Русский брат. Земляк

— Почему здесь нет ничего о российском масонстве? — спросил Левченко.

— Что? — переспросил Каллистратов, успевший уже закрыть объемистый файл.

Садясь за компьютер, он погружался в барокамеру полного одиночества.

Майор повторил вопрос.

— Все, относящееся к России, в другом каталоге, — ответил хозяин. — Россия — особенная страна.

Левченко осматривался, ища следы визитеров. Оторвавшись от экрана, Каллистратов заметил особый прищур фээсбэшника.

— Ну и как? Наведывались?

— Если да, то очень деликатно. У тебя нет дома никакого инструмента?

Каллистратов недоуменно пожал плечами. Майор отправился на кухню и вернулся с широким ножом. Отодвинул от стены диван и, присев, поддел плинтус. Тот отошел на удивление легко.

— Самая верная примета. Отодрали, потом аккуратно вернули на место. Но гвозди, попадая в старые дырки, держат уже слабо.

— Почему плинтус? — наивно поинтересовался Каллистратов.

— Стандартное место, где дилетанты прячут самое важное. Ты держал что-нибудь дома?

— Что я мог держать? — Олег смотрел на комнату с ужасом и некоторой брезгливостью, как на обесчещенную, изнасилованную женщину.

Теперь ему всюду мерещились чужие мерзкие запахи, грязные следы, сальные отпечатки пальцев. Неужели кто-то перебирал его одежду, книги, бумаги, заглядывал в холодильник. Может быть даже успел помочиться в унитаз, если обыск затянулся.

Каллистратов сел на пол и закрыл глаза, прислонившись спиной к стене.

— Позвонить Алле? — спросил Максим. — Я не взялся решать за тебя.

— Выходит, они использовали меня на все сто, — мрачно произнес человек, который еще утром не чаял освободиться из заключения.

— Не переживай, — Левченко дотронулся до его плеча. — Наше дело правое.

«Правое? — переспросил себя майор. — Шут его знает на что придется пойти — ведь нужно завоевать их доверие. Заделаться «братом» — никак не меньше. Где та грань, дальше которой нельзя идти? Иначе маску не сможешь потом отодрать от лица. Перед каждым, кто хочет стать своим среди чужих, рано или поздно встает этот вопрос. Одно дело — разведчик по ту сторону фронта, когда война гремит где-то далеко. И совсем другое, когда линия фронта везде и нигде. Сегодня в ресторане, завтра на частной квартире, послезавтра в офисе, в кабинете следователя, в аэропорту. Когда деньги, власть, человеческие жизни здесь, рядом с тобой ставятся на кон.»

— Мне нужно заскочить домой, — сказал Левченко. — Вставай, я не могу оставить тебя в таком виде.

— Они получили все в готовом виде, — угрюмо бормотал Каллистратов. — Все, что я процеживал по крупицам, ради чего садил себе зрение.

— Ты разве не вводил в компьютер пароль? — майор сел за чужое рабочее место и провел пальцами по клавиатуре.

— Это детские игрушки, которые колятся за полчаса.

— Давай-ка я запущу «Doctor WEB», эти ребята могли и вирусом наградить. Начнем с того, что скопируем твои файлы на дискеты. Одной хватит?

Все-таки Каллистратов нашел в себе силы подняться. Максим знал — он не выдержит долго наблюдать, как «человек действия» хозяйничает за компьютером. Главная цель — занять хозяина делом — была успешно достигнута. Теперь за него можно не опасаться.

Максим уже стоял в дверях, когда Каллистратов с некоторым разочарованием сообщил:

— Ничего не показывает. Сейчас проверю на «стелс».

— Я таких что-то не слышал.

— Вирусы-невидимки. «Стелсом» назывался американский самолет-разведчик.

— Это уж я помню. Положено было знать.

Олег действительно испытывал нечто похожее на разочарование. Ему так хотелось выявить заразу, обрушиться на нее всей мощью антивируса, хоть в чем-то очистить свой дом.

