Привилегия

их походка замедлилась. Не говоря ни слова, он

нашел ее руку своей, и сплел их пальцы достаточно крепко, чтобы она поняла, что он

никуда не денется.

Нет, он не любил титулов.

Он даже не был уверен, что это такое.

Ему все еще это нравилось.

Этого должно было быть достаточно.

Стоя рядом с маленьким укрытием, которое обеспечивала автобусная остановка, Ренцо

притянул Лючию к себе, обнял ее за шею и

поцеловал в макушку.

Диего был занят тем, что смотрел, сможет

ли он перепрыгнуть с одной скамейки на другую,

поэтому, казалось, не обращал на них никакого

внимания.

Откинув голову назад, так что волны ее

мягких волос рассыпались по плечам, карие глаза

блеснули, когда они встретились с его глазами.

— Это еще зачем?

Ренцо пожал плечами.

— Захотелось это сделать.

— Хмммм.

— Не зацикливаться на этом и все такое.

Лючия усмехнулась.

— Не буду. Ты просто потрясающий, ты же знаешь это, правда?

Ренцо моргнул.

Что?

— Какой я...?

— Ты просто такой, — мягко вставила она,

ее рука поднялась так, что кончики пальцев

коснулись его губ нежным прикосновением, от

которого по его нервам пробежали искры.

Как прикосновение могло сделать это?

Он не был уверен, но ему это нравилось.

— Ты всегда думаешь о них, не так ли? О

Диего и Розе. Ты встаёшь каждый день ради них,

ради их нужд.

— Кто-то должен.

— И они любят тебя за это.


— Да наверное. Но больше никто за ними

не присматривает. Роза, она может постоять за себя, если ей нужно сейчас, но уверен, что она

сможет сосредоточить внимание на том, где это необходимо.

— А Диего?

Ренцо посмотрел в сторону младшего брата, но Диего все еще возился со скамейками.

— Я не знаю, кто его отец, понимаешь? Это может быть кто угодно в радиусе десяти миль от того места, где мы жили в то время, кто был готов предоставить Кармен комнату на ночь или снабдить ее одеждой на день или два. Я был так

чертовски зол.

Кончики пальцев Лючии скользнули по его стиснутой челюсти.

— На что?

— Что она снова забеременела. Я чертовски ненавидел его только за то, что он оказался здесь. Он ведь даже не виноват, а я. Я ненавидел его за это. Все время, пока она была беременна, ей становилось все хуже и хуже. Как будто я умирал внутри. Она даже не могла оставаться чистой будучи беременной. Она не употребляла так много, как до беременности, но этого было достаточно, чтобы она могла жить день за днем, не страдая.

Ее рука на его груди сжалась в тугой кулак,

прижавшись к его рубашке, но Ренцо... он даже не

изменил тона, когда заговорил о чем-то еще, о чем не любил говорить. Может, он уже устал, а может,

просто сломался и вообще ничего не чувствует.

Кто знает, в чем тут дело?

Только не он.

— Я просто подумал ... — Ренцо вздохнул и снова уставился на младшего брата.

Диего, который любил его до смерти и

никогда не сомневался в этом. Диего, который был

совершенно невинен и никогда ни от кого ничего

не просил. Диего, который даже не просил быть здесь.

— Я полагал, что он будет еще одним ртом,

который нужно кормить. Мне было почти

шестнадцать, когда он родился. Я вроде как понял,

что у него тоже никого нет, и на самом деле я

злился не на него.

Лючия провела пальцами по длинным

прядям его волос, которые упали ему на глаза.

— Но ты любишь его.

— Полюбил в ту же секунду, как он

появился на свет. Я был там — снаружи палаты.

Первым покормил его. Не спал всю ночь, когда

впервые привел его домой.

Брови Лючии изогнулись.

— Где была твоя мама?

— Под кайфом.

История моей жизни.