Путь смертных

– Я не пойду на вечные муки ради того, чтобы родить ребенка, – тихо сказала она.

Повитуха удовлетворенно кивнула, не сводя с Рейвена глаз, а Симпсон был вынужден приступить к операции без наркоза.

Впервые Уилл был рад простыне, прикрывавшей ноги и гениталии роженицы. Он знал, что именно сейчас происходит, уже видел это раньше и не имел ни малейшего желания видеть это еще раз. Он более или менее знал на память это место из лекции доктора Симпсона:



Во многих случаях младенцу можно помочь появиться на свет, применив щипцы или переворот. Но бывает, что головка плода слишком крупная или родовые пути слишком узкие, так что извлечь ребенка живым, не подвергая при этом жизнь матери непосредственной опасности, не представляется возможным. В подобных случаях мы можем спасти мать, пожертвовав плодом. Применив перфорирующие инструменты, мы можем пробить головку, извлечь содержимое черепа, а потом, раздробив свод черепа, вытащить по очереди фрагменты, пока не останется только основание черепа и кости лица – которые извлекаются с помощью крючка.



Даже в своем ослабленном состоянии миссис Уильямсон извивалась от боли, когда Симпсон с помощью различных инструментов разбивал и извлекал по кускам череп младенца. Рейвен смотрел на нее в смятении и думал о том, что крошечная жизнь перестает существовать в этот самый момент, еще не успев даже увидеть свет. Именно подобные вещи не раз заставляли его задумываться, пригоден ли он вообще для этой профессии. Уилл наверняка знал, что никогда не сможет стать хирургом. Его мать всегда говорила, что внутри сына сидит дьявол, но она лишь имела в виду присущее ему своеволие, вечное желание поступать наперекор. Человеческая его часть всегда слишком остро ощущала чужие страдания.

После того как младенец – вернее, то, что от него осталось, – появился на свет, быстро вышла и плацента, но матка не желала сокращаться. Кровотечение все не останавливалось, несмотря на то что роженице туго перебинтовали живот. Рейвен знал, что это означает серьезные осложнения. Он также знал, что поделать тут ничего нельзя.

Они почистили и убрали инструменты в полном молчании. Потом Симпсон поговорил с повитухой, объяснив ей, как ухаживать за пациенткой, и пообещав вернуться позже, чтобы проверить ее состояние.

Выходя из комнаты, он молча покачал головой.





Глава 13




Трое медиков – теперь уже все они были порядком растрепаны и забрызганы кровью – вышли на Грассмаркет. На улице царило оживленное движение – торговцы, лотошники, пешеходы, спешившие по своим делам. Казалось невозможным, что все продолжает идти своим чередом, будто ничего не случилось: маленькая трагедия, которую город, занятый повседневными делишками, даже и не заметил.

Симпсон предложил пойти в питейное заведение неподалеку, куда он хаживал еще студентом, чтобы немного поднять настроение.

Таверна «У Бакстера» странным образом соседствовала с «Трезвенной кофейней Кранстона», где, к некоторому удовлетворению Рейвена, было не слишком много посетителей. После того, что произошло сегодня, не было сомнений, какое именно заведение ему хочется посетить. Но его сильно беспокоило, кого он может увидеть в таверне – или, точнее, кто может увидеть его.

Он вошел следом за профессором и внимательно осмотрел помещение, стоя в дверях, чтобы иметь возможность быстро ретироваться. Симпсон явно был на короткой ноге и с хозяином, и с его клиентурой. Он взял всем по кружке эдинбургского эля, который, однако, не скоро смог донести до стола, поскольку по пути от стойки с ним все время заводили разговоры. Уилл сделал большой глоток: ему, оказывается, хотелось пить сильнее, чем представлялось, – к тому же он надеялся найти в выпивке успокоение.

Битти, казалось, был меньше всех задет грустным исходом этого случая. Быть может, из-за того, что он был скорее участником, нежели бессильным свидетелем, – а может, благодаря более обширному опыту успел развить в себе способность отгораживаться от эмоций. Битти явно чувствовал себя на месте в прокуренном пабе с посыпанным опилками полом, хотя, судя по одежде, был привычен к куда более солидным заведениям. Своей прыгающей походкой и быстрыми резкими движениями он напомнил Рейвену какую-нибудь мелкую птичку: проворную и ловкую, но постоянно настороже.

Теперь, когда они сидели рядом, да еще и при ярком свете, Уилл сумел получше разглядеть его мальчишеские черты, хотя Битти был явно не так молод, как ему сперва показалось. Поначалу Рейвен даже решил, что столкнулся с еще одним юным дарованием вроде Джеймса Дункана (хотя, надеялся он, не настолько несносным), но теперь рассмотрел морщинки в уголках глаз и решил, что тому, скорее всего, уже под тридцать.

