Самый мрачный рассвет

Боже. Я тоже этого хотела. С кем-нибудь. С кем угодно. Хотя это произошло бы только если бы я позволила человеку приблизиться ко мне, узнать меня. Во многих отношениях это казалось непреодолимой задачей, почти такой же сложной, как и узнать, кто забрал моего сына.

— В любом случае, — протянула я, чтобы оборвать их незримую связь.

Мама покачала головой, вероятно для того, чтобы прийти в себя.

— Я слышала пирог готов.

Мои плечи напряглись. Когда это перестанет причинять мне такую сильную боль? Однажды я прочитала в книге о скорби, что все это связано с первыми шажками ребенка, который сосредотачивает вас на каждом дне. Прошло уже десять лет, а я всё ещё чувствую, что будто заморожена во времени, не ожидая его возвращения домой, но и не зная, каким образом двигаться дальше.

Возможно, пришло время для более решительных шагов. Даже гигантских. Я больше не могла топтаться на одном месте. Однажды я проснусь и пойму, что в своём отчаянном бегстве от боли в настоящем, я позволила своему будущему пройти мимо меня.

Дерьмо, я уже позволила десятилетию моей жизни скользнуть в небытие.

Что если я никогда не встречу того, кто будет также любить меня, как мой отец любил маму?

Или даже почувствовать тот взгляд, которым Том смотрит на неё, как на единственную женщину, когда-либо увиденную им?

Если я продолжу идти по той же тропинке, совершая детские шажки один за другим, работая до изнеможения, чтобы избежать реальности, то возможно я умру на этой же самой тропинке — одинокая и несчастная.

Но как двигаться дальше, если всё, что ты хочешь — это вернуться назад?

— Шарлотта, — позвала мама. — Пора.

Она никогда не была так права.

Глубже вдохнув, я переплела свои пальцы с её, а затем снова посмотрела на фотографию Лукаса на камине.

— С днём рождения, малыш.

А потом мы вместе — все трое — вышли на улицу, чтобы разрезать именинный торт.

Том встал на моей стороне, делая всё возможное, чтобы закрыть меня от пристальных глаз Бреди, а моя мама держала меня за руку, пока я рыдала и пела самое печальное исполнение «С днём рождения», которое когда-либо пели. Менее чем через час, извинившись, я направилась домой, где моя собственная жалостливая вечеринка только начиналась.



Глава пятая.



Портер.



— О, оу, — растягивая слова, сказал Таннер, наблюдая за бурлящим горшочком красного соуса, гигантская самодовольная улыбка растянула его губы. — Я пролил его на мою рубашку.

Сжав затылок, я развернулся и продолжил путь за колонной операторов и звукорежиссеров.

Тихо пробормотал про себя:

— Ты всегда проливаешь что-нибудь на свою рубашку, мудак. Научись подносить эту чертову ложку ко рту.

Идея посмотреть на флирт Таннера с камерой, пока он готовил моллюсков, была первой с конца в списке моих приоритетов. Но чуть выше пункта «пыток с водой» и «подвешивания за пальцы ног». Разумеется, день был дерьмовым, но это был почти обычный день, особенно, когда я пришёл посмотреть, как мой брат устраивает стриптиз, снимая рубашку перед обожающими его фанатами.

Да. Он был шеф-поваром. Не Микки-Маус, конечно, но если вы спросите генерального директора канала «The Food Channel» — рейтинги будут на удивление похожими.

— И… снято! — крикнула директор, прежде чем повернуться ко мне с сердитым выражением на лице. — Ты должен прекратить болтать!

— Я ничего не говорил! — сказал я в свою защиту и солгал.

Я бурчал себе под нос, по крайней мере, полчаса. Она уже угрожала мне, что выбросит из команды. Но на самом деле всё это было оправдано. Я не режиссёр, и абсолютно не знал о готовке, но даже я мог сказать, что он ничего не перемешивает в горшочке.

— Я могу слышать тебя! Мы все можем. — Она обвела руками студию моего брата, указывая на команду операторов, которые кивнули в ответ.

Я решительно скрестил руки на груди, притворяясь абсолютным невежеством.

— Извини, даже не знаю, о чём ты говоришь. Может, это был кто-то другой.

Её глаза округлились, а губы начали безумно подёргиваться, отчего стало казаться, что женщину настиг некий припадок.

— Хорошо, хорошо, — вмешался Таннер, сдирая с себя фартук. — Андреа, можешь дать нам минутку?

Она неотрывно смотрела на меня, но её слова были адресованы моему брату.


