Секта в доме моей бабушки

Многие ли проходят через такое? Сколько раз в жизни? И на какой раз человек разумный научается понимать, где пшик, а где нет?

Так получилось, что для меня таким поворотным моментом стала эмиграция: смена страны, окружения и культуры. Она позволила оглянуться на прошлое и увидеть его по-новому, как будто со стороны. И, конечно, ключевым фактором, с которого началась вся эта смена интеллектуальных перспектив и ракурсов восприятия, стало мое знакомство с моим будущим мужем.

Много лет я не знала, как рассказывать о секте. С одной стороны, мне казалось, что в ней скрывается нечто великое, гениальное, необходимое всему человечеству. А с другой, что-то внутри мне постоянно нашептывало: нет-нет… что-то там не то… Пока у меня не было дочери, я приписывала это смутное чувство своему невежеству; было удобнее думать, что мне просто не хватает ума понять всю глубину и истинный смысл происходящего. Но потом у меня родилась дочь, и когда она доросла до того возраста, в котором я уже оказалась в секте, я вдруг, как-то неожиданно для себя полностью пересмотрела свое отношение к тому, что там происходило, и к людям, так или иначе с сектой связанным.



Надо сказать, что мой муж со второй фразы моего рассказа понял, что я была в секте. Мне же для этого понадобилось почти сорок лет.





Зачем я написала эту книгу




Я хочу рассказать о своем опыте и о том, как менялся мой образ мыслей. Как я сначала восторгалась идеями, пропагандируемыми сектой Виктора Давыдовича Столбуна, и как потом поняла, что же на самом деле стояло за ними.

Моя история – о том, какой ценой человек учится мыслить, даже не столько критически, сколько самостоятельно. Критиковать несложно, а вот умение находить лучшие решения требует не только хорошего образования, но и большой смелости.

Это история о том, как дорого обходится нам невежество. О том, как нельзя воспитывать детей. О том, что происходит в душе и голове маленького ребенка.

Я хочу рассказать правду. Правду о секте, которая никуда не исчезла с развалом СССР – с развалом другой «секты», в которой она стала возможна. Я хочу рассказать правду, насколько может быть правдой любое воспоминание, любой жизненный опыт.

Эта книга документальная. В ней – только факты из моего детства, проведенного в секте.

Много лет подряд я вела внутреннюю дискуссию, стоит ли публиковать эту правду. И все ждала, что это сделает кто-нибудь из «взрослых» – ведь я попала в секту ребенком. Но желающих так и не нашлось, а секта и по сей день продолжает существовать в самом центре Москвы. Даже в Швейцарии, где я теперь живу, встречаются последователи «учения» Столбуна.

Теперь ее возглавил другой человек, сын жены Столбуна Владимир Владимирович Стрельцов, а ее члены активно рекламируют себя в российских соцсетях и привлекают все новых клиентов. Раньше они «лечили» в основном алкоголизм, наркоманию и шизофрению, а теперь заявляют, что лечат еще и от туберкулеза.

В интернете немало информации об этом, но она разрозненная и порой в корне неверная. Я решила собрать под обложкой этой книги то, что знаю сама, указав реальные имена.





Для кого я написала эту книгу




Для моего мужа, чтобы рассказать ему историю моего детства, которое разительно отличается от его собственного. Вот говорят, мол, европейцы такие изнеженные, им совершенно неведомы тяготы жизни. Говорят: даже не надо пытаться им рассказывать, они все равно не поймут. Я не согласна. Наверное, это зависит от человека. Можно быть изнеженным и никогда не сталкиваться с теми проблемами, которые приходилось решать мне, но при этом не только сохранять любознательность, но и оставаться человеком с большим сердцем – таким, где найдется место и моим рассказам, и связанным с ними чувствам… Может, в таком отношении и выражается настоящая любовь?



Для моей дочки, чтобы она знала, в каких условиях росла и складывалась как личность ее мама, и чтобы благодаря этому могла лучше понять меня.

Недавно она сказала:

– Мам, я иногда ловлю себя на мысли, что боюсь вырасти и стать непохожей на тебя…

– Как это?

– Ну, у тебя была такая интересная жизнь, ты так интересно обо всем рассказываешь… А вот у многих моих подруг такие мамы… с ними совершенно не о чем поговорить… И у меня тоже ничего драматичного в жизни не происходило, да и произойдет ли? У меня ведь все есть, никаких проблем… не то, что у тебя! Такая насыщенная, интересная жизнь. Я боюсь, что моя жизнь будет скучной, и я не смогу рассказать своим детям ничего интересного о себе.

– Так я же тебя оберегаю от тех испытаний, которые выпали мне. Теперь-то я знаю, какова их цена! Это потерянная семья и одиночество. Это много лет напрасных усилий во имя чужих интересов. Это надорванное здоровье. Это короткая жизнь. У тебя обязательно будут другие истории, но, я надеюсь, добрые, забавные и не менее поучительные – для тех, у кого опыта меньше, чем у тебя.



Эта книга для любого человека, который хотел бы услышать правду о том, как жили люди в секте, зародившейся когда-то в СССР, и что значит быть ребенком в такой коммуне.



Наконец, она для себя самой, чтобы еще раз прожить этот опыт, переосмыслить его – и отпустить, отстраниться, перелистнув эту страницу жизни.



