Распятые любовью

– Можно ведь было и промолчать! – заметил я.

– Это для тебя так просто, – возразил лейтенант, – из нас всю эту дурь вытряхнули, а раньше для верующего человека обмануть попа, это всё равно, продаться дьяволу. Верующий человек не мог себе такого позволить. Зависимость была страшная. Ты думаешь, зря после революции гулял лозунг «Религия – опиум для народа»? Конечно, было оболванивание народа, церковь сильно перегнула палку. Кстати, священник во время исповеди четыре раза в год задавал прихожанам наиглупейшие вопросы, такие как «Свой язык в чужой рот вложил, или в естество жене тыкал?», «Уд свой дал жене лобызати?».

Сообразив, что такое «уд», я рассмеялся.

– Неужели это серьёзно? – усомнился. – Были такие вопросы?

– Были-были, – ответил Виталий, – прабабка рассказывала, как она выходила от священника, сгорая от стыда. Такие иногда вопросы задавал, что некоторые молодые девки в обморок падали. Но попы не понимали, что зачастую они подсказывали своим прихожанам грехи, о которых те и не подозревали. Они потом приходили домой и начинали экспериментировать. Вот тебе и воздержание. Что касается нашей темы, то называлось это «мужеблудием». Жёстко наказывали женатых и взрослых товарищей, к подросткам относились мягче. Но на исповедях попы и тут отрывались. Послушай, сами по себе вопросы просто сказка: «Не пался ли от своей жены с мужеским полом?», «Не толкал ли седалищем в игре друга?», «Грех есть мочиться с другом, пересекаясь струями».

– Слушай, а как же лесбиянки? Их-то наказывали? И вообще, церковь считала это грехом?

– Если ты заметил, у нас даже сейчас в стране нет наказания за лесбиянство, хотя это ведь тоже гомосексуальные отношения. Церковь смотрела на их развлечения сквозь пальцы, главное, чтобы не была нарушена целка.

Виталий замолчал. Затем посмотрел на меня, набрал полные лёгкие воздуха и, резко выдохнув, вдруг игриво произнёс:

– А не пора ли нам, толкнуть друг друга седалищами?

Я рассмеялся, лейтенант потянулся ко мне, обнял, опустил руку мне между ног и наши губы слились в страстном поцелуе.



* * *



За несколько месяцев до моего дембеля Виталий зашёл ко мне в клуб днём и объявил, что его отправляют служить на материк.

– Как? Тебе же ещё полгода служить! – удивился я.

– Особый отдел, – немногословно ответил он.

– А причина?

– Всё та же! – уклончиво ответил он и пожал он плечами.

– Поделись.

– Год назад, ещё до нашего с тобой знакомства, я бухнул… Ну, в смысле, не просто бухнул, а…

– Я понял.

– Там, на аэродроме, я был помдежем, ну и… В общем, парень этот перед дембелем попросил у меня денег взаймы, я ему объяснил, что сам живу от зарплаты до зарплаты. Короче, не дал ему денег, да мне и нечего было давать. Ну, он, уходя на дембель, видимо, стуканул нашему особисту.

– Почему ты так думаешь? – спросил я удивлённо.

– Уверен, – тяжело вздохнул Виталий, – знает детали, а они были известны только мне да солдату. Особист так и сказал, я тут педерастию не потерплю. Лучше, говорит, от греха подальше поезжай в другую часть. Грозил 121 статьёй уголовного кодекса.

– А куда переводят?

– В Приморье. Да ладно, какая разница. Дослужу как-нибудь, вот возьми, это мой адрес и телефон, там сейчас родители живут. Захочешь, найдёшь. Может, ещё повидаемся. Хотелось бы. Спасибо тебя, Боря. Я никогда тебя не забуду.

– Взаимно, – ответил я, и мы крепко обнялись.

Адрес и телефон я потерял, больше мы с моей подружкой лейтенантом авиации в розовых трусиках никогда не виделись.



Глава 17



После дембеля я решил воспользоваться случаем и остался работать на Севере. В те времена там можно было неплохо заработать и накопить деньжат на будущее. Профессия водителя пригодилась и на гражданке, но она оказалась малооплачиваемой. Один знакомый посодействовал в моём трудоустройстве – меня взяли столяром сборщиком мебели на Колымский мебельный комбинат. Работа хоть и на Колыме, но зато в тепле и самое главное, при выполнении плана, весьма доходная. Я когда получил первую заплату, не поверил своим глазам. Сразу вспомнил Жору-итальянца, когда тот отвалил мне денег на полгода вперёд.

«Ну, вот и я разбогател, – мысленно произнёс я. – Буду работать, пока не накоплю себе на дом или квартиру. И машину куплю…».

Планов у меня зародилось громадье. И всё шло хорошо. Работал, много читал, занимался самообразованием. Понемногу пописывал, стали появляться рассказы, стихи, замахнулся даже на повесть. А тут началась перестройка, жить стало веселее. Литературы повалилось прямо потоком: Булгаков, Приставкин, Дудинцев, Некрасов, Замятин, Платонов, Пастернак, Рыбаков, Ахматова, Набоков, Солженицын, Шаламов, Бунин… Читай – не хочу.

