Простые смертные

Я обиженно спросил:

– Я что, виноват, что никогда не проигрываю?

Найджел фыркнул.

– То, что никто не замечает, как ты жульничаешь…

– Так! Родители, вы слышали эту оскорбительную, беспочвенную клевету?

– …еще не доказывает, что ты этого не делаешь. – Найджел на всякий случай выставил в мою сторону столовый нож. Мой младший брат этой осенью потерял невинность и сменил шахматные журналы и приставку «Атари» на KLF[58] и дезодорант с кремом для бритья. – Между прочим, не Хьюго, а мне известны об этой Сюзанне целых три вещи. А все благодаря моей способности применять метод дедукции. Раз она находит Алекса привлекательным, то она: а) слепа, как летучая мышь; б) привыкла иметь дело с сопляками; с) у нее напрочь отсутствует обоняние.

В эту минуту в столовой как раз нарисовался Алекс.

– У кого это напрочь отсутствует обоняние? – спросил он.

– Принеси-ка нашему старшему братцу из духовки его обед, – велел я Найджелу, – иначе я прямо сейчас тебя заложу, и тогда уж ты точно получишь по заслугам.

Найджел без малейших возражений мгновенно подчинился.

– Ну, как там Сюзанна? – спросила мама. – Все ли в порядке у ее родителей в Гамбурге?

– Да, все прекрасно.

И Алекс сел за стол. Мой брат никогда многословием не отличался.

– Она ведь, кажется, изучает фармакологию, да? – поинтересовалась мама.

Алекс пронзил вилкой кусок цветной капусты, похожий на муляж мозга, и сунул его себе в рот.

– Угу.

– Но когда же ты все-таки нас с ней познакомишь?

– Трудно сказать, – буркнул Алекс, а я подумал о тщетных надеждах моей дорогой бедняжки Марианджелы.

Найджел принес старшему брату подогретый ланч и поставил тарелку перед ним на стол.

– Никак не могу привыкнуть, – сказал папа, – к невероятно съежившимся расстояниям. Подружка в Германии, катание на лыжах в Альпах, лекции в Монреале – и все это сегодня норма. Когда я впервые покинул Англию и поехал в Рим – мне тогда было примерно столько же, сколько сейчас тебе, Хьюго, – еще никто из моих приятелей так далеко от дома не уезжал. А мы с моим другом сели на паром «Дувр – Кале», потом автостопом добрались до Марселя, а потом через Турин – до Рима. На это у нас ушло шесть дней. И нам обоим казалось, что мы уехали на край света.

– Пап, а у вашей почтовой кареты в дороге колеса не отваливались? – тут же спросил вредный Найджел.

– Ах, как смешно! Во второй раз я побывал в Риме только два года назад, когда летел в Нью-Йорк на Европейское ежегодное собрание. Помнится, мы вылетели вовремя и прибыли как раз к позднему ланчу; еще успели провести несколько заседаний комиссии – сплошная болтовня до полуночи, а уже на следующий день снова были в Лондоне и как раз поспели к…

В гостиной зазвонил телефон, и мама сказала:

– Наверняка звонят кому-то из вас, мальчики.

Найджел выскочил в коридор и помчался в гостиную; моя обглоданная форель смотрела на меня одним, полным разочарования, глазом. Через минуту Найджел вернулся и сообщил:

– Хьюго, это тебя. Какая-то Диана Спинстер. А может, Спенсер[59], я как-то не уловил. Она сказала, что ты можешь подскочить к ней в театр «Палас», пока ее муж совершает поездку по странам Общего рынка… Она еще что-то такое вещала насчет тантрических поз в театральной уборной… в общем, она сказала, что ты поймешь.

– Есть такая операция, братишка, – сказал я ему, – которая очень помогла бы выправить твою единственную мозговую извилину. Ветеринары ее запросто делают, и, кстати, очень недорого.

