Работа над ошибкой

– Думаю, я не заслужил.

Дед Мороз улыбнулся:

– Не беда. Расскажи стишок или спой песенку. А может, ты танцуешь хорошо? Покажи, что умеешь. Порадуй дедушку.

– Даже не знаю. Могу сыграть что-нибудь на фортепиано, если хотите.

Из-за гула в зале Дед Мороз не расслышал последнюю фразу. Старик трижды постучал посохом по дощатому полу сцены. Присутствующие в зале резко смолкли и, пристыженные, принялись слушать диалог мальчика и Деда.

– Уж прости дедушку, старый я. Не расслышал, что ты сказал. Можешь повторить?

Времянкин посмотрел в зал. Все внимательно следили за ним. Эмиль разглядел среди зрителей сестру. У Алены был слегка растерянный вид.

– Я сказал, что могу сыграть что-нибудь на фортепиано, – уверенно повторил мальчик, повернувшись к Морозу.

– Что ж, давай. Любопытно. – Дед взглянул на зал и добавил: – А мы тебя поддержим.

Раздались редкие аплодисменты особо чутких зрителей.

– Я сейчас.

Эмиль рванул за кулису. Он начал искать там ноты, которые оставлял в одной из коробок, когда готовился к поступлению в музыкальную школу. Пока он рыскал среди наваленного реквизита, зрители нарушили тишину и снова начали галдеть.

– Мне еще к другим детишкам успеть бы, – со сцены подгонял Эмиля Мороз.

Наконец Времянкин отыскал нужные листы и вышел к инструменту. Встав на носочки, он разложил партитуру на нотной подставке. На сцену поднялась женщина, которая аккомпанировала детям на протяжении концерта. Она подошла к Эмилю, когда он настраивал расстояние от стула до инструмента.

– Тебе помочь? – участливо поинтересовалась она.

– Да, пожалуйста. С нотами, – ответил Эмиль, имея в виду, что кто-то должен переворачивать страницы.

– Хорошо.

Женщина встала у левого края пианино. Эмиль зафиксировал стул в нужном положении и взобрался на него. К этому времени зрители окончательно потеряли интерес к происходящему на сцене. Некоторые уже тянулись к выходу. Дед Мороз, зевая, поглядывал на бегущую стрелку наручных часов. Эмиль посмотрел на ноты, потрогал через свитер конька, настроился и вступил. Зазвучала «Прелюдия» Бергамасской сюиты Дебюсси.





Из дневника Эмиля


28 декабря. Среда

Кому, хотя бы раз, не хотелось сделать что-нибудь эдакое, чего окружающие от вас не ожидают? Блеснуть, удивить, сразить наповал. Вы неожиданно вынимаете козырь из рукава и поражаете всех. И все такие: «Ах!» Знаю людей, которые тайно берут уроки музыки, чтобы в разгар какой-нибудь вечеринки выдать нечто эффектное. После такого окружающие начинают смотреть на вас по-другому. Вы тайна, загадка. Многогранная личность. Особенный человек. Вы интересны.

Возможно, желание производить впечатление как-то связано с неудовлетворенностью от жизни или чем-то вроде того – вопрос к психологам. Но ведь я и не был ею удовлетворен. Да и много ли таких, кто удовлетворен? Не думаю. Вести заурядную жизнь – преступление. Незнание не освобождает от ответственности. Наказание будет суровым – самосъедение – без права на апелляцию.

Когда я заиграл вступление «Прелюдии», зал замер. В помещении вдруг появилась разрастающаяся точка, быстро заполняющая собой все пространство. Никто из присутствующих не ожидал услышать и увидеть такое. Многие снимали меня на видео, чтобы засвидетельствовать происшествие. После «Прелюдии» долго аплодировали. Некоторые, особо чувствительные зрители, даже прослезились, как они сами потом признавались. В ответ на просьбы из зала сыграть еще, исполнил и вторую часть – «Лунный свет».

Я не ошибся с Дебюсси. Правильный выбор. Обе части, думаю, были знакомы многим в зале. Золотые хиты классической музыки конца XIX – начала XX века, как-никак. Бергамасская сюита идеально попала в атмосферу Нового года, а точнее, довершила ее. В этой музыке чувствуется глубокое эмоциональное содержание. Пластичный лирический пейзаж. В нем и лунная ночь, и падающий снег, и обещание волшебства. И… моя история. Я рассказывал ее посредством нот. В этом, вероятно, и есть прелесть классической музыки для исполнителя. Глубина материала позволяет наполнять его своими смыслами. Выжимаешь из собственных переживаний душистые вещества и пропитываешь ими ткань музыки – в этом и заключается суть интерпретации. Интересно, что слушатель, улавливая интонации и ароматы настроения, понимает их по-своему. Для меня это отличный способ выговариваться. Они не подозревают, что произошло, но сопереживают мне. Они думают, что этот парень точно знает, о чем говорит. Конечно, глубина возможна не только в академической музыке, но и в джазе, и в роке, и в любом другом стиле – главное, чтобы вам было что сказать, чем поделиться. Вы впускаете незнакомых людей в свой мир, а вот понравится им там или нет, вопрос отдельный.

«Лунный свет» неторопливо разворачивается и замыкается с редкой мягкостью. Мелос, при всей своей текучести, благодаря секвенционным повторениям и усилениям основных попевок образует в памяти рисунок крупных волн. Ну и конечно, ясные кульминации. Просто сказка!

За какие-то десять минут произошла резкая смена отношения ко мне со стороны присутствовавших. С формально доброжелательного до искренне заинтересованного. Люди хлопали и скандировали: «Мо-ло-дец!» Кхихихи. Концертмейстер, помогавшая мне с нотами, смотрела, вытаращив глаза. Подошел Дед Мороз. Он уже не пытался говорить зычным голосом Деда Мороза и по-человечески похвалил меня. Без всяких стишков и заигрываний подарил подарок. Потом мы с Аленой и Родионом спустились на первый этаж в гардероб. В фойе толпился народ. К нам подходили незнакомые мне люди, говорили приятные слова о выступлении. Подошла директриса. Алене тоже досталась порция похвалы. И за брата, и за костюм волка. Она светилась от радости. Когда подошла ЕЕ, мы с Родионом отправились за верхней одеждой. В раздевалке мы встретили Игоря и Вову. Ребята никак не отреагировали на нас, просто прошли мимо. В очередной раз спросил у племянника, почему они не общаются. Не ответил. Я решил, что так дело не пойдет, и побежал за Вовой и Игорем. Они переобувались, сидя на скамейке у выхода, рядом стояли их родители. Я подошел, спросил, можем ли мы поговорить. В итоге, немного помявшись, ребята согласились. Мы отошли. Дальше был примерно такой диалог:

Я. Не понимаю, почему вы не общаетесь? Вы же друзья. Родион с вами был такой веселый, а сейчас ходит мрачнее тучи. Что случилось?

Вова. А что Родиона не спросишь?

Я. Спрашивал, не отвечает.

Ребята молча смотрели в пол. Я обратился к Игорю.

Я. Игорь, в чем же дело?

Вова. Друзья Родиона побили Игоря без причины. Я заступился, и мне тоже досталось.

Я. Это те лбы, что перед школой стоят по утрам?

Вова. Лось, Сопливчик, Футболер и их дружки.

Я. А Родион при чем?


Вова. Он стоял там с ними и ничего не делал. Даже не помог нам.

Я. Спасибо, что прояснили ситуацию. Неприятная история. Мне жаль, что это произошло. Родион сильно переживает. Думаю, он осознает проблему. Люди ошибаются, бывает. Надеюсь, вы помиритесь…

И тому подобное. Вот такая ситуация. Когда я слушал про лосей и сопливчиков, мне поначалу казалось это смешным, но потом понял, что для ребят все очень серьезно. Это чуть ли не самые важные задачи, которые им приходится решать. Существование в социуме. Сильные отрабатывают на слабых хищные навыки, самоутверждаются, определяют свое место в пищевой цепи. Так что… все сложно. Ну и Родион тоже переживает, я вижу. Мучается. Думает об этом. Надеюсь, он сделает верные выводы.