Левченко уже сбежал вниз по лестнице к своему «Фольксвагену». Хотя бы раз в день надо заскочить домой. Мать отключает телефон, чтобы не отвлекаться от телевизора. Она не любит, когда ей напоминают о больном сердце. Поэтому звонки сына раздражают ее.





* * *


Левченко никогда не находил в себе положенной любви к матери. Любовь может ухватиться даже за крошечный выступ на отвесной скале, но мать в этом смысле представляла собой нечто абсолютно гладкое.

Максим вспоминал себя вечно запертым дома, брошенным в одиночестве ребенком. Часами он исследовал квартиру, чтобы обнаружить под диваном шарик от настольного тенниса, между страницами книги глянцевую фотографию киноактера, в жестяной банке с остатками гречки — таракана.


Наконец, возвращалась мать. Максим знал, что кидаться к ней нельзя ни в коем случае — получишь в ответ резкую раздраженную отповедь. Иногда мать доставала из сумочки карамель, только однажды она принесла шоколадную конфету. Потом, прямо из прихожей, направлялась в ванную — расслабиться в горячей воде. Следующими на очереди были кофе с сигаретой и журнал «Иностранная литература».

В детстве она казалась Максиму загадочной, неприступной, потом он понял, что за равнодушием и отстраненностью нет ничего, кроме птичьего ума размером с лесной орех и замороженного сердца. Мать смотрела на окружающих людей, как на вещи — удобные или неудобные для использования. Ребенок явно не годился ни для чего.

Тогда в нем впервые заговорило невесть откуда взявшееся, от кого полученное в наследство чувство долга. Может быть от отца, который служил на Дальнем Востоке? Он появлялся раз в год, брал Максима с собой в ресторан. Заказывал много вкусной еды, обязательно бутылку водки и коньяк в графине.

За едой давал сыну множество полезных советов: как вести себя с друзьями, с женщинами, с подчиненными, с начальством. Ни в девять, ни в четырнадцать лет для Максима эти советы были не слишком актуальны. Для отца это не имело большого значения. Он давал советы со вкусом, в афористичной манере:

— Никогда не пей с подчиненными.

— Ни одна женщина не должна точно знать, сколько у тебя денег в кармане.

— Не рассчитывай на женскую верность — женщина это кошка, а не собака.

— Не принимай близко к сердцу все, что говорит начальство. Начальству нужен не специалист, а лично преданный человек. Сегодня тебя специально пошлют матом, а завтра поинтересуются — как ты высказывался в узком кругу.

Между делом отец не забывал рекламировать вкусовые качества заказанных блюд.

— Давай наворачивай, у матери ты этого не увидишь. Ешь мясо, пока горячее. Попробуй пива — пару глотков можно.

Максим чувствовал, что ни одному из своих правил отец в жизни не следовал. Это были советы неудачника, человека, у которого все складывалось паршиво. Приняв грамм двести, он начинал жаловаться, что служит в богом забытой дыре, что прошли все сроки, а он еще только капитан.

— Не давай никому в долг и сам не бери — испортишь отношения с лучшим другом.

— Никогда ничего не проси, если не уверен, что дадут.

Максим многое не понимал в потоке советов, но все аккуратно запомнил. Потом он оценил их беспристрастно — большей частью это были общие места, каждое из которых отцу пришлось испытать на своей шее.

Нет, чувство долга Максим никак не мог позаимствовать от отца. Оно просто спало, а потом проснулось в назначенный срок. Подбородок приподнялся. Взгляд, всегда стремившийся ускользнуть вбок, зафиксировался. Он не знал еще названия этой истине, но понимал: должны быть люди, несущие на себе груз. Невзирая ни на что они выполняют полученное при рождении задание.