Симпсон принялся расспрашивать Битти: ему явно хотелось узнать его получше. Начал он с неизбежного вопроса о профессии отца.

– Мой отец умер, сэр, – ответил Битти. – Я потерял обоих родителей, когда мне было двенадцать. Однако же мне повезло – меня взял под опеку дядя, мистер Чарльз Латимер. У него имеются земли в Канаан-лэндз, что в Морнингсайде.

Рейвену оставалось лишь надеяться, что этот дядюшка воспринимал собственное великодушие с меньшим апломбом, чем скареда Сквалыга Малкольм, который каждый пенни, потраченный на племянника, превращал в символ бесконечных неудач своей сестры – в том числе и в выборе супруга.

– Говор у вас нездешний, – сказал Симпсон.

– Я учился на юге Англии, но мать выросла в этих местах. Я поступил в Эдинбургский университет, чтобы быть поближе к дяде – его здоровье с возрастом стало совсем хрупким.

В манере, характерной для медиков, профессор проигнорировал любые упоминания о богатстве и положении в обществе и принялся расспрашивать Битти о болезни его дяди.

– Ревматизм в острой форме, причиняющий немало страданий. Он перепробовал немало средств, чтобы найти облегчение от болей. Сейчас отправился в Австрию, испытать новый метод водолечения некоего Присница. У него имеется лечебница где-то в горах.

– И как, что-нибудь помогло?

– Дядя находит, что боли стали терпимее, и больше не падает духом. Мне пришло в голову, что в этом что-то есть: холодные ванны, простое питание и отказ от приема каких бы то ни было лекарств. Его реакция на подобное лечение – и, что более важно, суммы, которые он за это платит, – навели меня на мысль, что это самое водолечение может представлять собой неплохой рынок.

Симпсон потер подбородок и обвел Битти глубокомысленным взглядом.

– Может статься, улучшение дало именно отсутствие его обычных медикаментов, а не холодные ванны. Мне кажется, иногда мы чересчур охотно пичкаем наших пациентов сильнодействующими средствами, а потом пускаем им кровь, и они оказываются на грани анемии, как думаете? Мой друг и коллега доктор Кит – большой поклонник Природы и ее лекарств, а также идеи о том, что просвещенное бездействие должно быть частью медицинской практики.

– Primum non nocere, – кивнул, соглашаясь, Битти.

«Не навреди»: клятва Гиппократа.

– Доктор Битти, прошу меня простить, я только что заметил за тем столом одного доброго друга. Но, прежде чем оставлю вас, позвольте сказать, что я получил большое удовольствие от сегодняшнего вечера. Обязательно приходите отужинать ко мне на Куин-стрит.

– Почту за честь, – ответил приглашенный со спокойным достоинством.

Рейвен мог только вообразить, как бы он сам смутился, как запинался бы, отвечая на приглашение столь значительного человека. Одежда, манеры – все говорило о том, что Битти привычен к приглашениям отужинать в хорошем обществе.

Симпсон пересек зал и громко, сердечно приветствовал своего приятеля на другом конце таверны.


– У профессора широкий круг знакомств, – заметил Битти таким тоном, будто это его забавляло. – Никогда бы не подумал, что он будет чувствовать себя как дома в подобном месте. Говорят, он в большом фаворе у дам из высшего общества.

«Явление, которое мне так и не довелось пока наблюдать», – подумал Уилл, вслух же сказал:

– Но происхождения он скромного.

Это была еще одна причина, по которой Рейвен тянулся к профессору. Если Симпсон смог достичь подобного положения и богатства, начав с самого малого, то, быть может, усердный ученик сможет пойти по его стопам…

– Из семьи деревенского пекаря, – ответил Битти. – Седьмой сын, младший из восьми детей.

Рейвен не смог скрыть удивления. Этого он не знал.

Битти смущенно улыбнулся.

– Всегда стоит побольше разузнать о людях, обладающих весом в твоей профессии, на случай если судьба вдруг сведет тебя с кем-то из них. Хотя, конечно, быть застигнутым у кровати пациента – потерянного пациента – в крови, беспомощным – не лучшее первое впечатление, которое можно надеяться произвести на подобного человека.

– Что ж, вряд ли все так плохо, если он пригласил вас на Куин-стрит. И, честно говоря, меня поразило, как вы умудрялись сохранять при этом полнейшее спокойствие. Я все не могу перестать думать о том, что произошло и чем это обернется для миссис Уильямс.