– И все-таки кто звонил, Найджел? – строго спросила мама. – Скажи, пока не забыл.

– Миссис Первис из «Риверсайд Виллас». Она просила передать Хьюго, что бригадный генерал сегодня чувствует себя гораздо лучше, так что если Хьюго все еще собирается сегодня к нему заехать, то добро пожаловать от трех до пяти.

– Отлично. Если ты, пап, уверен, что обойдешься без меня…

– Ступай, ступай. Мы с мамой очень гордимся тем, что ты до сих пор ездишь к этому генералу, чтобы ему почитать. Не правда ли, Элис?

– Очень гордимся! – с чувством поддержала его мама.

– Спасибо. – Я сделал вид, что мне даже несколько неловко. – Знаете, бригадный генерал Филби был просто великолепен, когда я занимался с ним основами гражданского права. Я для этого специально ездил к нему в Далвич. Он знает невероятное количество всяких историй. Уж такую-то малость я теперь могу для него сделать.

– О господи! – простонал Найджел. – Такое ощущение, что меня заперли внутри сентиментального романа для детишек «Маленький домик в прериях»!

– В таком случае я с удовольствием помогу тебе оттуда выбраться, – сказал папа. – Поможешь мне убрать это дерево вместо Хьюго, а он поедет навестить бригадного генерала.

Найджелу эта идея явно пришлась не по вкусу.

– Но мы с Джаспером Фарли собирались сегодня на Тоттнем-Корт-роуд!

– Зачем? – Алекс навалил себе на тарелку целую груду еды. – Вы только и делаете, что таскаетесь там по магазинам и пускаете слюни, любуясь хайфай и синтезаторами, которые себе позволить не можете.


Из патио вдруг донесся грохот, и я краем глаза успел заметить какой-то черный промельк, затем по плитам покатился перевернутый цветочный горшок, упала стоявшая рядом лопата, и черный промельк превратился в кошку, из пасти которой торчала еще слабо трепыхавшаяся малиновка.

– Ох, – вздрогнула мама. – Как это ужасно! Может быть, мы еще успеем спасти птичку? Хотя эта противная кошка, по-моему, страшно собой довольна…

– Вот вам иллюстрация к принципу «выживает сильнейший», – спокойно сообщил Алекс.

– Может, опустить жалюзи? – спросил Найджел.

– Ничего страшного, дорогая, пусть природа сама во всем разберется, – сказал папа.

Я встал и вышел в патио через заднюю дверь. Было холодно, воздух так и обжигал лицо. Я крикнул кошке: «Брысь, брысь! Пошла прочь!», и маленькая черная хищница нырнула с добычей в садовый сарай и притаилась там, нервно следя за мной. Хвост у нее так и дергался. Растерзанная птичка уже почти не шевелилась.

В небе самолет с грохотом, подобным взрыву, преодолел звуковой барьер.

У меня под ногами хрустнула ветка. И я вдруг почувствовал себя каким-то невероятно живым.





* * *


– По мнению моего мужа, – сестра Первис, точно большой пароход, плыла по ковру, который можно было «чистить влажной щеткой и даже мыть», к библиотеке «Риверсайд Виллас», – молодежь в наши дни либо выпрашивает у родителей подачки, либо пьет, либо без всяких на то оснований изображает из себя бодрячков типа «у-меня-все-в-порядке-ребята». – Ноздри мне щекотал запах хвойного дезинфектанта, а сестра Первис между тем продолжала вещать: – Но пока в семьях Великобритании все еще вырастают порой такие прекрасные молодые люди, как вы, Хьюго, я лично готова поверить, что в ближайшее время полное варварство нам все-таки не грозит.

– Пожалуйста, сестра Первис, помогите! У меня голова в дверь библиотеки не проходит!

