Сердце Стужи

Войд сложил на груди руки, окинул нахально улыбающегося князя насмешливым взглядом и ответил:

— Не против, говоришь?

— А то! Будто сам не знаешь, из-за тебя в крепости остается.

— Смотрю, советчик из тебя больно хороший, а свечку в другой раз не подержишь?

Севрен покатился от хохота, а Сизар еще шире ухмыльнулся.

— Я и там не удержусь, советы начну давать, а оно тебе надо?

— Надо мне, чтобы нос везде не совал, больше времени воспитаннику своему уделял, не все на девок тратил.

— Неужто не справляюсь? Малец уже научился вихри закручивать.

— Вихри твои только Стуже на потеху, а вот севреновский крепыш твоего пару дней назад на обе лопатки уложил. Ты в ту пору как раз отлучился, красу одну заплутавшую отправился из зачарованного леса выводить.

Князь неожиданно смутился и опустил голову, а Бренн хлопнул по боку снежного волка, отпуская. Тот мигом взрыл мощными лапами снег и умчался в лес.

— Эх! — досадливо молвил расстроенный Сизар. — Ловкости, стало быть, не хватает. Прослежу, войд. Он у меня снежную науку крепко освоит, после будет от зубов отскакивать, и схватке поучим.

— Поучи, но без бахвальства. А то больно он твою манеру перенимает.

— Исправлюсь. — Сизар с покаянным видом пригладил растрепавшиеся кудри и повторил: — Прослежу, войд.

Бренн посмотрел на князя, который и правда расстроился из-за воспитанника, хотел добавить, что за собой бы еще последил, но неслышный иным вой снежных волков в самой чаще отвлек его внимание.

Повернув голову к лесу, мужчина всмотрелся в мерцание лунного снега, серебристого и волшебного, который подобно утолщенному стеклу играл изменчивым расстоянием, приближая, удаляя его по воле хозяина.

А в следующий миг Сизара морозным дуновением до костей пробрало. Только и успел ладони выставить, от льдистого гнева закрываясь.

— Ты приманил? — хоть и спокойно, но очень уж жутко прозвучал вопрос предводителя.

— Кого приманил? — В первый миг князь растерялся.

— Дурень ты, Сизар! Огню путь в ледяную крепость указал? — От особой интонации в словах войда стало князю совсем не по себе. Еще и стыд в душе заворочался.

— Так я ничего не говорил… — А столкнувшись с прямым проницательным взглядом, добавил: — Напрямик. Разве только услышала ненароком.

— Волки ее почуяли, — разволновался Севрен, — не будет вреда?

— Без моего слова не тронут, — негромко ответил Бренн, — и на глаза не покажутся. Увести попробуют.

— Как увести? Путь неблизкий выдержала, неужто… — Сизар проглотил оставшиеся слова и принялся внимательно разглядывать снег под ногами.

— А ты здесь стоять будешь. Если на уловки не поддастся и мимо не пройдет, встретишь.

Снежный вихрь опал на лицо холодными снежинками, Севрен и Бренн исчезли, а Сизар попробовал было двинуться к чаще поближе, но ноги словно к земле приросли.

— Вот же бездна огня! Приморозил! Да и ладно. Тут так тут встречать, не замерзну. А вообще, я и не думал помогать и путь указывать. Так ведь не засчитается.



