Путь в террор

– С какого перепуга? Мы вроде в Царское Село едем, а там офицерья больше, чем босяков на Лиговке. Козырять устану.

– Да, действительно, – задумался инженер.

– Кстати, а ты сам чего вырядился?

– Нравится? – улыбнулся Барановский и убрал с лацкана новенького фрака невидимую пылинку.

– Шикарный лапсердак![50]

– Как ты сказал? – жизнерадостно рассмеялся Владимир Степанович. – Лапсердак, ну надо же!

– Здравствуйте, Дмитрий, – поздоровалась вошедшая в гостиную Паулина Антоновна.

– Мое почтение, – кивнул тот в ответ.

– Как здоровье Стеши?

– Спасибо, уже лучше. Она просила передать вам поклон.

– Благодарю. Надеюсь, ее скоро выпишут.

– И я надеюсь.

– О чем вы спорили?

– Ну что ты, дорогая, – охотно пустился в разъяснения Барановский, – мы вовсе не спорили. Однако согласись, наряд нашего друга не слишком подходит для приема в Царском Селе.

– Определенно.

– Погодите, – помотал головой Будищев. – Про какой прием вы толкуете? Мы разве не по делам едем?

– Вот именно, что по делам! И никакого более важного дела, чем твое награждение, у нас сейчас нет.

– Какого еще награждения?

– Да так, за сущие пустяки, – рассмеялся Владимир Степанович. – Подумаешь, какого-то инженера от гибели спас! Ты ведь каждый день эпические подвиги совершаешь, где уж тут все упомнить.

– И банкирского сына, – задумчиво заметил Дмитрий.

– Именно!

– А раньше сказать было нельзя?

– Да я тебе еще третьего дня все подробно рассказал! Просто ты мыслями был где-то далеко. Может, все-таки расскажешь, что ты так упорно ищешь в последнее время?

– Клиентов, – хмуро отозвался Будищев.

– Это все, конечно, хорошо, но сейчас есть более насущные заботы. Может быть, все-таки переоденешься в мундир? Время до поезда еще есть.

– Нет, – помотал головой молодой человек. – На нем вся спина заштопана после осколков. Мало того что опозоримся, еще, чего доброго, на гауптвахту угожу.

– Погоди, а тебе разве новый не выдали при увольнении?

– Да какое там! Как еще за шинель не удержали, что в деревне осталась.

– Досадно.

– Послушай, дорогой, – вмешалась внимательно наблюдавшая за ними Паулина Антоновна. – А почему бы Дмитрию не надеть твой старый фрак?

– Что?!

– А что тебя так удивляет? Ты, когда заказывал его, был довольно худощав, так что, полагаю, он придется нашему другу впору.

– Пожалуй, но он несколько вышел из моды.

– Это так важно сейчас?

– Нет, но…

– Так чего же вы ждете?

Через несколько минут обескураженный этим натиском Будищев был переодет во фрак и с некоторым изумлением разглядывал свое отражение в зеркале.


– Ну что тут у вас? – с любопытством спросила из-за ширмы хозяйка дома.

– Кажется, мы готовы, – отозвался помогавший своему компаньону Владимир Степанович.

– Батюшки! – всплеснула руками Паулина Антоновна. – Хоть это предложение исходило от меня, право же, я не ожидала подобного эффекта. Такое впечатление, что фрак сшит по вашей мерке.

– Вы думаете? – недоверчиво спросил Дмитрий и повел плечами. – Тесный, зараза.

– О, друг мой, – улыбнулся Барановский. – Я, впервые надев его, чувствовал себя точно так же. Однако если вы попробуете что-нибудь сделать в нем, то обнаружите, что он совершенно не стесняет движений. Построивший[51] его портной говорил, что настоящий мастер должен взять ткань и облить ею тело заказчика, с тем чтобы фрак был подобен второй коже. Иначе это не фрак!

– А я все думал, в чем мне ходить звонки клиентам устанавливать, – мрачно пошутил его компаньон. – А тут такая спецодежда нарисовалась.

– Отличная мысль! Только галстук сначала поправь.

– Дайте я, – вышла вперед давно крутившаяся рядом Глафира и принялась хлопотать вокруг Будищева.

– Все, – решительно заявил Барановский. – Нам уже пора, а то и впрямь опоздаем. Возьмите этот цилиндр и отправляемся. Да, не забудьте приколоть крест к лацкану!

