Пусть простить меня невозможно

И я буду опять буду молить небеса.





Не покидай, милый, боль моя, не растай во мгле,



Не покидай, как же можешь ты очень нужен мне.



Не покидай, не смогу одна, растворись во мне,



Не покидай, без тебя мне нет места на земле.

Светлана Лобода



– Это все…все не так, – завопил истерическим голосом Игорь и получил удар в челюсть, раздался такой хруст, что меня передернуло, и в пожухлую траву посыпались окровавленные зубы. Игорь взвыл и, кашляя и захлебываясь, свалился на бок мешком. Где-то закаркали вороны, взмывая в серое небо. Рассвет только занялся, но солнце осталось где-то в прошлой жизни, и облака светлели неравномерно рваными серыми оттенками. «Будет дождь». Подумалось мне. У меня теперь всегда будет дождь. Я сама себя казнила и зарыла в могилу.

– Заткнись! – просипел Руслан, не проорал, не прорычал, а так, словно потерял голос и уже не может откашляться. Я стояла молча в промокшей блузке рядом с Игорем, тяжело дыша, стараясь не смотреть мужу в лицо, в глаза. Смотреть только перед собой и молчать. Искусать щеки, язык, скрошить зубы, но не произнести ни слова. Все, что хотела, я ему уже написала в записке с теми фотографиями. Мне безумно страшно, что в моем голосе он услышит фальшь и не поверит. Ноги замёрзли и ступни покалывали пожелтевшие сухие листья. Осенью я его полюбила… осенью мы поженились… осенью я для него умерла.

Мой муж вывез нас обоих на своей машине в лесопосадку за городом. Пока ехали, Игорь мычал с заклеенным пластырем ртом и дергал связанными руками, а я смотрела на его босые ноги и думала о том, что у этого подонка холеные пятки. А в ушах звенит осипший голос Руслана:

«Скажи, что это неправда! Прямо сейчас скажи, что это тупая шутка, подделка, розыгрыш, какая-то сраная игра. Скажи, Оксана, бл*дь, я поверю! Давай! Обмани меня! Я хочу, чтоб ты обманула! Мы сделаем вид, что я тебе поверил!

– Не убивай мальчика, Руслан. Он не виноват. Я виновата.

И видеть, как глаза человека становятся по-звериному страшными и наливаются кровью все сильнее. Он мечется, сходит с ума, он больше не знает, кто он и как его зовут. Его рвет на части от боли и от предательства.

– Да. Ты виновата. А он…он сдохнет на твоих глазах. Вставай, падаль! – пнул носком ботинка Игоря под ребра.

– Не надоооо! – закричала, как можно громче и закрыла рот обеими руками. Мне удавалось рыдать, удавалось кричать там в квартире, всхлипывать и дрожать… Но вовсе не от страха за жизнь Игоря, а от страха за Руслана. На моих глазах он терял человеческий облик, на моих глазах его кожа становилась пепельного оттенка, а дыхание со свистом вырывалось из легких. И я не могла ничего с этим сделать… Пусть так. Пусть лучше так, чем я предам его и буду подписывать проклятые бумаги, пусть считают, что между мной и моим мужем ничего нет, и что они не смогут меня шантажировать и заставлять висеть у них на крючке… Пусть подбираются к Руслану сами… не через меня и не через детей. Пусть думают, что Игорь спал со мной, и у него ничего не вышло.

Когда Руслан ударил ублюдка еще раз, и тот заплакал, я с трудом сдержала злорадный смешок.

– Вот с этим дерьмом ты… вот с этим…, – кривясь и с трудом сдерживаясь, сипел Руслан удар за ударом, превращая в месиво лицо Игоря. – Что тебя перло? Его рожа? Да?

Я больше не смотрела ни на кого из них. Только перед собой. Пусть у меня будут силы все это выдержать.

– Сюда смотри!

Подлетел ко мне, схватил под руку и швырнул на землю, так, чтоб упала на колени перед Игорем.

– Смотри на него. Смотри, что ты с ним сделала! Смотри!

И я смотрела, уже не сдерживая улыбки, глядя в затекшие и обезумевшие глаза шантажиста, я ему подмигнула, а он замычал, задергался всем телом, взвыл. Да, тварь. Все эти дни я выла и корчилась, как ты сейчас, я страдала, я кусала от боли подушку, я грызла в мясо ногти. И завтра я буду выть, и послезавтра, и через месяц! И ты действительно здесь сдохнешь. Потому что посмел тронуть меня и моих детей. А твой вонючий хозяин поймет, что через меня ему Бешеного не получить. Я умру, а мужа им не сдам, чего бы мне это не стоило.