Фольклор тоже обогатился соответственно. По стране гуляла новая частушка:



По России мчится тройка:

Миша, Рая, перестройка!


Водка – десять, мясо – семь,

Охренел мужик совсем!



Вместо слова «охренел» часто, конечно, употреблялось более крепкое словцо, но смысл здесь вполне понятен и в облегчённом варианте.

Я вёл аскетичный образ жизни. Копил деньги на дом и машину. И всё же, что говорится, всех денег не заработаешь, потому я раз в год летал в отпуск в родные места. Проведывал родителей, друзей, привозил им на презент красной рыбы, матери и бабе Тане подарил даже по песцовой шапке, отцу – унты на собачьем меху. Прямо такой коробейник приезжал домой, мне нравилось дарить подарки, нравилось что меня принимают и родные, и друзья за богача.

– Когда же ты, сынок (внучок) женишься? – спрашивали мама и бабушка. – Хочется внуков (правнуков) уже понянчить.

– Куда торопиться? – смеялся я. – Сначала нужно, так сказать, очаг организовать.



Бывая в отпуске, я несколько раз заезжал к Георгию, но встречи не получалось. «Наверное, по своим загранкомандировкам шастает, – думал я, – вот же везёт человеку. До пенсии весь мир увидит…».

И вдруг в очередной раз после моего звонка в его дверь с обратной стороны щёлкнул замок и. Внутри меня всё оборвалось, мне показалось, что дверь с той стороны отворяли, если не целую вечность, то с полчаса точно. Я мысленно представил красавца Жору, в домашнем халате, а, может, в костюме или галстуке, в зависимости от его занятости и планов на день. Наконец-то дверь отворилась, на пороге стоял маленький лысый толстячок с выпученными, как у стрекозы глазами.

– Здравствуйте! – поприветствовал я мужчину. – Хотелось бы увидеть Жору… Георгия…

– Лопарева? Георгия Игоревича? – подсказал незнакомец.

– Да-да, – радостно закивал я, надеясь, что встреча наша с Жорой всё же скоро состоится.

– А вы кем ему приходитесь? Родственник? – полюбопытствовал толстячок.

– Нет, – смутился я, – просто знакомый, друзья мы. – Он здесь? Не в командировке?

– Он сменил место жительства. Уже как полтора года. Теперь здесь живёт моё семейство. Я, жена, сыновья…

– Извините, – я чуть было не ушёл, но решил спросить: – А адрес? Адрес вы его не знаете?

– Нет, я не знаю его адреса, но погодите, молодой человек, я сейчас позвоню на работу сыну, он, по-моему, записывал. Минуточку, – мужчина исчез за дверью, предварительно её прикрыв.

Новый хозяин квартиры появился минут через пять.

– Пардонюсь, уважаемый, дозвонился не сразу. Сын будет минут через десять-пятнадцать, коллега сказал, что он сейчас в пути домой, на обед едет. Подождёте?

– Да-да, конечно, – закивал я. Войти в квартиру мужчина мне не предложил. Я остался ожидать на лестничной площадке.

Действительно примерно через пятнадцать минут к бывшей квартире Георгия подошли двое моложавых милиционера.

– Здравствуйте, – один приложил руку к козырьку, – вы Лопаревым Георгием Игоревичем интересуетесь?

– Да я. А вы сын хозяина квартиры?

– Почти! – усмехнулся милиционер. – Отчим мой. Ваши документы.

– Понятно, – ответил я, протягивая паспорт, затем спросил: – Так это вы должны мне дать адрес Георгия?

– Да-да, конечно, но пройдёмте с нами, товарищ, – положив мой паспорт себе в карман, предложил пасынок толстяка и взял меня под руку.

– Куда? – испуганно воскликнул я.

– Да вы не волнуйтесь, проедем в отдел, мы должны вам показать кое-какие фотографии.

– Что за фотографии, – теперь я испугался не на шутку. – Вы точно из милиции?

Милиционеры рассмеялись, первый сунул мне в нос удостоверение личности, которое я раньше и в глаза никогда не видел.

– Не бойтесь, полчаса делов, – мы прошли в машину, поджидающую нас у подъезда, милиционер продолжил: – Георгия Игоревича недавно обокрали, и мы теперь всех его знакомых опрашиваем, так, на всякий случай.

Я немного успокоился, но колени всё ещё дрожали. Через несколько минут мы уже входили в милицейский кабинет. Внутри кабинета милиционер сменил тон и, кивнув на стул, грубо приказал:

– Падай сюда!

Он сел напротив, раскрыл мой паспорт, положил его перед собой, полистал, посмотрел некоторые страницы через лупу, затем долго-долго смотрел мне в глаза. Я не выдержал и опустил взгляд вниз.

– Ну, так что, Борис Сергеевич, рассказывайте, чем вы с Жорой занимались?

– В каком смысле? – опешил я. – Что значит, чем занимались?