Я поведу рассказ как от лица ребенка, растущего в секте, так и от лица уже взрослого человека, обладающего и опытом родительства, и опытом эмиграции. Я вспоминаю то, с чем сталкивалась и что чувствовала ребенком, и делюсь своими теперешними мыслями о прошлом. Я показываю эволюцию взглядов и мыслей, сопровождавших мое взросление, чтобы показать, как просто, пока ты молодой, попасться в ловушку, и как непросто, а порой и невозможно, даже с годами, из нее выбраться.

Каждый, прочитав эту историю, увидит в ней что-то свое. Я по образованию философ; мне нравится думать, рассуждать и рассматривать вещи с разных сторон. Напишите мне, что думаете обо всем этом вы!






1. До секты





В детстве ничего не удивляет




В детстве все, что бы ни происходило, кажется нормальным. Ведь у ребенка нет выбора: за тебя все решают взрослые, а ты только плывешь по течению, пытаясь приспособиться и выжить. С годами, пока взрослеешь, память снова и снова возвращается то к тому, то к другому эпизоду из детства, буравя тебя изнутри вопросами…

Какой в этом был смысл? Зачем? Почему?



Когда начинаешь сравнивать свой опыт родительства с опытом твоих родителей, ты задумываешься:

А я так же поступил бы со своим ребенком? А с чужим?



И все больше понимаешь, что между своими детьми и чужими нет разницы, особенно когда ты сам вырос с чужими, неродными тебе детьми и без семьи, хоть она у тебя и была.





Тюрьма для ученых




Я родилась и первые годы своей жизни провела в Душанбе, пока родители не переехали жить и работать в Ленинград. Мои воспоминания о родном городе по-детски прекрасны. Это дом: бабушка, теплый воздух, запах фруктов, муравьи на кухне, печак, «зеленый» базар, прохладный линолеум на полу, пластинки, запах книг, лоджия с огромным зеркалом, журчащие арыки, асфальт плавится, сидячая ванна, розовые аллеи, плакучие ивы, виноградные лозы над головой, чай из пиалушек, ароматные лепешки с кунжутом, деревья со сладким тутовником, черешневые сады, песчаные афганцы-ураганы и, конечно, оперный театр! В оперный театр, который считался душой города, бабушка меня водила часто (по крайней мере, я так запомнила).





Таджикский государственный академический театр оперы и балета имени Садриддина Айни. Основан в Душанбе в 1936 году.



Русскоязычную среду в Таджикистане тех времен составляли в основном представители интеллигенции, насильно высланные из крупных российских городов. Так там оказались и мои родные. Дедушка был сыном врага народа, которого расстреляли в годы сталинского террора, и вся семья оказалась под этим клеймом. У нас не было разрешения жить в Ленинграде, откуда моя мама родом. Какое-то время, на первом этапе наказания, семья жила за «сто первым километром», а потом была «распределена» в самую дальнюю среднеазиатскую республику – «поднимать целину». Бабушка и дедушка – как ученые и профессора – должны были создать и развивать местный душанбинский университет. Им «списали» нищенские зарплаты и прямо во внутреннем дворике университета выделили глинобитную хибарку без каких-либо коммуникаций. Там и росли моя мама и мой дядя. Но, как это было принято в СССР, никто не роптал, и моя мама до сих пор убеждена, что решение семьи жить в Душанбе было добровольным. Тогда все были обязаны быть счастливыми и благодарными коммунистической партии, что бы ни произошло.





Тетя Оля Кармен




Когда родилась я, у бабушки уже была своя квартирка, «великодушно» выделенная ей советским государством: в трехэтажном доме и даже с холодным водопроводом и канализацией. С дедушкой они развелись; он уехал жить и работать в Киргизию, где со временем возглавил геологический институт. А бабушка продолжала преподавать в Душанбинском университете и по-прежнему заботилась о своих детях: о моей маме и ее брате.

Первые годы моей жизни прошли в бабушкиной квартире. У нас была соседка, тетя Оля. Я знала ее очень хорошо: она жила под нами, в такой же квартире, как у нас. Правда, мы все знали друг друга: в нашем доме на улице Лахути было всего шесть квартир.





Тетя Оля была особенной. Она пела в оперном театре, и когда мы ходили на «Кармен», я всегда с трепетом ждала ее выхода. Потому что из обычной, на мой тогдашний взгляд, женщины на сцене она превращалась в настоящую жар-птицу, яркую Кармен, с потрясающими прическами и платьями, ярким гримом и звонкими кастаньетами. Она танцевала, пристукивая кастаньетами и каблучками, страстно пела Хабанеру, бросала розу в Хосе! Зал аплодировал стоя, выкрикивая «бис». Некоторые, вставив пальцы в рот, свистели от переполняющих их чувств.

По окончании оперы мы выходили в фойе, разговаривали и дожидались тетю Олю. А она выходила к нам уже без грима, в обычной одежде простой советской женщины, с хвостиком на затылке. Меня всегда удивляла эта перемена. А как же страсть, розы и Хосе? Почему нельзя остаться такой же красивой Кармен и за пределами театра? Но в те времена мы обязаны были выглядеть в жизни как все. Серенькими, скромными и никак не выделяться.

Тетя Оля тоже оказалась в секте, и мои воспоминания о той яркой и удивительной Кармен навсегда остались в прошлом.