Ощутила, как пальцы Руслана впились мне в волосы, и крепко зажмурилась.

– Что такое? Что ж ты не попрощаешься со свои еб***м? А? Давай! Скажи ему последнее «люблю». Как ты там написала мне? А? Прости, я люблю другого! Прости, бл*дь! Прости, мать твою! И все? Это все?

Да, любимый, это все… прости за то, что вынуждена причинить тебе такую боль. Прости.

– Давай! Проси, чтоб я его не убивал! Проси, твою мать! Ну же!

Развернул меня к себе, а я упрямо закрыла глаза. Не могу. Не стану смотреть ему в глаза, я не выдержу. Увижу эту боль, и меня разорвет на части… на полпути нельзя останавливаться.

Руслан дернул затвор пистолета и приставил к голове Игоря.

– Проси!

– Зачем? – едва слышно спросила я. – Ты все равно убьешь его!

– А вдруг нет? Давай! Рискни! Убеди меня, что я не должен его убивать!

Игорь отчаянно замычал, видимо, понимая, что убеждать я никого не буду, и его минуты сочтены.


– Любишь его? Давай повтори это прямо сейчас! Скажи, что любишь его!

– Люблю его, – упавшим голосом, выдавливая каждое слово, словно оно тяжелым камнем застревает в горле и не выходит наружу.

– Не верю! Бл*дь! Почему я тебе не верю! Аааа?

Схватил меня под руки и резко поставил на ноги, а я закрыла глаза еще крепче.

– Зря не веришь… люблю его. Давно люблю. Как увидела на работе впервые… так и влюбилась.

– Давно, значит? И что первым заметила, а? Что? Отвечай!

«Он тяжело дышал, словно бежал от кого-то. Наклонился, посмотрел в окно. В это время поезд тронулся. Парень стоял рядом со мной, точнее, напротив. Высокий, даже очень. Моя голова с трудом доставала ему до груди. Я еще не видела его лица, просто смотрела на белую футболку, на замысловатый кулон на тонком шнурке. Он раскачивался прямо у меня перед глазами. Странный кулон, похож на клык зверя. Да, молодежь сейчас умеет удивить. От него приятно пахло. Нет, не просто приятно, а здорово пахло. Я сразу узнала очень дорогой парфюм "Clive Christian". Мы недавно занимались дизайном парфюмерного магазина. Я очень хорошо помню запахи. Этот мне понравился больше всех. Хотела Сережке подарить, но когда узнала цену, у меня потемнело в глазах. Покупать моментально перехотелось. К одеколону примешивался запах сигарет и молодого мужского тела. Опустила глаза чуть ниже. Полы кожаной куртки распахнуты. Видна пряжка ремня. Парень по-прежнему тяжело дышал. Он точно бежал, никаких сомнений. Только те, кто пользуются таким парфюмом и носят дорогие ремни стоимостью с мою зарплату, а также оригинальные джинсы "levis", обычно не гоняются за поездами метро, а разъезжают на спортивных тачках или "мерседесах".

В этот момент на его футболку что-то капнуло. Я смотрела, как перед глазами расползается темно-бордовое пятно. Кровь? Подняла голову и поняла, что парень смотрит на меня. На щеке порез, он вытер кровь ладонью и усмехнулся. Мальчишка. Лет двадцать пять максимум. Взъерошенные волосы, легкая щетина на щеках и взгляд очень наглый, характерный для такой вот безбашенной молодежи. Из пореза снова выступила кровь, а я вспомнила, что у меня в сумочке точно есть лейкопластырь. Полезла за ним, и в этот момент поезд остановился. Меня буквально швырнуло парню на грудь. В ту же секунду я почувствовала сильную руку на своей талии. Удержал. Черт. Неловко-то как. Завалилась на него, как мешок с картошкой. Я чувствовала под пальцами его мускулистое, упругое, очень горячее тело. Смутилась.

– Простите.

