Для этого необходимо хотя бы научиться правильно их понимать, а не только слушать, что они говорят. Люди часто думают одно, а говорят совершенно другое. То есть нужно научиться понимать другую часть языка, состоящую из мимики и жестов.


Симон изучал все, что смог найти, о языке тела и невербальном общении. Смотрел много видео на эту тему и наблюдал за окружающими. Постепенно он научился понимать, что выражают мимика, осанка и жесты людей. Часто это сильно отличалось от того, что они выражали словами. Так он понял, что Тилия тоже пребывает в сомнениях. С одной стороны, она убеждена, что интернат – лучшее решение для него, с другой стороны, ее мучит совесть. Она сознает, что Симон чувствует себя отверженным, но, несмотря на это, понимает необходимость подобного шага.

Дорога от остановки до гимназии была недолгой. Школа представляла собой большое, непропорциональное здание из красного кирпича в виде буквы Т, стоящее посреди зеленых насаждений. Когда они подошли к главному входу, Симон заметил футбольное поле по другую сторону здания. Рядом находились теннисный корт и покрытая песком площадка для пляжного волейбола. Во время каникул спортивные сооружения пустовали. Только два газонокосильщика с тихим стрекотом выполняли свою работу.

Чем ближе Симон подходил к школе, тем сильнее стучало его сердце. Все вокруг казалось ему призрачным. Он вспомнил фильм, который смотрел однажды вместе с Майком. Там шла речь о старом имении, в котором исчезали люди. Никто не знал, что с ними случилось, и в конце фильма это так и не прояснилось. Группа студентов решила во что бы то ни стало разгадать тайну дома. Но студенты тоже пропадали один за другим, а что с ними произошло, предоставляли дофантазировать зрителям.

Симону такой ход показался забавным. Ему даже какое-то время снился этот фильм. В том кошмаре пропавшие оказывались либо съеденными, либо погибшими другой, не менее ужасной смертью. Когда он вспомнил о фильме при виде мрачного школьного здания, внутри снова зазвучал темный, зловещий голос: «Привет, Симон. Входи-ка сюда. Я тебя сожру и переварю. Никому не уйти от своей судьбы. А ты давно уже должен быть мертв. Мертв!»

– Не делай такое лицо, – произнесла Тилия, вырвав его из мрачных мыслей. – Тебе здесь понравится, я в этом абсолютно уверена! Погляди на меня: я тоже это пережила.

Она улыбнулась племяннику. Улыбка была задумана как ободряющая, но Симон чувствовал сомнения Тилии. Она вовсе не была уверена, что ему здесь понравится. Когда Тилия вошла в здание, Симону потребовалось совершить над собой усилие, чтобы последовать за ней. Пока они шагали по каменным плитам актового зала к секретариату, их шаги гулко раздавались в пустых стенах. Для Симона они звучали как одно и то же бесконечно повторяющееся слово: «Мертв! Мертв! МЕРТВ!»





18




Тилия передала секретарше заполненную анкету. По всей вероятности, это был формуляр для поступающих на учебу. Симон вспомнил слова Тилии: «Посмотри, как тебе там покажется» и «Тебе там точно понравится». Еще утром он понял, что его поступление в интернат – вопрос решенный, но не знал, как он может этому противостоять. Тилия все для него организовала, возможно, еще задолго до того, как он покинул клинику. Он снова почесал запястье. Все всё знали – все, кроме него. И теперь ему не оставалось выбора. Куда ему было идти?

Секретарша передала формуляр с суровым взглядом. Симон отметил для себя, что она то и дело отсутствующе поглядывает в окно. Вероятно, ее заставили работать в каникулы, в то время как ее коллеги наслаждались прекрасной солнечной погодой.

– Все в порядке, вторая дверь направо, – сказала секретарша и положила формуляр в стопку к другим.

«Значит, я буду не единственным новичком», – с облегчением подумал Симон. Эта мысль хоть немного, но все же успокаивала. Другие новички, скорее всего, будут на выходные уходить домой, а на каникулы уезжать к родителям. Для него же интернат станет отныне домом.

Здание ему не понравилось. Оно было слишком большим и слишком мрачным. К тому же, несмотря на теплую погоду, в нем было холодно, как в церкви. На высоких стенах не висело ни единой картины, способной хоть как-то скрасить невеселую атмосферу. Лишь несколько школьных групповых снимков и таблицы по истории. Даже психиатрическая клиника выглядела дружелюбнее.

«Эти холодные кирпичные стены меня сожрут и переварят, – думал он, следуя за Тилией по коридору. – Возможно, не в буквальном смысле, но моя жизнь изменится в любом случае. Отныне и навсегда».





19




В кабинете директора их приветствовал его заместитель. – Меня зовут Рихард Хеннинг, – представился он, подавая руку Тилии. – Директор Грасс сейчас наслаждается заслуженным отпуском.

Симон представлял себе руководителя подобной школы – как и его заместителя – несколько другим. Он видел в этой должности седовласого мужчину лет пятидесяти, в костюме, с галстуком, восседающего за столом красного дерева. Это подходило к мрачному кирпичному зданию.

Сидевший напротив Хеннинг носил джинсы и футболку поло с логотипом школы. Ему было около тридцати. Высокий, белокурый, мускулистый, сильно загорелый, он походил на атлета-чемпиона. Со своими водянисто-голубыми глазами и белозубой улыбкой он напоминал актера, рекламирующего зубную пасту. Или даже стриптизера в клубе среднего уровня.

Хеннинг принадлежал к тем типам, которые очаровывают женщин безо всяких усилий со своей стороны. Симон заметил это по реакции Тилии! Он никогда не думал, что его тетушка способна краснеть – а именно это произошло, когда она отвечала Хеннингу на рукопожатие. Хеннинг потряс также руку Симона. Мальчику показалось, что он прикоснулся к улитке.

– С прибытием к нам на борт, Симон! Пожалуйста, садитесь.

Учитель указал на два стула перед письменным столом, который был вовсе не красного дерева, однако стильный и чисто прибранный.

– Твоя тетя рассказала мне много хорошего о тебе, и я рад наконец-то познакомиться с тобой лично. – Заместитель директора уселся на не менее стильный вертящийся стул за письменным столом. – Поверь, тебе здесь точно понравится!

«Это я уже слышал», – подумал Симон, но оставил комментарий при себе. Ему бросилась в глаза раскрытая газета, лежащая рядом с компьютером Хеннинга. На первой странице были региональные новости. Крупный заголовок занимал почти все ширину полосы:

ПОИСКИ ПРОПАВШЕЙ ШЕСТНАДЦАТИЛЕТНЕЙ ДЕВУШКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ.



Ниже было напечатано чуть более мелким шрифтом:

ВСЕ ЕЩЕ НИКАКИХ СЛЕДОВ ЛЕОНИ.

НЕУЖЕЛИ РЕЧЬ ИДЕТ О ПРЕСТУПЛЕНИИ?



Симон спросил себя, знал ли Хеннинг Леони. Наверняка знал, подумал он. Даже если она ходила в другую школу, Фаленберг не такой уж большой город, здесь пересекаешься со всеми. Хеннинг описал ему школу. Он говорил с таким воодушевлением, будто его сейчас снимали для рекламного ролика. Но Хеннинг не пытался продать «Перлодент» или «Ультра-уайт»[1], а рассказывал всего лишь об интернате, лучшей школе в регионе, получившей уже несколько наград. Интернат был основан в конце XIX века, пояснил он, и из его стен вышло много известных личностей.

– Смотри, может быть, именно твой портрет появится следующим на нашей Стене почета, – сказал он смеясь. – Это уже не от нас зависит.