— Конечно, если вы пообещаете избавиться от него, когда закончите.

— Избавиться от меня? Ты шутишь? — я показал пальцем на Таннера, а потом ткнул им в свою грудь. — У нас с ним одна ДНК. А ты хочешь его…

Таннер грубо толкнул меня в плечо, заверив девушку:

— Я избавлюсь от него.

— Чёрт тебя дери! — вернул я, но только потому, что был зол. Я хотел уйти сильнее, чем она хотела от меня избавиться.

Покачав головой, он вынул пачку сигарет из кармана и вывел меня на крыльцо.

— Пошли. Выкладывай. У меня есть всего минута, чтобы разгрести твоё дерьмо, поэтому говори быстрее.

— Она ведьма, — проворчал я, подбородком указав на женщину, кричащую приказы кому-то с другой стороны раздвижных стеклянных дверей.

Щёлкнув зажигалкой, он выпустил оранжевое пламя, прикурив сигарету, зажатую между его губ, и продолжил говорить:

— Удивительный режиссёр, скромница в постели, но безумнее чем огненный тигр. Я предлагаю тебе не злить её больше.

Погрузив ладонь в мои густые светлые волосы, я совершенно серьезно спросил:

— Должен ли я беспокоиться о том, что ты видел огненного тигра?

Брат усмехнулся:

— Возможно. Но давай сначала поговорим о твоём дерьме. Рассказывай, из-за чего ты болтал глупости и расхаживал туда-сюда, как папа в тот день, когда мы поцарапали случайно его машину «Vette»?

Я рассмеялся.

— Да, ладно. Я не похож на отца.

В его невинных голубых глазах, которые уставились в мои, плясали искорки смеха.

— Вероятно, это потому что у тебя никогда не будет таких «шаров», чтобы купить подобную машину. Дребезжать на стареньком «Tahoe» не одно и то же, — усмехнулся он и выдохнул густое облако дыма через нос.

Я помахал перед лицом, отводя дым в сторону.

— Ты засранец. Но мне нужна твоя помощь.

Его улыбка стала шире.

— Прааааавдааа?

Я мысленно застонал. Я ненавидел просить его о всяком дерьме. Всегда было одно и то же: песня, танец, но если я хочу заполучить эту доктор Миллс, то мне нужен Таннер, и эта игра стоит свеч.

— Что ты делаешь в субботу?

Он наклонил голову в сторону и осторожно поглядывал на меня.

— Наверное, не то, о чём ты меня попросишь.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что приготовил.

Я потратил утро, заказав миллиард фунтов мяса (грубое преувеличение) и позвонив четырём из наших су-шефов, чтобы они приготовили котлеты для бургеров, макароны с овощами, картофельные салаты и кучу других невероятных блюд для пикника, которые Таннер никогда бы не позволил подать в ресторане.

— Я и без того нужен тебе для приготовления пищи каждый день. Серьёзно, я не могу смотреть, как ты питаешься одними бутербродами с арахисовым маслом и джемом, не чувствуя при этом отвращения, но что такого особенного произойдёт в субботу?

— Я пытаюсь записать Трэвиса на встречу с тем новым пульмонологом, поэтому я вызвался организовать фуршет на «Весеннем празднике».

— И ты думаешь, что появление знаменитого шеф-повара Таннера Риза заинтересует её?

Я закатил глаза.

— Твоя скромность поражает. Нет. Мне не нужно, чтобы знаменитый Таннер Риз что-то делал. Я сам, однако, мне необходимо твоё появление, будь очаровательным и приготовь буквально чертову дюжину этих гамбургеров. Хотя, если кто-то попросит автограф, дай его. Только, пожалуйста, ради всего святого дождись, чтобы тебя действительно об этом попросили. Ужасно наблюдать, как вы выхватываете коктейльные салфетки из рук людей каждый раз, когда покидаете кухню. Ты понятия не имеешь, сколько их этих коллекционных вещей вынужден выбрасывать персонал каждую ночь.

В этот раз была его очередь закатить глаза.

— Однажды. Однажды. — Он остановился и долго смотрел вдаль на живописный пруд, волнующийся во дворе.

Мне всегда нравился этот старинный дом с его огромными верандами, чащами дубов и громаднейшей плачущей ивой, украшающей переднюю лужайку. Это был идеальный дом, чтобы растить в нём семью. Поэтому для меня был ошеломляющим тот факт, что именно брат из всех других людей купил этот дом два года назад.

— Нет, — рассеяно сказал он.

— Ты о чём?