Путь борьбы
Часть 22 из 47 Информация о книге
И тогда я мысленно вознёс молитву Богу и дотронулся до горячей руки Пьетро. Он тотчас успокоился, – вскоре лихорадка спала, а рана на ноге стала заживать. Доктор объявил, что это чудо. Мама просила сеньору Марию никому не рассказывать о том, что случилось… *** Прошли годы… Деньги, что нам оставил отец, кончились, как и мои посещения школы. Мама обратилась за помощью к знакомым чиновникам, а вскоре во дворце был устроен приём. В тот день она взяла меня с собой. Дож принимал просителей в парадном зале. Мама рассказала о жалком состоянии семьи из славного дворянского рода Торино. Тогда правитель Венеции мягко намекнул ей: – В нашем городе найдётся немало достойных богатых мужчин, которые могли бы сделать ваше счастье… Ну, это было уже слишком! Я не выдержал и звонко крикнул: – Мама любит папу! И тогда дож обратил внимание на смелого отрока. Но тотчас лицо его перекосилось от испуга, как бы сморщилось и почернело, а в глазах вспыхнули огоньки ярости. – Какой умный мальчик, – лицемерно сказал он. – Будет вам новое имение! Ступайте. Нечто тёмное, мохнатое и грязное взглянуло из-под насупленных бровей господина Венеции. Мне стало страшно, и я опрометью выбежал из зала… Дома мама спросила меня о моём странном поведении во дворце. Я рассказал ей о своих видениях. – И часто с тобой такое случается? – спросила она, глядя на меня с тревогою. – Нет, – отвечал я. – В последний раз, когда мы видели слепого нищего на площади… – Стало быть, это ты его исцелил, – задумчиво проговорила она. – А ведь я догадывалась! Мальчик мой, ты можешь изгонять нечистых духов и лечить людей… Это великий дар Божий! На тебе почивает Дух Святой, как на апостолах… Вскоре мы получили небольшое имение, – доходов с него едва хватало на жизнь, но я снова пошёл в школу… Когда мне исполнилось семнадцать, мама пригласила к нам в гости семью Маркато. В тот день пришла и Паола (лет четырнадцать ей было тогда). Белокурая девочка с кудряшками поразила моё юношеское воображение… С тех пор я часто думал о ней и даже стал сочинять в ее честь стихи. Я воображал себя Данте с его платонической любовью к Беатриче. В доме семейства Маркато мне всегда были рады. Сидя за столом, я бросал пламенные взгляды на Паолу, а она смущённо опускала глаза. Вскоре сеньора Мария обо всем догадалась и решила породнить наши семьи… Помню, однажды мама сказала мне: – Алесандро, тебе пора жениться! У меня есть на примете одна девушка из благородной семьи… – Мне нравится… – начал я, но густо покраснел и не договорил. Она строго взглянула на меня: – Алесандро, ты ведь не станешь перечить мне, своей матери, правда? – Да, мама, – покорно отвечал я и смирился со своей судьбой. Но на другой день она привела меня в дом Паолы… – Так ты знала, мама? – удивился я. – Мария мне все рассказала, – улыбнулась она. После помолвки я часто видел Паолу, читал ей свои стихи, и мы не заметили, как любовь стала взаимной. Но вскоре в жизнь мою ворвалась чёрная смерть10… Пробуждение было тяжёлым. Я открыл глаза, вгляделся в темноту и увидел какую-то большую чёрную птицу с огромным белым клювом. Птица вдруг заговорила человеческим голосом: – Я – доктор. Немедленно покиньте дом! – Почему? – вскричал я. – Ваша мать больна… Чума в городе! – Что? – завопил я и кинулся в её спальню. Но на моём пути вырос ещё один доктор в птичьем костюме, который замахнулся на меня своею тростью. – Я помогу ей! – кричал я, но меня не слушали. В отчаянии я выбежал из дома… Звонили колокола, на площади было многолюдно, повсюду горели костры. Я шёл по улице и вдруг увидел, как из дома банкира сеньора Джузеппе неизвестные выносят вещи. «Они вскоре ворвутся в наш дом!», – понял я и побежал за шпагой. Грабители стояли у ворот. И тогда я преградил им путь. Меня тотчас обступили со всех сторон, я выронил шпагу и получил удар по голове. В глазах моих померкло… Солнце ярко светило с небосвода. Я очнулся и бросился в спальню к матери; на сей раз никто меня не останавливал, – чумных докторов и след