– Ну точно – буржуй недорезанный! – пробормотал про себя новоявленный щеголь.

– Что-то вы давно не захаживали, Дмитрий Николаевич, – едва слышно промурлыкала горничная, подавая ему головной убор. – Совсем забыли про меня, загордились.

– Дела, Глашенька, – так же тихо отвечал он ей. – Ни секунды для личного счастья!



Обычно такие незначительные награды, как Знак отличия ордена Святой Анны, вручали непосредственные начальники отличившихся или представители местных властей, скажем, градоначальники или, в совсем уж особых случаях, губернаторы. И если бы Будищев спас всего лишь инженера Барановского, то, скорее всего, так было бы и на этот раз. Но судьбе было угодно, чтобы он накрыл собой еще и сына одного весьма влиятельного человека. Что интересно, барон Штиглиц вовсе не хлопотал о награждении спасителя Людвига, а всего лишь поинтересовался, когда таковое случится, но и этого внимания оказалось достаточно. Государь, узнав о происшествии, пожелал наградить отличившегося молодца лично, не придавая, впрочем, делу слишком большой огласки.

Выйдя из здания Царскосельского вокзала, Барановский с Будищевым взяли извозчика и скоро были перед императорской резиденцией. Дмитрий был уверен, что охрана будет их долго мурыжить, проверяя и перепроверяя личность прибывших, но, к его удивлению, ничего подобного не случилось. Командовавший дежурившими в тот день лейб-стрелками[52] офицер лишь сверился с имевшимся у него списком и, удостоверившись, что такие персоны в нем обозначены, просто пропустил их внутрь.

Дворцовая полиция тоже не проявила особого внимания к новоприбывшим, продемонстрировав тем самым, по мнению бывшего унтера, полную профнепригодность. Более того, их с инженером даже не обыскали. Лишь какой-то офицер с нервным лицом мельком оглядел их и, видимо, удовлетворившись этим осмотром, тут же вышел прочь.

– Кох, – чуть слышно шепнул своему спутнику Барановский.

– Что? – не понял тот.

– Это капитан Кох, – чуть подробнее объяснил инженер. – Начальник охраны его величества.

– Лох он, а не Кох, – проворчал про себя в ответ Дмитрий.

После этого представительный лакей проводил их в один из павильонов и велел ждать. Вид у него был при этом такой величественный, что никто и не подумал ему возразить. Ждать им пришлось довольно долго. Владимир Степанович, видимо привычный к ожиданиям в передних сильных мира сего, переносил это с полным спокойствием, а вот Будищеву это скоро наскучило, и он стал изучать окружающую обстановку. Благо что посмотреть в императорской резиденции было на что.

Усилия его не пропали даром, и скоро он заметил, что за портьерой происходит какое-то шевеление. Недолго думая, он подошел к ней и резко отодвинул плотную ткань в сторону.

– Ой! – вскрикнул прячущийся там мальчишка и сделал попытку смыться.

– Стоять-бояться! – немедля пресек эти поползновения Дмитрий и ухватил беглеца за воротник матроски.

Мальчик, явно не ожидавший подобного обращения, застыл как вкопанный и лишь растерянно хлопал глазами, глядя на высокого незнакомца.

– Ты кто? – поинтересовался подошедший к ним Владимир Степанович.

– Гога, – с явным удивлением отвечал тот, видимо не понимая, как его могут не знать.

– И почему ты тут прячешься?

– Просто так.

– Ты с кем-то играешь?

– Со мной никто не играет, – насупился малыш. – Только матушка иногда, но ей постоянно некогда.

– Подожди-ка, – стал что-то понимать Барановский. – А как тебя полностью зовут, ты знаешь?

– Князь Георгий Александрович Долгоруков![53] – гордо отчеканил тот в ответ.

– Такой маленький, а уже князь? – усмехнулся Будищев.

– Дмитрий, немедля отпустите вашего пленника, – обеспокоенно сказал своему спутнику инженер, но тот неожиданно присел на корточки, и его глаза оказались на одном уровне с глазами ребенка.

– А почему с тобой никто не играет? – спросил он у Гоги.

– Не знаю, наверное, им не разрешают, – шмыгнул носом тот.

– Тогда тебе нужна такая игра, в которую можно играть одному. Причем такая, чтобы тебе все завидовали и хотели играть с тобой, несмотря на запрет.