Русский брат. Земляк

Постепенно пассажиры разбредались по салонам и служебным отсекам. Кто-то осматривал багажное отделение, кто-то следом за маршалом заглянул к пилотам. В отличие от тех государственных мужей, которые обожают позировать за штурвалом стоящего на земле самолета, на капитанском мостике пришвартовавшегося авианосца или на горном пограничном хребте в двадцати метрах от шоссейной дороги, маршал не страдал неутолимой жаждой всенародной любви. Поздоровавшись с экипажем, он бегло, наметанным глазом осмотрел приборную доску.

— Как слушается?

Пилоты, испытатели были военными летчиками, поэтому для них не имело смысла ни очернять самолет, ни приукрашивать положение дел.

— Чуткая машина, товарищ маршал. Хоть на высший пилотаж выходи.

— Глубокую регулировку оборотов пробовали?

— Отслеживает моментом.

Маршал уже пять лет как ушел с должности главкома ВВС, но пилоты по-прежнему видели в нем командира.

— Ладно, не буду отвлекать.

Зиба и Левченко бродили по аэробусу разными траекториями. Фээсбэшник уже успел освободиться от фотоаппарата, который на самом деле представлял собой не более, чем корпус. Аппарат висел теперь на плече у Зибы, а спрятанный внутри набор инструментов перекочевал в карман Левченко. Пора было начинать разыгрывать разработанный майором и согласованный с Фатеевым сценарий.

Зиба с демонстративной решительностью направилась к наглухо задраенному люку, который находился в дальнем конце багажного отделения. Если судить по сборочным чертежам, он предназначался для ремонтных и профилактических работ. Заметив явно выраженный интерес, к ней приблизился один из молодых людей, чем-то напоминающий менеджера в торговом зале.

— Вам нужна помощь? — любезно осведомился он.

— Да. Помогите, пожалуйста, открыть этот люк.

В первый момент молодой человек решил, что гостья неудачно шутит.

— Зачем вам туда? Темно, перепачкаетесь в смазке.

— Не страшно. Я готова, — ответила Зиба с легким акцентом иностранки, хорошо владеющей русским языком.

— Очень жаль, но это исключено.

— Какого черта вы приглашаете корреспондентов, если намерены контролировать каждый их шаг? Опять старые советские игры?

Она сделала заведомо безуспешную попытку открыть люк.

— Есть общепризнанные нормы безопасности, — собеседник осторожно попытался взять ее за локоть. — Может быть, по завершению полета, если вы обратитесь за разрешением…

Зиба заявила, что не хочет тратить время на бесполезные дискуссии. К этому времени подоспел и первый зам.

— Какой-то абсурд. При всем уважении к вашему агентству…

— И это называется свободой слова?! — кричала Зиба во весь голос. — Это называется создавать условия для прессы? Я напишу в своем материале, как ваша фирма благополучно использует опыт КГБ.

— Пожалуйста. Только укажите точно, в чем именно вам отказали.

Шум скандала привлек всеобщее внимание. Никто не заметил, как один из пассажиров зашел в туалет в хвостовой части самолета и заперся изнутри.

Похоже было, что туалет еще ни разу не использовался по назначению. По стерильности он не уступал операционной плюс приятный запах хвойного дезодоранта. Левченко достал набор инструментов и стал снимать одну из панелей обшивки. За ней располагался кожух с пучком силовых кабелей внутри. Когда майор приступил к работе, аэробус пошел на второй круг.

Конфликт в багажном отделении тем временем не утихал. В роли американской корреспондентки, считающей, что везде и повсюду она имеет право доступа, Зиба выглядела очень убедительно. Правда, принципы информационной свободы она явно не распространяла на собратьев по профессии. Репортеру из «НТВ», который пытался запечатлеть скандальчик для программы «Сегоднячко», она чуть было не разбила камеру. Взрыв ярости получился таким естественным, что сомнений в его подлинности ни у кого не возникло.

— Женская логика в чистом виде, — поделился с кем-то из знакомых обиженный репортер.

Сняв кожух, Левченко осторожно уложил его на пол. Теперь в полу туалетной комнаты открылся просвет — отверстие для пучка кабелей было сделано с запасом.

«Просочусь или нет? — спросил себя Левченко.

На чертеже отверстие выглядело более гостеприимно.

Присесть, опустить ноги. Теперь опереться руками о пол. До пояса все просочилось. А вот дальше туговато.

Ничего — джинсовую рубашку надо в любом случае снимать, да и штаны тоже. Потом объявишься в салоне весь в пятнах… Посмотрим как теперь.

Левченко задрал руки вверх как прыгун с трамплина. Края отверстия никто, конечно, не подумал аккуратно зачистить — заусенцы ободрали плечи. Он скатился по гладкой наклонной поверхности — внутренней поверхности днища.

Здесь было, мягко говоря, холодновато. Даже у майора, который зимой мог окунуться в прорубь, застучали зубы, мышцы напряглись и словно окаменели. Надо дальше, в отсек гидравлики — там поддерживается нормальная температура, иначе масло станет слишком вязким.