Свернув за угол, мы обнаружили одну из постоянных обитательниц лечебницы. Вцепившись в перила, тянувшиеся вдоль стены, она хмуро смотрела в сад, на качавшиеся под ветром деревья, словно что-то там забыла. С ее нижней губы на мятно-зеленый кардиган тянулась нитка липкой слюны.

– Выше голову, миссис Болито, – сказала медсестра, выхватывая откуда-то из рукава чистую салфетку. – Что мы там видим? Наши знамена, не так ли? – Она ловко удалила слюнный сталактит и выбросила салфетку в мусорное ведро. – Миссис Болито, вы ведь помните Хьюго? Молодого друга нашего бригадного генерала?

Миссис Болито повернула голову в мою сторону, и я тут же вспомнил глаз той форели, что недавно лежала у меня на тарелке.

– Страшно рад снова вас видеть, миссис Болито, – радостно приветствовал ее я.

– Поздоровайтесь с Хьюго, миссис Болито. Хьюго – наш гость.

Миссис Болито посмотрела на меня, на сестру Первис и захныкала.

– Ну, что такое? Что случилось? – заворковала медсестра. – А что там такое веселенькое по телевизору в гостиной показывают? Летающая машина? Так, может, и нам пойти посмотреть? Пойдемте, миссис Болито, вместе и посмотрим.

За нами со слабой улыбкой наблюдала голова лисицы, висевшая на стене.

– Вы меня немножко здесь подождите, – сказала сестра Первис миссис Болито, – а я быстренько провожу Хьюго в библиотеку и сразу вернусь. А потом мы с вами вместе пойдем в гостиную и посмотрим телевизор.

Я, конечно, пожелал миссис Болито счастливого Рождества, но, по-моему, надеяться на это особенно не стоило.

– У нее четверо сыновей, – сказала сестра Первис, когда мы двинулись дальше, – и у всех лондонский адрес, но ни один к ней никогда не приходит. Можно подумать, старость – это уголовное преступление, а не та цель, к которой все мы неизбежно придем.

Я подумал, уж не озвучить ли мне собственную теорию о том, что наша культурная стратегия, якобы направленная на победу смерти, – это всего лишь попытки похоронить смерть под запросами консюмеризма и надеждой на сансару, а все «Риверсайд Виллас» мира служат лишь ширмой, способствующей этому самообману; старики действительно виновны, ибо самим своим существованием доказывают, что наше сознательно близорукое отношение к смерти – это и есть тот самый самообман.

Нет, решил я, не надо ничего усложнять, вынуждая сестру Первис изменить свое мнение на мой счет. Мы, собственно, уже достигли дверей библиотеки, и моя провожатая сказала sotto voce[60]:

– Я знаю, Хьюго, вы не подадите вида, если бригадный генерал вас не узнает, не так ли?

– Ну что вы! Конечно, нет. А его все еще преследует то… заблуждение насчет пропажи почтовой марки?

– Да, эта мысль по-прежнему время от времени приходит ему в голову. А, вот и Марианджела! Марианджела!

Марианджела подошла к нам с кипой аккуратно сложенного постельного белья.

– Юго! Сестра Первис говорила, что ты сегодня придешь. Как там твой Нор-витч?

– Хьюго учится в университете Кембриджа, Марианджела. – Сестра Первис даже содрогнулась. – Кембриджа, а не Нориджа[61]. Это очень большая разница!

– Пардон, Юго. – Чуть раскосые, эльфийско-бразильские глаза Марианджелы пробудили во мне не только надежды. – Я и не знала, что есть такой город. Я еще так плохо знаю географию Англии.

– Марианджела, вы не могли бы принести в библиотеку кофе для Хьюго и нашего бригадного генерала? А то мне надо поскорей вернуться к миссис Болито.

– Конечно. Приятно было встретить вас хотя бы в коридоре, сестра Первис.

– Только не забудьте попрощаться со мной перед уходом, – напомнила ей миссис Первис и решительно направилась в обратный путь.

А я спросил у Марианджелы: