Сделка

– Ничего, – беззаботно отвечает он. – Знаешь, у меня завтра игра, так что наше следующее занятие будет в воскресенье. Как тебе? Ближе к вечеру?

– Хорошо, – говорю я, но все равно не могу избавиться от ощущения, что он что-то затеял.

Только через пятнадцать минут, проходя в свою комнату, я обнаруживаю, что мои подозрения были не беспочвенны. У меня от ярости аж сводит скулы, когда я получаю сообщение от Гаррета.

Он: Признание: когда ты была в WC, я стер с твоего iPod весь 1 Direction. Не стоит благодарности.

Я: ЧТО??? Я тебя люблю!

Он: Сильно?

Тут я соображаю, что произошло, и холодею от ужаса.

Я: Я убью тебя! Я имела в виду УБЬЮ! Чертова автозамена.

Он: Нуууууда, теперь будем винить автозамену.

Я: Чтоб ее.

Он: Кажется, кто-то меня так любит, что хочет поцеловать…

Я: Спокойной ночи, Грэхем.

Он: Ты точно не хочешь вернуться сюда? Потренировать наши языки?

Я: Фи. Ни за что.

Он: Угу. ЗЫ – проверь почту. Я отправил тебе зазипованную музыку. Настоящую музыку.

Я: И она прямиком отправится в корзину.

Я улыбаюсь, отправляя это сообщение, и в этот момент в комнату входит Элли – как у нее получается так подгадывать?

– Кому пишешь? – Она пьет свой любимый сок, эту мерзость, и соломинка выпадает из ее рта, когда она ахает: – Вот это да! Джастину?

– Не-а, всего лишь Грэхему. Он опять достал меня до самого не могу.

– А что, вы теперь друзья? – поддразнивает меня Элли.

Я ошарашенно замираю. У меня на языке вертится категорическое «нет», но я чувствую, что это неправильный ответ, вспоминая, как мы провели последние два часа, как я разоткровенничалась с ним о своих проблемах с Кэссом, а потом пела ему серенады, будто трубадур. Если честно, Гаррет Грэхем не так уж плох, как я думала, пусть он временами и бывает невыносим.

Так что я печально улыбаюсь и говорю:

– Ага, наверное.





Глава 9





Гаррет


Грэг Бракстон самый настоящий зверь. Это почти центнер живого веса, а скорость и точность броска в один прекрасный день наверняка обеспечат ему контракт в НХЛ. Ну, только если лига захочет закрыть глаза на то, что он столько времени проводит на скамье штрафников. Сейчас идет второй период, и Бракстон уже заработал три удаления, одно из которых закончилось голом благодаря стараниям Логана. Потом Логан проехал мимо скамейки штрафников специально для того, чтобы самодовольно помахать Бракстону. Это большая ошибка, потому что теперь у Бракстона, которого выпустили на лед, в руках заточенный топор войны.

Он впечатывает меня в борт с такой силой, что у меня трещат кости, но, к счастью, я успеваю отпасовать и, быстро избавившись от тумана в голове, замечаю, как Такер кистевым броском отправляет шайбу в ворота «Сент-Энтони». Загорается табло, и даже стоны и свист зрителей не умаляют радости победы. Играть на чужом поле не так приятно, как на своем, однако я подпитываюсь энергией толпы, пусть и негативной.

Когда сирена возвещает об окончании периода, мы уходим в раздевалку со счетом 2:0 в нашу пользу. Все возбуждены тем, что за два периода противнику так и не удалось размочить счет, но тренер Дженсен не дает нам расслабляться. Пусть мы и впереди – он все равно не позволит нам забыть, что мы что-то делаем не так.