Своих шагов по днищу Левченко не слышал — здесь не было звукопоглощающих покрытий, как в пассажирских салонах, и рев двигателя молотил в барабанные перепонки. Стальные клепаные листы под ногами вибрировали, и эта вибрация сливалась с дрожью его собственного тела…

Ситуация с «американкой» более или менее разрядилась, когда самолет стал заходить на посадку. Даже Зиба не могла больше искусственно поддерживать напряжение. Все уже было сказано, выкрикнуто, обещано. Повторять по третьему кругу? Кто-нибудь да заподозрит неладное.

Она выдохнула воздух и плюхнулась в мягкое кресло.


Маршал, который не поднялся с места за все время «концерта», по-отечески улыбнулся и показал на поднос с бокалами минералки — мол, горло промочи. Журналистская братия, нахватавшись материала, ожидала посадки. Зам генерального конструктора досадливо морщился — прикидывал, как исправить положение. Фирма рассчитывала получить заказы от авиакомпаний в Азии и СНГ. А ведь нет такой страны, где не черпали бы информацию из дайджестов Ассошиэйтед Пресс.

Двое наблюдающих за порядком товарищей, стараясь никому не мозолить глаза, пересчитывали пассажиров на борту. Кого-то не хватало, они просмотрели все помещения, пока, наконец, не догадались заглянуть в туалеты. Одна из трех дверей была заперта. На стук отозвался мужской голос.

— Извините, — попавший в историю молодой человек старался говорить как можно вежливей. — Но мы идем на посадку.

— Я тут обновил ваше заведение, — пошутил мужчина изнутри. — Сейчас выхожу.

Левченко уже восстановил кожух и панель обшивки на прежнем месте и сейчас ожесточенно тер мылом лоб, смывая улики в виде масляных пятен.

Когда он появился в салоне, у Зибы отлегло от сердца — все в порядке. То есть, строго говоря, совсем наоборот, если иметь в виду клапан. Теперь осталось ждать неприятностей.

Со слов Левченко она поняла: катастрофы в полном объеме не предвидится, но основательной встряски не миновать. Его присутствие на борту было гарантией того, что у них есть достаточно много шансов выкарабкаться.

Она выглянула в иллюминатор: земля стала гораздо ближе. Аэродром не видно — скорей всего он впереди по курсу. Вдруг она почувствовала, как самолет выровнялся в прежнее горизонтальное положение — уклона на посадку больше не было. В подтверждение верности ее наблюдений зам генерального срочно отправился к экипажу.

Вернулся он с почерневшим лицом.

— Что случилось? — встревожился маршальский адъютант.

«Родитель» «Русича» сидел неподвижно, будто не слышал вопроса. Судьба его детища повисла на волоске, и этот волосок истончался с каждой секундой. Наконец, он заставил себя посмотреть вокруг и первым делом увидел вопросительный взгляд маршала. Скрывать происшествие не имело смысла. Члены комиссии могли все различить с земли.

— Мы дважды не выпустили шасси. Вернее выпустили — наполовину.

Маршал вздохнул. В это момент он подумал не о собственной безопасности, а о престиже российской авиации — поторопились, черт возьми, с корреспондентами.

— Пошли поглядим.

Командир экипажа сам прогонял тест гидравлики.

— Давление в норме, — доложил он Шмелеву.

— Попробуйте еще раз.

Но датчики упорно показывали, что шасси застряло в промежуточном положении — ни туда, ни сюда.

— Придется кружить, пока не выработаем топливо.

Заместителю генерального захотелось сесть на пол кабины и закрыть глаза.

Не прошло и минуты как новость распространилась среди немногочисленных пассажиров аэробуса. После некоторого замешательства началась паника. Кто-то метался от одного иллюминатора к другому, кто-то вжался в кресло, обхватив голову руками.

— Пусть кто-нибудь скажет где лучше находиться: в хвосте или на носу?

— …Я же хотел на «транспортник», а эта тварь меня перебила!

— …Где командир экипажа? Кто-то должен в конце концов официально объявить, что происходит?

— …А там ничего нельзя отремонтировать?

«Отличница» из «ТВ-6» заранее заняла место у аварийного выхода, готовая отстаивать его ногтями и зубами. Адъютант маршала запихивал под китель мягкий матрасик из люльки для малышей, рассчитывая таким образом самортизировать удар. Бледный как полотно репортер «НТВ» нетвердыми руками снимал происходящее на борту.

— …Чем меньше останется бензина, тем меньше вероятность пожара.

— …Все зависит от пилотов — самолет может сразу переломиться пополам.

— Заткнитесь, не каркайте!

— …Камера в любом случае накроется. Пятнадцать тысяч баксов.

— …Следите за маршалом. Где он, там наверняка безопаснее всего.

— Надо лечь на пол посреди прохода.

— Тоже мне грамотей — чтобы потом расплющило о потолок?

— Лучшее место под сиденьем. Ложиться на бок и поджимать колени.

— Голову и шею как следует замотать. Хотя бы занавесками.

— Страна Советов, черт бы вас всех побрал.

Однако последняя идея многим пришлась по душе, и скоро больше половины пассажирского состава напоминали то ли бедуинов, то ли кукол с тряпичными головами.

Максиму и Зибе тоже следовало поволноваться. Он приобнял ее за плечи, притянул к себе. Неожиданно напарница резко высвободилась.