Пусть простить меня невозможно
Часть 16 из 41 Информация о книге
– Это…это она? – кивнула на сотовый. – Кто она, Оксана? – Та женщина? И момент очарования испарился. Растворился в раскаленном воздухе. В глазах Руслана вспыхнула злость, а я поняла, что налюбиться уже не выйдет… пошел обратный отсчет, и если не сейчас, то потом будет поздно. – Она звонит тебе на личный сотовый? – У тебя паранойя, Оксана! Отбросил мои руки, отвернулся лицом к бурлящей внизу моста реке. – Скажи, ты нарочно это устраиваешь? Или это какая-то разновидность мазохизма? Только что обнимала и через секунду та же песня! Тебе не хватает остроты ощущений? Резко повернулся ко мне, а я сделала шаг назад, чувствуя, как болезненно сжимается сердце от понимания, что он прав. Да, я разрушаю, любимый. Ты все верно чувствуешь. – Что мне сделать? Послать весь бизнес на хер и заняться только тобой? Черт, меня бесит, что я не могу понять, что происходит с тобой? Как же мне хотелось схватить его за руки, зарыться лицом в его грудь, сжать шею руками и забыть обо всем, как о страшном сне. Хотелось впиться губами в его поджатые губы, раздвинуть их языком, прильнуть к нему всем телом. – Со мной? Ничего не происходит. Что происходит с нами… ты только что говорил, что не чужой мне, а прячешь сотовый и не говоришь, кто тебе звонит. Так чужой или нет? Или это двойные стандарты? Я вижу тебя с другой женщиной, когда ты говоришь, что занят бизнесом, а потом тебе звонят, и ты прячешь свой сотовый. Приблизила свое лицо к его лицу. – Я не прощу тебе измены, Руслан. В этот раз не прощу. Ты это понимаешь? Ухмыльнулся и дернул меня к себе. – Какой измены? Где ты ее увидела? Дорогая, я понимаю, что Анна Каренина – твоя любимая книга, но зачем такой явный плагиат? Ударил. Больно, под самые ребра, и мне захотелось ударить в ответ. От боли, от ощущения полной безысходности. – Я бы никогда не бросилась под поезд… я бы нашла другой выход. – Какой же? Пошел в наступление. И грянет война. – Это не имеет значение. – Отчего же. Мне интересно, бл*дь, какое решение ты бы приняла, а? Просвети меня. – Вронский был не единственным мужчиной на свете! – прошипела ему в лицо и попыталась выдернуть руку, но он не дал, сдавил мои руки сильнее. – Да неужели? И что ты этим хочешь сказать? Уже есть кто-то на примете? – Пока нет. – Пока? Выкрутил мои руки назад и впечатал меня в себя. – Послушай меня внимательно, Оксана. Не знаю, какая ху*ня влезла в твою голову, и что ты себе надумала, но никаких других мужчин не будет, а если будут, то ты пожалеешь о том, что родилась на этот свет. Впервые я увидела, как его лицо стало сероватого оттенка от злости, как заиграли желваки на скулах. – А о чем пожалел бы ты, если бы в твоей жизни появилась другая женщина? О чем мне жалеть в таком случае? Ты мне лжешь, ты скрываешь от меня какие-то загадочные дела, звонки… после нашего уговора говорить друг другу правду. – Есть правда, которая тебе не нужна. И если я о чем-то умалчиваю, то только для того, чтобы уберечь тебя! Сколько лет я рядом? Что я должен делать, чтоб ты доверяла мне? Чтоб ты не искала причины развалить то, что мы так долго строили. Мне дорого все, что у меня есть. – А мне кажется, что тебе дорого то, что у тебя есть, но почему бы не иметь где-то еще! Хватит кричать на меня и говорить, что я параноик… эта женщина была рядом, и ты пока что не рассказал мне – кто она и зачем вы уединялись… если ты будешь мне лгать, Руслан… – То, что будет, Оксана? – Я уйду от тебя. Я не верила, что сказала это. Не верила, что произнесла это вслух. – Тебе никто не даст уйти. Стать моей женой – значит быть похороненной со мной в один день под одной плитой, Оксана. Запомни это раз и навсегда. – А я и не забываю, что ты бандит! – Бандит… красиво сказала, как в кино. Да, бл*дь, я бандит, зек, а ты жена зека и бандита. Поэтому уйдешь из моей жизни только, если я так решу. – Да? Я твоя вещь? Ты выбросишь меня, когда сам захочешь? – Хватит! – тряхнул изо всех сил и развернул лицом к мосту, толкнул к самым перилам. – Все! Мне надоел этот разговор. Забудь о нем! Просто забудь. Хватит. Я люблю тебя. Нет других женщин. Нет лжи. Ничего нет. Чего ты хочешь? Взять отпуск на неделю? На две? На три? Говори! Прижался к моей шее горячими губами, и я закрыла в изнеможении глаза. Хочу… я хочу, как раньше, я хочу, чтоб мне не угрожали твоей смертью и смертью детей… – Проси, что хочешь, и забудем об этой херне…. она не про нас, девочка моя. Обхватил мою грудь ладонями и страстно дышит мне в шею. – Помнишь, как я тебя… при гостях. Возле перил. Внизу твой муж, люди, мой отец, а я тебя трахаю… помнишь, аааа, помнишь? Обжигает своим хриплым шепотом, скользит ладонью под юбку. И мне до боли хочется, чтоб все это вернулось, чтоб мне не надо было отдирать его от себя с мясом, не надо было стрелять себе прямо в сердце. – Не помню, – закатывая глаза, когда его пальцы вошли в меня, – напомни мне…. Счастье продлилось меньше, чем я думала. Боже, как же я хотела, чтоб о нас забыли, чтоб все это прекратилось, чтоб оказалось дурным сном. Но это ожидание, эти внутренние тиканья часов и секундная стрелка в голове, отмеряющая мое время. Но я выдрала себе глоток счастья, выдрала целую неделю умопомрачительной любви, сумасшествия и полета над скалами, на которые мне суждено упасть и разбиться. Я даже не представляла, насколько это будет больно. Когда крадучись, как преступница, шла в кабинет, чтобы оставить там то, что убьет нас обоих. Превратит в осколки нашу любовь и… и сделает меня живым трупом. Но у меня нет другого выхода. Нет никаких альтернатив. Эта самая жестокая, самая радикальная… когда нужно спасти весь организм от заражения, отрезают ту часть, с которой все начало гнить… Гнилой частью являюсь я сама. Я должна себя обрубить и… тогда все останутся живы. Не включая свет, вошла в кабинет, наощупь подошла к столу, опираясь на дрожащие руки, смотрела в темноту, чувствуя, как несусь в адскую пропасть на бешеной скорости. Как же я не хочу вот так умирать… для него. Как же я хочу жить…. Но приговор вынесен, и если я не приведу его в исполнение – это сделают другие. В то утро Руслан встал раньше меня, и я слышала его голос и голоса детей во дворе. Они играли в мяч. Мы планировали пожарить шашлыки и весь день провести за просмотром фильмов. Ванька согласился даже на мои «динозаврские» комедии. Я смотрела, как они бегают во дворе с Русланом, как Руся ловко отбирает мяч у старшего брата и, весело смеясь, убегает с ним к кустарникам роз, Никита перебирает маленькими ножками и пытается бежать за ней, а Руслан смотрит за ними и улыбается. И мне хочется запомнить его таким. Любящим, смеющимся, горящим от счастья, влюбленным в меня. Затишье перед концом света. Я слишком прогневила Бога, чтобы оставаться долго счастливой. Еще раз посмотрела на своего мужа и ощутила, как вся кровь прилила к щекам. Эти