Ребята, кажется, были рады поделиться своей тайной. Судя по всему, они пока никому не говорили об этом. Мы еще немного поболтали, пошутили по поводу Нового года, посмеялись. Я думаю, все утрясется.

Но эти лоси, футболеры и вся их компания порядком надоели. Надо с ними что-то делать.

Кстати, мне уже предоставили учебный план пятого класса. С первого января снова за учебники. А завтра мы втроем идем в кино.

P.S.

Сын Людмилы и правда сильно выделяется на фоне сверстников. Он крупнее, и взгляд совсем другой. Кажется, он действительно старше своих одноклассников. Странное дело.



Родион уже спал. Эмиль сделал запись в дневнике, убрал его под скатерть и отправился на кухню. Там, за столом, обложившись маникюрными принадлежностями, сидела Алена. На ее голове громоздился тюрбан из белого махрового полотенца. Распаренное после горячего душа лицо горело румянцем. Без косметики Алена выглядела еще более добродушной. Она сосредоточенно красила ногти на руках вишневым лаком. Эмиль налил себе кофе и тоже сел за стол.

– Не спится? – подняла голову Алена.

– Перевозбудился, видимо. Не хочется спать.

– И пьешь кофе… Да уж, – протянула сестра, выравнивая кисточкой контуры лакового покрытия.

– Ну а ты как, сестренка?

– Знаешь, неплохо.

– Я рад.

– Сегодня ты устроил, конечно…

– Я старался.

Эмиль довольно улыбнулся. Ему было приятно услышать одобрение самого важного для него человека.

– Я вдруг поняла, что не слышала, как ты играешь лет двадцать, может, больше. С тех пор, как ты уехал учиться. Представляешь?

– Я привозил тебе записи.

– Это да. Но вы с Эриком играли что-то очень сложное для моего понимания. Я не специалист, поэтому мне трудно по достоинству оценить такую музыку. Ты уж прости.

– Ничего, это нормально.

– Но сегодня, когда ты играл, ощущалась такая легкость в исполнении, такое изящество. Настоящий мастер! Я наконец поняла, чем ты занимался все эти годы. Нет слов. И ты был такой красивый в этот момент… У меня слезы наворачивались на глазах. Я волновалась. Мой брат на сцене, еще бы. Потом задумалась о том, как бы люди отнеслись к твоей игре, будь ты собой. То есть взрослым. И знаешь, мне кажется, эффект был бы не меньшим.

– Вспомни разговоры после моего выступления. Какой маленький, а уже так играет… Вот что их удивляет. Контраст, а не игра. Когнитивный диссонанс. У них шарики за ролики начинают заезжать. В голове не укладывается. Как так? Малявка, а уже столько умеет. Понимаешь? Была история с одним всемирно известным скрипачом, который решил поставить социальный эксперимент. Он спустился в метро, положил перед собой раскрытый футляр, чтобы проходящие мимо люди могли оценить его усилия деньгами, и заиграл. Виртуоз, выступающий на лучших площадках мира, на чьи концерты не достать билетов, заработал за вечер в метро всего с десяток монет. Люди не поняли, что перед ними знаменитость. Мало кто способен разглядеть настоящее. Вот в чем дело.

– Либо он не был настоящим, – логически предположила сестра. – Правильно?

Эмиль улыбнулся.

– Чего? Не то говорю?

– А я, по-твоему, настоящий?

– Настоящий, не настоящий – все эти сложности не для меня. Я очень просто устроена. Для меня ты лучше всех! Вот и все. Ну и особая радость – вытянутое лицо Людмилы. Хах. Спасибо тебе за это. Она была в шоке, по-моему.

Алена вставила кисточку в пузырек, растопырила пальцы на руках и начала медленно водить ими по воздуху, ускоряя, таким образом, процесс сушки лака.

– Красивый цвет, – отметил Эмиль, глядя на маникюр сестры.

– Нравится?

– И ты очень красивая у меня.

– Пхх. Не смеши.

– Еще какая.

– Куда деваться?

– Кстати говоря, шестого января я еду в Петербург на четыре дня на музыкальный конкурс. Школа и организаторы конкурса берут на себя расходы на поездку и проживание. Для меня и для сопровождающего лица. Хочешь поехать со мной?