Если мать не желает тебя знать, ты должен соблюдать обязанности сына. Если Родина не дает вперед никаких авансов, если она глядит неустроенно, хмуро, дождливо, ты должен строго и непреклонно следовать долгу солдата…

Отперев дверь ключом, Левченко увидел мать на привычном месте у телевизора.

— Это ты? — спросила она, не оборачиваясь. — Лошадиная голова еще не объявилась?

Ее волновала не опасность, которую предвещала сыну кофейная гуща, а точность предсказания.

Левченко вспомнил одного из «гостей», наведавшихся к секретарше Самохина.

— Объявилась. Ничего, отделался кое-как.

— Вот видишь. А ты, между прочим, отнесся скептически.

«Конец века, конец тысячелетия, — подумал Максим. — Снова, как столетие назад, астрология, оккультизм, гипноз, знахарство, увлечение восточными учениями и предсказаниями будущего. Может быть и оживление масонства в этом ряду — оживление мумифицированного трупа, который здесь, в России, годился только для музея. Если нет? Западные спецслужбы? Сомнительно — у них другие методы. Тут не поиск информации, тут действует кто-то с серьезными претензиями на власть.»

— К тебе заезжал молодой человек очень приятной наружности. Жаловался, что нельзя дозвониться. Я объяснила, что отключаю телефон — пусть звонят на работу.

— Не всем это удобно, — мирно ответил Левченко. — Что он хотел?

— Сказал, что за билетами на самолет нужно зайти сегодня, до шести вечера. Собрался в дорогу?

— Нет. Но за билетами заскочить надо.





Глава одиннадцатая. Казначей




Обе заинтересованные стороны — милиция и солнцевская мафия — подошли к расследованию с большой ответственностью. «Солнцевские» не вмешивались в сбор материалов на месте преступления, разве что постарались заполучить результаты отчета и данные баллистической экспертизы.

Оружие было брошено на месте — естественно, без отпечатков пальцев. Здесь же валялись три гильзы, соответствующие трем пулям, извлеченным из трупа. Убийца не сделал попытки проверить наличие в кармане жертвы денег или документов. Хладнокровный контрольный выстрел в затылок вроде бы указывал на профессионала. Хотя в последнее время этот стиль освоили практически все — его достаточно популяризовали пресса и телевидение.

Зато мафия наверстала свое при опросе свидетелей — он проходил в четыре руки. Жильцам близлежащих домов не давали покоя: людей в форме сменяли мрачные личности с тяжелыми подбородками и еще более тяжелыми взглядами. Если первые туманно грозили неприятностями, то вторые быстро срывались на матерную ругань и крик. Доходило до того, что женщин таскали за волосы, мужиков били в пах, пожилым обещали заказать гроб.

При всех затраченных усилиях ценного набралось немного. Кто-то обратил внимание на подозрительную особу с полной сумкой через плечо. На вопрос: «Что же в ней было подозрительного?» свидетель долго морщил лоб, потом сообщил, что женщина двигалась слишком уж прогулочной походкой при тяжелой ноше. И главное: свернула не к арке, а в противоположную сторону — хотела сбить с толку.

Припертые к стенке люди вспоминали о самых разных обстоятельствах. Некто в длиннополом плаще быстро юркнул в подъезд. Странный тип в защитных очках гулял с собакой. Зачем они ему поздним вечером? Ретивые «деятели» из мафии наконец-то сообразили, что угрозы дают только обратный эффект. Набиралась целая куча взаимоисключающих свидетельств, которые не стоили ни гроша.

Еще эта собачонка. Все соседи удивлялись тому, что ее не оказалось рядом с хозяином. Каким бы карликовым не был пудель, но инстинкт у всех собак один. Пенсионер, чья квартира находилась прямо над аркой, на пятом этаже, клятвенно заверял, что видел прокурорского любимца на руках у мужчины, заскочившего в троллейбус. Мысль о том, что убийца взял пуделя себе выглядела слишком нелепой — ее единодушно отвергли и штатные, и самодеятельные следователи.