Лес темный, холодный, неприветливый. Свет месяца сквозь ветви уже не пробивается, и даже звезда из виду скрылась, а потому вовсе сумрачно в чаще. Казалось, будто впереди и позади мерцают злые зеленые огни, точно глаза невиданных чудовищ. И не передать, какой страх они на меня наводили, как сердце в пятки уходило, и, затаив дыхание, я сперва кралась вперед, а затем и вовсе побежала. Огни повсюду были, оттого и помчалась, ведь либо на месте замри и замерзни, либо двигайся куда-то. Вот и сорвалась, продираясь сквозь ветви, тут уж все равно стало, на звезду путь держу или еще куда, главное, умчаться подальше от чащи, от зеленых огней. Когда их впереди замечала, то мигом сворачивала и петляла, точно заяц по снегу, но после такое чувство возникло, словно по кругу бегу. Вот врезалась в веточку, а она уже сломана. Поняла, что так вовсе сгину в незнакомом лесу, и как бы не боялась странных глаз, а напрямик следовать нужно. Вот тогда я зажмурилась и устремилась, куда влекло, чутью внутреннему, теплу родному доверилась, оно, бывало, и в родных лесах меня выручало, неизменно чувствуя отклик избяного огня, жилья человеческого. Страх же кое-как в себе пригасила.

Времени сколько минуло, сама не помню, осознала лишь, что сил больше нет. Хотелось прислониться спиной хоть к какому-то дереву и не двигаться больше, заснуть — что замерзнуть. И, еле передвигая непослушные ноги, я выползла все ж на поле. Ровное, снежное, оно далеко раскинулось, а в конце высился холм и на нем крепость. Настоящая такая крепость, даже при свете месяца хорошо различимая. А совсем от меня недалече человек стоял.

Я потерла глаза рукавицами — стоит. Шаг сделала, два — стоит. Не пригрезился? А человек ли? Вон точно статуя замер и не шевелится. Я тихонечко к нему стала подходить, а когда совсем дошла, глазам не поверила.

— Что же ты медлила? — спросил снежный маг и вдруг встряхнулся. — Поспешить следовало, я уж устал столбом стоять. Что по лесу долго бродила? Звезда же вон она.

И на небосвод кивнул, а звезда там ровно над крепостью светит.

И чувство было, точно сплю. Все ощущаю, но никак не проснусь. Снились ведь прежде похожие сны, только в них другого человека встречала.

— Там огни светились, — стала видению объяснять, — гнали по кругу.

— Это волки снежные, — он рукой махнул, будто само собой разумеется, — охранники наши. И не по кругу, а в обратную сторону теснили, а ты, видишь, упорная какая, все вперед стремилась, вот и вышло, что круг за кругом проходила. Молодец! Другая бы сразу обратно умчалась, а ты чувствам доверилась.

— Где это я?

— Возле крепости ледяной, здесь снежные маги обучаются, не знала разве?

Пожала плечами.


— Идем, провожу, раз дошла. Я тебя здесь бездну времени дожидаюсь, сразу с дозора ночного да на утренний попал, а Севрен явно даже отоспаться успел.

И улыбнулся широко, радостно. А я ведь еще до конца поверить не могла, что не свалилась в снег где-то по дороге и не уснула. В общем, он рукой махнул, за собой зазывая, и я пошла. И так мы вместе все поле пересекли, а когда очутились у подножия холма, то из-за него уже край солнца показался. Быстро светало кругом, а в предрассветных сумерках снег засверкал, даже глазам больно стало. И снова я их потерла, а когда раскрыла, стояли у подножия люди. Но не так, словно они только что спустились на меня поглядеть, а будто это я вдруг среди них очутилась и застала за разными делами. Вон неподалеку девица стройная со светлой косой ведра несла, тут же мальчишка зим двенадцати тащил на спине какой-то тюк, а чуть поодаль бородатый дядька на настоящих санях поднимался в гору, где ворота крепости виднелись.

Я в удивлении на провожатого оглянулась, а он опять широко улыбнулся.

— Увидала? И снова молодец. А все потому, что дар у тебя есть. Неодаренным только поле да холм заметны будут. Крепость вряд ли углядят, а уж людей тем более. — И потом вдруг, приложив ладони ко рту, громко крикнул: — Бренн! Она сама нашла, я только следом ступал, ты видел?