– Ди Лаурентис! – орет он Дину. – Ты позволил тридцать четвертому отшвырнуть тебя, как тряпичную куклу! А ты… – Тренер переводит сердитый взгляд на одного из наших защитников. – Ты дважды дал им оторваться! Твоя задача – следовать тенью за этими придурками! Ты видел, как Логан врезал им в начале периода? Я и от тебя, Рено, жду такой же жесткой игры. А ты что делаешь? Вертишь жопой, как баба на танцульках, и бедрышком нежненько их тюк, тюк. Хватит! Веди себя как мужик, врежь им!

Когда тренер перемещается в другую часть раздевалки, чтобы выдать еще одну порцию критических замечаний, мы с Логаном переглядываемся и усмехаемся. Дженсен крут, но он чертовски хорошо делает свою работу. Он хвалит, когда похвала заслужена, остальное же время давит на нас, чтобы мы стали лучше.

– Жестко он с тобой. – Такер сочувственно смотрит на меня, когда я поднимаю фуфайку и разглядываю левый бок.

Мое тело здорово пострадало, уже видно, как темнеет кожа там, где будет здоровенный синяк.

– Выживу, – говорю я, пожимая плечами.


Тренер хлопает в ладоши, подавая сигнал, что пора возвращаться на лед. Мы снимаем чехлы с коньков и выходим из раздевалки.

Едва выйдя на лед, я уже чувствую на себе этот взгляд. Я не ищу его среди зрителей, но я знаю, что увижу, если захочу. Моего отца, сгорбившегося на своем обычном месте на верхней трибуне, в бейсболке «Рейн-джерс», низко надвинутой на глаза, и с сжатыми в тонкую линию губами.

Кампус Сент-Энтони расположен не очень далеко от Брайара, а значит, дорога от Бостона заняла у отца целый час, но даже если бы мы играли товарищеский матч в нескольких часах езды, да еще во время сильнейшего за всю историю человечества снегопада, он бы обязательно приехал. Старик не пропускает ни одной игры.

Фил Грэхем, легенда хоккея и гордый отец.

Именно так, черт побери.

Я отлично знаю, что он приезжает не для того, чтобы посмотреть, как играет его сын. Он приезжает для того, чтобы взглянуть, как играет продолжение его самого.

Иногда я задаюсь вопросом, что было бы, если бы я облажался. Если бы я не научился кататься? Забивать? Что, если бы я был тощим и костлявым с координацией коробки для «Клинекса»? Или проявил бы способности к музыке? Или к химии?

Вероятно, у него случился бы удар. Или он убедил бы мою мать отдать меня на усыновление.

Я сглатываю кисловатый привкус горечи во рту и присоединяюсь к товарищам по команде.

«Забудь о нем. Он не важен. Его здесь нет».

Именно это я повторяю себе каждый раз, когда переваливаюсь через борт и мои коньки касаются льда. Фил Грэхем ничего для меня не значит. Он уже давно перестал быть мне отцом.

Проблема в том, что моя мантра не гарантирует надежной защиты. Да, я могу забыть о нем, убедить себя в том, что он мне безразличен. Но он-то все равно здесь. Он всегда здесь, черт побери.

Третий период очень напряженный. «Сент-Энтони» сражается не на жизнь, а на смерть, ребятам отчаянно не хочется проигрывать всухую. Симмс бросается в атаку сразу после вбрасывания, а Логан и Холлис удерживают соперников у синей линии и не пускают их к нашим воротам.

Пот заливает мне лицо и шею, когда мое звено – я, Так и старшекурсник по прозвищу Берди[21] идет в наступление. Защита «Сент-Энтони» – это слезы. Защитники надеются, что их нападающие откроют счет, а вратарь примет шайбу, которую они по бездарности впустили в свою зону. Логан сцепляется с Бракстоном позади наших ворот и выходит из схватки победителем. Берди передает шайбу Такеру, и мы втроем влетаем на вражескую территорию. У нас численное преимущество, и мы обрушиваемся на беспомощных защитников, которые даже не успевают понять, что происходит.

Ко мне скользит шайба, и рев на трибунах будоражит кровь. Бракстон, раздирая коньками лед, спешит ко мне, но я не дурак. Я передаю шайбу Таку и принимаю Бракстона на себя, мои же товарищи тем временем обманным движением выманивают вратаря и посылают шайбу мне для решающего броска.

Пущенная мою шайба влетает в ворота, и часы останавливаются. Мы побеждаем «Сент-Энтони» со счетом 3:0.

Мы вваливаемся в раздевалку. Даже у тренера хорошее настроение. Мы всухую разделали команду противника, приструнили это чудовище по имени Бракстон и добавили вторую победу в нашу копилку. Хотя еще только начало сезона, мы все уже видим себя звездами чемпионата.

Логан плюхается на скамью рядом со мной и принимается расшнуровывать ботинки.

– Так что за сделку ты заключил со своей репетиторшей? – Он задает свой вопрос как бы между прочим, но я-то хорошо его знаю, он спрашивает не просто так.

– С Уэллси? А при чем тут она?

– У нее кто-нибудь есть?

Вопрос застает меня врасплох. Логан имеет склонность к тощим, как жердь, и сладким, как сахар, девицам. Фигуристая и всезнающая Ханна в это никак не вписывается.

– Да, – настороженно отвечаю я. – А что?

Приятель пожимает плечами. Опять эта небрежность. И опять мне удается заглянуть поглубже.

– Она горячая штучка. – Логан делает паузу. – Ты на нее запал?

– Не-а. И у тебя не сложится. Она положила глаз на одного дебила.

– Они вместе?

– Нет.

– Но тогда она становится дичью, на которую можно поохотиться?

Я напрягаюсь, лишь чуть-чуть, думаю, Логан этого не замечает. К счастью, к нам подходит Кенни Симмс, наш вратарь-волшебник, и мы вынуждены прекратить разговор.

Я не могу объяснить, что меня так взбеленило. Я не влюблен в Ханну, но от мысли, что у нее будут какие-то шашни с Логаном, на душе появляется неприятный осадок. Наверное, потому, что я хорошо знаю, какой скотиной может быть Логан. Я уже и не сосчитаю, сколько раз видел, как поутру мятые телки с позором выкатывались из его спальни.

Меня бесит, когда я представляю Ханну в таком виде, с взлохмаченными волосами и распухшими губами. Вряд ли такое может случиться, но я все равно этого страшусь. Она вроде бы нравится мне. Она не дает мне расслабиться, а вчера вечером, когда я услышал ее пение… Че-е-ерт. В «Американском идоле» герои направо и налево разбрасываются словами типа «высота звука» и «тональность», но я совсем не разбираюсь в технических аспектах пения. Зато знаю, что от грудного голоса Ханны у меня мурашки бегут по спине.

Я прогоняю все мысли о Ханне и иду в душ. Все празднуют победу, и для меня наступает тот самый период, от которого меня трясет. Победа или проигрыш, отец все равно будет ждать на парковке недалеко от нашего автобуса.

Я выхожу из спорткомплекса. На плече болтается спортивная сумка с формой, волосы еще влажные. Кто бы сомневался: старик на месте, стоит у припаркованных машин. Его пуховик застегнут до самого верха, козырек закрывает глаза.

Логан и Берди идут по обе стороны от меня и обсуждают нашу победу. Берди резко тормозит, когда замечает моего отца.

– Хочешь поздороваться? – тихо спрашивает он.

Я слышу надежду в его голосе. Мои товарищи не понимают, почему я не кричу на каждом углу о том, что мой отец – тот самый Фил Грэхем. Они считают его богом, а то, что я был зачат им, автоматически превращает меня, как мне кажется, в полубога. Когда я поступил в Брайар, они донимали меня, требуя, чтобы я взял у него автограф, но я наплел им всякую чушь, типа, что мой отец свирепо оберегает свою частную жизнь, и, к счастью, приятели отстали от меня.