Битти отхебнул еще пива с таким невозмутимым видом, что Уилл опять подумал, что первое впечатление о его возрасте было неверным.

– Очень сильно сомневаюсь, что она выживет, – сказал он. – Даже несмотря на заботы доктора Симпсона.

Тон у него был ровный, спокойный, будто они обсуждали некую отвлеченную тему, а не женщину, чья кровь до сих пор была у него на рубашке.

– Так, значит, со временем становится легче? – спросил Рейвен.

– Что становится легче?

– Иметь дело с подобными страданиями. Когда я вижу такой случай, как сегодня, он неотвязно преследует меня еще долгое время, и я боюсь, как бы бремя не стало невыносимым. И все же вы так превосходно владели собой тогда – и сейчас тоже.

Битти некоторое время смотрел на Уилла, молча раздумывая над ответом. Затем произнес:

– Сострадание не беспредельно, у каждого из нас есть лишь определенный запас. А при нашей профессии мы каждый день сталкиваемся с тем, на что любому другому пришлось бы потратить добрую его часть.

– Вы хотите сказать, что со временем я совершенно перестану что-либо чувствовать? Не уверен, что мне хотелось бы этого…

– Дело не в отсутствии чувствительности. Скорее в новом понимании, которое дается нелегкой ценой собственных потерь, а не страданий пациентов. Когда узнаешь настоящее горе, страдания пациентов, какими бы страшными они ни были, уже не ранят так сильно, как раньше.

Рейвену казалось, что он в достаточной степени знаком с горем, но, должно быть, Битти довелось пережить куда больше. Он сказал, что потерял обоих родителей в двенадцать лет, но что-то говорило Уиллу, что это далеко не все. Ему страшно хотелось узнать, в чем дело, но спросить он не решался.

– А что, если я до сих пор не знал настоящего горя? – спросил Рейвен.

– За это нужно быть благодарным и не копаться в чужом несчастье. Я искренне так считаю. Нашим пациентам нужно, чтобы мы держали дистанцию, нужно, чтобы наши чувства не влияли на суждения и действия.

Уиллу было ясно, что Битти прав, хотя слышать это было нелегко. Он понимал, что многому мог бы научиться у такого доктора, как Битти, понимал, сколь многого он еще не достиг.

– А вы решили посвятить себя акушерству? – спросил тот более легким тоном.

– Да. Сначала я подумывал о хирургии, но это точно не для меня.

– Прекрасный выбор. У нашей профессии гораздо более блестящее будущее, чем у этих костоправов. В финансовом отношении, я имею в виду.

Рейвен снова покосился на элегантный костюм Битти, гадая, чьими деньгами было за него заплачено – дядюшкиными или самого обладателя, который, похоже, зарабатывал достаточно.

– Пока я не имел возможности в этом убедиться, – признался Уилл. – Быть может, в один прекрасный день я буду принимать роды у дам из высшего общества, но до этого, похоже, еще далеко.

Битти улыбнулся неожиданно озорной улыбкой, и морщинки вокруг глаз стали отчетливей.

– Поле деятельности здесь гораздо шире, чем вы себе представляете, и постоянно открываются новые многообещающие возможности. Думать нужно не о младенцах, а о женщинах, которые их вынашивают. Существует множество новых экзотических процедур, призванных избавить прекрасный пол от характерных недомоганий. Гальванизм, манипуляции с маткой – все это научные методы борьбы с извечным женским недомоганием – истерией. Сколько денег можно сделать на несчастливых женщинах и их отчаявшихся мужьях…

Рейвен ничего на это не ответил, и Битти продолжал в том же духе:

– Успех всецело зависит от способности находить новые возможности. Кстати говоря, этот самый эфир – штука многообещающая, верно? Только подумайте, сколько пациенты будут платить за возможность ничего не чувствовать во время процедур!

– Кроме тех, у кого есть религиозные убеждения на этот счет, – пробормотал Уилл себе под нос.

– Вот настоящая золотая жила, – продолжал собеседник, не обращая на это внимания. – Как я понимаю, городские дантисты просто нарадоваться не могут на эфир. Вы, поди, уже неплохо научились с ним обращаться: как-никак, работаете с Симпсоном…

– Он меня этому учит, да. Когда случай достаточно сложный, зачастую это единственное, что он позволяет сделать самостоятельно.

– Не жалуйтесь. Уверен, этот опыт окажется для вас весьма ценным.

– Думаю, не настолько, как умение макать состоятельных людей в холодную воду.

Битти рассмеялся и предложил выпить еще по кружке эля. Рейвену очень хотелось согласиться. Это было очень полезное знакомство, но его впереди ждало еще одно дело, для которого ему потребуется способность трезво мыслить.