Пусть простить меня невозможно
Часть 34 из 41 Информация о книге
ГЛАВА 19 Я не спал, когда она позвонила. Я вообще все эти дни не спал. У меня была проклятая бессонница. Только глаза закрывал и видел перед собой ее лицо. Я скучал. Так скучал, как зверь по хозяйке, тошно, по-животному дико. Так, что хотелось все драть в клочья и бежать к ней, нюхать ее следы, найти и рухнуть там, возле ее ног. Униженный, жалкий, бесхребетный лох. Как там пел Лепс. В голове все время крутится песня эта проклятая. Про крысу-ревность и про постель эту. И эта боль даёт мне власть, И я парю на чёрных крыльях, Как-будто сердце из стекла Дракона кровью вдруг налилось. Я так хочу спасти тебя, Но защищаю неумело. В мозгу пульсируют слова: Как ты могла? Как ты посмела? Поселилась и пригрелась В моём сердце крыса-ревность. Гложет сердце крыса-ревность. Я могу убить её, Но вместе с ней убью и сердце я. Запущен дом, в пыли мозги. Я, как лимон на рыбу, выжат. Я пью водяру от тоски, И наяву чертей я вижу. Себе не в силах отказать В слюнявой, слабенькой надежде, Что ты придёшь в мою кровать Так нежно, нежно – Всё,…как прежде. (с) Григорий Лепс Когда сотовый зазвонил, я трубку не просто схватил, я ее содрал с тумбочки. Как она кричала, у меня внутри все перевернулось. Не смог не прийти, не смог отключиться. Есть ситуации, когда не имеет значения, что между вами встало, как больно сделали тебе лично. Ситуации, когда мчишься, сломя голову, потому что в этот момент ничего и не помнишь. Я ее не узнавал. Как будто передо мной совсем другой человек. Потерянный, неадекватный, ослепший. Как я мог оставить ее в таком состоянии. Это был тот момент, когда я мог наплевать на все, что произошло, и обнять ее, сдавить до хруста, целовать до беспамятства, наплевав на то, что эти губы целовал другой. Ее боль – моя боль. Как одно целое. Ее слезы сводят с ума, и отчаяние в глазах заставляет кусать собственный язык. Но я не могу… Все уже завертелось. Механизм запущен. Я на полпути к своей цели, и сворачивать уже поздно. Потом… когда все закончится... потом я, может, смогу подумать об этом еще раз. Или не смогу. Не знаю. Я ничего не знаю. Сейчас рядом Снежана, и мне она нужна. Никак иначе не подобраться к ее конченому сводному братцу, который жиреет на моей крови. Он выпил ее литрами, и я собираюсь прижать его к ногтю и пустить эту кровь. Не знаю, получится ли… Возможно, нет. И мне на руку сейчас, что Оксана не со мной. Она не мешает и не привлекает внимание врага. Так же, как и дети. Я бы никогда не оставил их в одном доме с этой сукой, которая нюхает по вечерам кокс, а ночью трахается со своей секретаршей… а иногда я трахаю их обеих пьяный до беспамятства. Детей взяла к себе прекрасная скромная женщина. Я помнил ее еще с тех времен, когда Вороны помогли мне. Андрей посоветовал позвонить Фаине, и я позвонил… Не потому что Никита плохо себя чувствовал, а потому что мне нужно было спрятать детей подальше, и она обещала мне, что увезет их в маленький санаторий для малышей-инвалидов. Туда никто не приезжает, и о нем никто не знает. Когда все закончится, я верну их Оксане… Она изменила мне, а не детям. Так сказала Фаина, и она была права. – Дети в очень подавленном состоянии, то, что вы делаете, Руслан… – Ты делаешь.,. – поправил ее, и она улыбнулась. – То, что ты делаешь, нечестно, несправедливо и очень эгоистично. Они нуждаются в матери. Твоя бывшая жена