простыл. Моя мама неподвижно лежала на кровати за белым балдахином. Я приветствовал её, но она не отозвалась. Тогда я раздвинул руками занавески и взглянул в её широко раскрытые глаза. Мороз пробежал по коже моей… Дрожащей рукой я коснулся потемневшего лица матери. Голова её безжизненно склонилась набок, и открылись чудовищные язвы на шее. Моя мама была мертва… И тогда я упал на колени и неистово закричал: – Воскреси её, Господи, я знаю, Тебе не трудно сделать это! Я горячо молился, но, увы! – чуда не случилось… Вскоре её тело погрузили на телегу и отвезли за город, где бросили в общую могилу… Потом я перебрался на материк и жил на вилле семейства Маркато… Когда чума отступила, мы вернулись в Венецию и нашли свои дома разграбленными. Я жил на скромные доходы от имения, некогда подаренного дожем. Крестьяне-испольщики отдавали мне половину урожая, а знакомый купец продавал зерно в городе. Вскоре мы с Паолой поженились. *** Последующие десять лет были самым лучшим временем моей жизни! Одно огорчало – у нас с Паолой не было детей. Она жутко переживала из-за этого и говорила, что это Бог наказывает нас. – Но Бог, – возражал я, – не наказывает просто так! В чём мы могли провиниться перед Ним? Между тем я не переставал вспоминать о матери своей и всякий раз думал: «Господи, почему Ты отнял её у меня?» Увы, счастье, как и всё в этом мире, рано или поздно кончается! Однажды мы с Паолой вернулись с прогулки на гондоле, и вскоре она занедужила и слегла… Вызвали доктора, который сделал ей кровопускание. Я молился Богу, и мне казалось, что моя вера, как и прежде, сильна… Я не думал о том, что за семейными заботами позабыл о посте, а в молитвах только просил Бога, но никогда не благодарил Его. Мы с Паолой посещали воскресные мессы, но я не слушал песнопения, а думал о доходах своего имения, о карнавале или новом маскарадном костюме… Да о чём угодно, но только не о Боге! Я не понимал своих заблуждений, а потому смерть Паолы стала для меня не просто горем, а концом моей жизни и… веры… Похоронив жену в фамильном склепе семьи Маркато, я запил с горя… Дни напролёт проводил в тавернах и в объятиях любвеобильных куртизанок… Пьетро, брат Паолы, которого я когда-то спас, однажды попытался вытащить меня из пучины разврата. В то утро, когда он пришёл за мной в таверну, я уже был пьян. Помню, он что-то сказал, а потом потянул меня из-за стола, опрокинув кубок с вином. Меня это вывело из себя, – я рассердился и проткнул его шпагой… Тотчас я испытал раскаяние в содеянном, но было уже поздно. Он умер на моих руках. Тогда мне пришлось бежать из Венеции, – от суда и казни. Так, я снова оказался на Родине, в Турине, где прослышал о местном чуде. Хозяин гостиницы, в которой я остановился, рассказал мне о хранящейся в базилике Святого Иоанна Крестителя плащанице с изображением Спасителя. Я поднял его слова на смех и объявил, что «это обман». – Вы не верите в чудеса Божии? – удивился он. – Я не верю в Бога! – резко отвечал я. – Нет никакого Бога… Все обман! Я был глуп и не понимал, что Турин – это вовсе не Венеция, и здесь надо думать, прежде чем что-то сказать. Вскоре меня вызвали к местному инквизитору. Тогда я снова подался в бега… *** Два года я скитался по Европе, пока не оказался в Лондоне… Я плохо знал английский, но мне хватило словарного запаса, чтобы поселиться в захудалой гостинице на окраине города. Золото, которое я прихватил с собой из Венеции, кончилось… Последние деньги я потратил на корабль из Бретани. И теперь мне было нечем заплатить хозяину за постой. Я пообещал ему рассчитаться через пару дней. Он понял, что я дворянин, и поверил мне. А на третий день я пришёл к нему с повинной, но он объявил: – Ваше проживание оплачено на несколько дней вперед! – Кем? – удивился я. – Тем господином, что пошёл в паб… Тогда я отправился вслед за неизвестным спасителем моим: «Кто бы это мог быть? Я в этом городе никогда раньше не бывал, и никого не знаю!». В пабе сидел некто в чёрном плаще с капюшоном, скрывающим его лицо. Я сел за стол напротив него.