— Видел, — ровно сбоку прозвучало, а я так взметнулась от неожиданности, что едва не свалилась в сугроб. Сердце-то как зашлось от радости, голос узнав, и так легко мигом стало, так свободно дышать, как если бы с моей спины сняли целый тюк муки, тяжелый и к земле клонящий. Вот несла я его, несла, а после скинула и освободилась.

Повернула голову, увидала Его.

— Отыскала? — спросил. — И зачем?

Спрашивает еще! Да хотя бы затем, что теперь занозы в груди не ощущала, что в его присутствии тоска исчезла, и стало мне бесконечно легко и радостно. Только говорить того я не решилась, смутилась от всех этих чувств, а народ кругом уж прибывал. Выходили из крепости, ниже спускались, вокруг нас вставали послушать и на меня поглядеть. Я сразу себя среди них диковинкой почувствовала. Были кругом лица с ясными глазами, белокожие, светловолосые, со всеми снежными оттенками кудрей, я ж со своей медовой копной точно огоньком гляделась, даже глаза холодной прозрачной красотой не блистали, а на кончиках темных ресниц не сверкали снежинки, и не вились морозные узоры ни по рукам, ни по щекам. На меня здесь не было похожих, хоть женщины и присутствовали. Их оказалось меньше, чем мужчин, и они тоже смотрели с большим любопытством.

— Так учиться же! — весело ответил за оробевшую меня провожатый. Я до сих пор его имя помнила, Сизаром звали.

Оттого что были среди всех знакомые лица, чуточку менее страшно становилось. Вон там за спинами прятался любопытный мальчишка, который хотел, чтобы я осталась сказки рассказывать, а рядом с тем, на кого во второй раз глаза поднять боялась, стоял сизоволосый Севрен.

— Подсказки свои заканчивай, иначе обратно пойдешь, — не зло, скорее с насмешкой ответил Сизару снежноволосый великан.

— Куда обратно? — возмутился тот.

— На опушку следующего ученика ждать.

— Я лучше здесь тихонько постою, — очень быстро ответил Сизар, от волнения взлохматив платиновые кудри, и мигом притворился такой же ледяной статуей, какую я на поляне встретила.

— Так зачем? — Это уже снова меня спросили.

— Я… — откашлялась, попутно храбрости набираясь, — из дома пошла за звездой. Даром владеть не умею.

Люди кругом вдруг загомонили, принялись что-то обсуждать. В речи их я слышала фразы о том, что только одаренным крепость видна, а затем тут же протест шел, мол, снежной магией наделенным, а не огненной. Кто-то, опять же, возражал, будто чарам защитным разница неведома, и если будущий ученик сам дорогу нашел и о звезде догадался, то нельзя не взять. И вдруг громче всех прозвучало басовитое: «В этом случае только войду решать. Огненных чародеев среди нас отродясь не бывало».

И опять стало тихо кругом, а я на молчаливого Бренна посмотрела. Он стоял и слушал, как все вокруг волнуются и спорят, а теперь, когда на него взгляды обратились, поглядел на меня.

— Чтобы снежная сила иную приняла, и не в качестве недруга, а обучения ради, спрошу плату с тебя. Согласишься, возьмусь учить, нет, так ступай обратно.

Обратно?

Это первое, что в голову пришло. Нет у меня обратной дороги. Разве что в город податься, только в какой он теперь стороне? Сама не знала, куда забрела. Дорогу из памяти словно стерло. Шла, шла на звезду, после по темному лесу бежала, петляла, а затем с закрытыми глазами куда-то рвалась, пока к полю не выбралась. И если по чести, не было у меня пути назад, ведь я только дышать начала.

— Какую же плату в этот раз спросишь?