ночи… о что он творил со мной в эти ночи, дни, вечера. Я была вся измята, покрыта следами его неистовства и опустошена до самого донышка… ровно для того, чтобы я начала наполняться снова. Руслан повернулся к окну и помахал мне рукой, подхватывая другой Никиту, и подбросил его в воздухе. Потом прицелился и «выстрелил» в меня Никитой, удерживая его, как автомат. Малыш заливается во всю, вокруг бегает Руся с мячом, а за ней следом Иван. Сумасшедший дом, и я счастлива находиться в центре этого хаоса под названием – жизнь. Я даже не обратила внимание на смс, протянула руку на автомате, поднесла к глазам и тут же схватилась за подоконник. Захотелось заорать от неожиданности и шока, но я лишь широко открыла рот. Вопль получился беззвучным. «На твое имя открыта ячейка на вокзале. Возьмешь оттуда документы. К завтрашнему утру они должны быть подписаны Царевым. Как ты это сделаешь, никого не волнует. А не сделаешь, твой муж завтра получит одно из пикантных фото, и это будет лишь начало. Откроешь рот – начнут умирать твои близкие». Схватившись за горло, смотрю на свой сотовый, замирая и чувствуя, как сильно сжимается сердце. «Если хотя бы раз пойдешь на поводу у шантажиста, то считай – ты на крючке. И никогда с него не слезешь. Ты будешь напарываться все сильнее и сильнее, до самых печенок, пока тебя не разорвет на хрен». Это были слова покойного Савелия Воронова. Я как наяву увидела его посеревшее и уже тогда изможденное из-за болезни лицо. И он был прав… понимала, что прав. Если я сделаю то, о чем они просят, они не остановятся… а если расскажу Руслану, то они убьют кого-то из нас. От безысходности и дикого ужаса захотелось заорать. Какое-то время я стояла у окна и пыталась отдышаться. – Оксана, спускайся к нам! – Руслан махнул мне рукой, и я рассеяно кивнула, открывая окно. – Мне надо съездить на работу. Я быстро. – Мы в отпуске! Ты забыла? – Нет…не забыла, – улыбаясь через силу, – я очень-очень быстро. – Сегодня последний день. Я помню…помню. Последний день. Как ужасно все это прозвучало. Как дико и больно. Я оделась и спустилась вниз к машине, Руслан догнал меня с Никитой на руках. Пока они бежали ко мне, у сыночка забавно подпрыгивал чубчик и двигались щечки. Он радостно подпрыгивал и тянул ко мне ручки. – Хочешь, я отвезу? На моте будет быстрее. – Нет. Вы отдыхайте. Я быстро. – Все хорошо? – Да. Все замечательно. Обняла его и жадно поцеловала в губы. В офисе было тихо. Ни души. Я зашла к себе и нашла на своем мейле то письмо с фотографиями, спрятанное в секретную папку. Ввела кодовое слово. Пока скрипел принтер, я смотрела перед собой и до крови кусала свои щеки, так, чтоб во рту был привкус моей крови, так, чтоб эта боль заглушала другую. Обратно я вернулась спустя час. Потом мы жарили шашлыки, дурачились во дворе, и я запретила себе думать о ночи. Я запретила себе вообще думать. Я жила этим последним днем, я им дышала, я его впитывала в себя… чтобы запомнить навсегда. Позже, когда дети легли спать, а мы с Русланом смотрели какую-то старую комедию вместе, точнее, он смотрел, а я гладила его руки и понимала, что мое сердце не бьется. Оно замедлило свой ход. – У тебя такие холодные руки. Пошли в постель? Я тебя согрею. – Мне хорошо здесь. Просто обними меня крепче. Сдавил до хруста, и я откинулась спиной ему на грудь, устроенная между его ног как в кресле, на пушистом ковре, чувствуя макушкой его горячее дыхание. – Когда ты уезжаешь?