хорошая мать, и разлучать их с ней только потому, что она предпочла другого мужчину, не честно. Ты наказал не только ее самым дорогим… ты наказал своих детей. Они страдают, и никто не знает, как в дальнейшем это скажется на их психике. – Я подумаю об этом. Пока что мне надо увезти их подальше, и совместное проживание с матерью может нести для них угрозу. Не от нее, конечно. – Я поняла. Фаина обняла Никиту, и тот спрятал лицо у нее на груди. – Отвезу их в санаторий. Он закрытый, уютный. Там очень избранный круг деток. Вряд ли туда кто-то сунется. Дети больные, все с аномалиями развития. Это самое безопасное место. – Хорошо. Я буду тебе очень благодарен за помощь. Свои дети есть? Она засмущалась, отвела светло-синие глаза. – Нет… со своими пока не сложилось. Но у меня есть больше, чем свои. – Да, знаю. Все вороновские отпрыски у тебя перебывали. Она не ответила, опять улыбнулась и протянула мне Никиту. – Надо отдать их маме. Очень надо. – Я тебя услышал. И она была права. Я подумал. Закончится вся эта херня, и дети будут жить с Оксаной. Я поехал за ними в санаторий утром, еще до похорон. Они ужасно обрадовались, бежали ко мне, с восторгом показывая игрушки, рисунки, которые рисовали с Фаиной. Детьми наконец-то кто-то занимался… Теперь нет ни бабушки… ни мамы. *** – Куда мы едем? – Это сюрприз. – К маме? – глаза Руси засветились. – Правда, к маме? Ну скажи! Скажииии! Я чувствую. Что к маме. Она мне снилась сегодня. Красивая очень. Вся в белом, как невеста. Правда… я ее звала, а она куда-то уходила от меня. И ты там был. С ней. Вы помирились. Нет. Пусть увидят ее в парке, пусть это будет сюрпризом и радостью для них обоих. Для детей и для Оксаны. На похоронах мне казалось, она вот-вот потеряет сознание, но ее поддерживал Сергей, и я не лез. Мне хотелось… да, черт возьми, ужасно хотелось оттолкнуть его и стать на его место, придерживать ее за плечи и не дать упасть в могилу, когда она кинулась к гробу. Но я стиснул руки в кулаки и молча смотрел, как это делает ее первый бывший муж. На поминки я не поехал. Вернулся домой. Прошел мимо спальни Снежаны. Раньше вечера не встанет. Вернулась под утро с двумя подружками. Звали меня к себе, но меня бы стошнило… я сам был в подавленном состоянии после смерти тещи. Хорошей она была женщиной, хорошей матерью, бабушкой. Слова плохого никогда не сказала, ни во что не лезла. Вспомнил похороны отца, выпил, помянул его, свою мать и тещу, и лег на диване в кабинете, а утром за детьми поехал. Это было не разочарование. Нет. Это было какое-то жуткое ощущение полной беспомощности перед происходящим. Потеря контроля, какая-то дикая прострация. Вначале я думал, что Оксана опаздывает. Я катал детей на аттракционах и смотрел на часы… Но ее не было уже больше часа. – Пап, а где сюрприз? – Скоро появится. А сам не мог поверить, что она не придет. У меня это в голове не укладывалось. Пусть ко мне нет, но к детям? Не выдержал, набрал ее. Думал, может, что-то случилось. Ответила не сразу. Вдалеке слышен мужской голос и смех. – Ты где? – Я не смогу приехать, прости. – Что значит – не смогу приехать? Мы час уже тебя ждем! – Не смогу. Все. Мне неудобно разговаривать. Я не одна! – Бл*дь! Ты издеваешься надо мной? С кем ты? – Не твое дело! И отключила звонок. – Пап! Где сюрприииз? – Руся дернула меня за руку, и я обернулся к ней, стараясь сдержать бешенство, сдержать порыв раскрошить все вокруг.