Парень усмехнулся, и в его очень живых карих глазах блеснула искорка интереса. Веселая улыбка, зажигательная, мальчишеская. В уголках глаз появились морщинки. Нет, ему даже меньше двадцати пяти. Я протянула парню пластырь. Он взял его из моих рук, и в этот момент нас снова качнуло. В этот раз он уже ловко удержал меня за талию. Только теперь руку не убрал, и я чувствовала, как горячие пальцы жгут тело через плащ. Он подставил щеку.

– Приклейте, я вас подержу.

Забавно, но я все же заклеила ранку лейкопластырем, и, улыбнувшись, сказала:

– До свадьбы заживет.

– До вашей? – спросил парень, смеясь.

– Нет, до вашей. Я уже замужем.

– Вот видите, самых лучших дам уже разобрали».



– Футболку… и глаза его мальчишеские, – а у самой слезы выступили, – от него умопомрачительно пахло и он…он нагло улыбался.

– Сукаааа!

И раздался выстрел, я вся дернулась, кусая губы до крови так, что ощутила ее вкус во рту. Игорь рыдал навзрыд с мычанием, с содроганием всем телом. Мне было видно лишь его ноги и лужицу, растекающуюся по траве.

– Вот это жалкое ничтожество… вот этого… слизняка? Променяла меня на него? Детей? Наше счастье?

– Не было счастья уже давно. С тобой только горе… ложь, одиночество и тоска!

Я била его так больно, как никого и никогда в своей жизни, била наотмашь, била под дых ножом и прокручивала его в самом сердце. Истекая кровью вместе с ним. Руслан застонал, и я ощутила, как дуло пистолета уперлось мне в лоб.

– Что ж ты молчала, а, Оксана? Что ж ты…что ж ты, сука такая, молчала? Что не устраивало? Он моложе? У него член больше? Он ебет дольше и качественнней? Что! Бл*дь! В нем! Такого, чего не было во мне и у нас!… Или просто новый член, а? Неужели ты…неужели ты бл*дь, Оксана? Неужели рано или поздно все случилось бы именно вот так? Он младше меня… а потом еще младше и еще?

Дает сдачи, и если бы каждое его слово было пулей, если бы оно могло убивать, я бы уже лежала мертвая у его ног.

– Так получилось… сердцу ведь не прикажешь, кого любить и за что. – и говорить стало невозможно больно. Горло охватило огненным обручем и сдавило.

– Я же могу сейчас убить тебя! Давай оправдывайся! Давай, сука, мать твою, Оксана, давай оправдывайся! Аааа! Я хочу верить тебе! Скажи, что это подстава… давай, еще не поздно, скажииии! Скажи, что солгала. Посмотри мне в глаза и скажи это! В глаза мне смотри!

Схватил больно за подбородок и заставил вздернуть лицо. Я задохнулась и зашлась от того, что увидела в его глазах, от этой волны сумасшедшего страдания.

– Это правда… Я люблю его, а не тебя и, если ты нас убьешь, ничего не изменится… Стреляй или отпусти.

Он заорал. Это было больше похоже на рев животного.

– Отпустить? Да? Я похож на лоха, который это сделает? Отпустить тебя…с ним?

Направил пистолет в сторону и, глядя мне в глаза, скривившись так, словно у него разворочено все тело, несколько раз нажал на курок. После первого выстрела Игорь глухо вскрикнул… дальше пули уже врезались в мертвое тело.

«Поджаривайся с треском, ублюдок, да утянут тебя демоны в преисподнюю».

А по щекам потекли слезы. Я боль Руслана в себя впитывала каждой клеткой, каждой порой, я от этой боли едва на ногах держалась. Вытерпеть надо. Выдержать… Было ли мне страшно, что сейчас он выстрелит в меня? Не знаю… я была настолько омертвевшей, что уже ничего не боялась. Только за детей… только за то, что они ни в чем не виноваты, и что я не думала, насколько сорвет тормоза у Руслана.

Держит меня на прицеле, рука дрожит, он весь дергается, и глаза блестят. Он то стискивает зубы, то открывает рот, чтоб схватить жадно воздух.

– Я… я мог бы сказать, что смогу обо всем забыть. Могу…могу понять, что в этом была и моя вина…, наверное, могу. Но… я не смогу с этим жить! Слышишь? Я не смогу с этим жить дальше!

– Никто не сможет. И я не смогу.., – и контрольным добавила, – и не хочу. Я не хочу с тобой быть… даже если бы ты меня простил, Руслан.