Люди кругом загалдели, кто-то одобрительно, мол, смелая девка, кто-то с ехидцей, ишь какая выискалась, ведь чародейку не звали, не ждали, а ведет себя нагло. После опять утихомирились. Во всех разговорах ни разу не слышала я, чтобы кто-то решение предложил, видимо, только одно слово при входе в крепость вес имело. Вот и посмотрели они снова на Бренна, а он все это время пристально меня разглядывал, и в глазах ледяных таилось что-то непонятное такое, но не сулящее добра. Не знала, как это объяснить, но чуяла, он меня пускать в ледяные владения свои не желал. Уж какой была причина, неведомо. То ли что чародейка, то ли иное что. Ведь ни в какие времена лед с огнем не дружил, против природы то было, потому и разделялись всегда. Однако принял наконец Сердце Стужи решение, и сделалось чувство, что не понравится оно мне, вот настолько выбор непростой поставит, сама решусь обратно идти, да хотя бы и к нелюбимой родне.

— В оплату ночь с тебя спрошу, — вымолвил он.

Меня после этих слов сперва холодом, потом жаром окатило. И не меня одну. Неподалеку грохот раздался. Та девица стройная, что ведра несла, а после к толпе присоединилась незваную гостью рассмотреть, оба ведра разом и уронила. Сизар нахмурился, руки на груди сложил и, кажется, хотел что-то произнести, но, думаю, и у него язык отнялся. Мне казалось, люди сейчас должны зароптать возмущенно, мол, кто же такую плату спрашивает, а ничего подобного. Они не ценой поражены были, а тем, кто ее вздумал спросить. Я услышала, об этом шептались: «Как это Бренн — и вдруг ночь, да с кого, с чародейки!» Кабы в нашей деревне дело было, там в первую очередь внимание на само требование обратили бы, после косо на девку глядели бы: ишь какая, не зря, видать, именно ей предложили, никак расстаралась, совратила. А вот здесь восприняли как в порядке вещей, будто огнем и теплом платить ледяному истукану в самый раз.

А он и был истукан! Потому что не шелохнулся от ответного моего взгляда, а должно было кипятком ошпарить, сразу все мысли подобные из головы выветрить. Я б еще на поцелуй согласилась, могла бы даже каждый урок тем оплачивать, но чтобы так сразу собой…

А потом дошло. Нарочно при всех разговор завел. Не оскорбить собирался, нет, напрочь охоту в сторону крепости глядеть из моей головы выветрить надумал. Он считал, что не приму такую цену, не соглашусь. Ради себя через собственные же представления о чести девичьей не перешагну. Ради Снежинки смогла бы, ради единственного человечка на белом свете, кто меня любил, я ничего не пожалела бы, все отдать была готова, а вот для собственной выгоды — нет.

— Отчего молчишь? Сразу скажи: идти мне в крепость, перину взбивать?

Издевался! Ух, издевался же! На все больные мозоли разом давил, а народ отошел, мужчины посмеиваться начали, между собой поговаривать, что без перины бы обойтись, девка-огонь ведь и поджечь может. Ты там, Бренн, поосторожнее, не лучше ли все снегом выстелить?

И взяла меня злость.

— Рановато взбивать, утро едва забрезжило. Или и утра достанет?

Усмехнулся.

— Перину взбить, чтоб отлежалась. Ведь всю ночь прошу, чародейка, — спокойно произнес, но с таким выражением, что кровь к щекам прилила.

Я сказывала, что всегда колючкой была? А сейчас от смущения слов никак подобрать не могла. Провела ладонью по волосам, пригладила их, растрепанные, с духом собираясь. Там позади лес высился, сейчас шаг назад сделаю, и исчезнет для меня крепость. Думаю, навсегда исчезнет, такой, как Он, больше шанса отыскать ее не даст. А мне куда-то пойти следует, но как же решиться на это? Дошла, отыскала и теперь: «Простите, побеспокоила, я лучше обратно пойду». И хуже всего не отступить, а проиграть в этой битве с ним, всю душу мне вымотавшим, сдаться раз и навсегда, даже не поборовшись за себя.

Он увидел мои глаза и прищурился, теперь вовсе без смеха и совсем негромко спросил:

— Приняла решение?

И я ответила, сперва тоже тихо, а потом громче, чтобы все услышали: