Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева

— А то! — в тон ему ответил Зверь.

— Ниче, на переменке побазарим, — Трифонов гаденько улыбался.

— С кем базарить? С тобой что ль? А кто ты такой, чтоб с тобой базарить? Ты вообще сначала говорить научись, шкет, — Зверь решил сразу расставить точки над «и». — Если в голове две извилины — сиди и не вякай, слушай, что умные люди говорят, может и станешь человеком.

Трифонов покраснел, как помидор. Видимо, так с ним в этом классе никто не говорил. Было видно, что он готов взорваться, но ему помешал звонок.

— Ну, что ж! Сегодня я был приятно удивлен, да и вы, ребята, наверное, тоже. Итак, тему монголо-татарского ига мы продолжим на следующем уроке, читайте параграф пять, готовьтесь отвечать на вопросы. Ну, конечно, не в таком объеме как сегодня поведал нам…ммм…Максим правильно?

— Правильно, — ответил Макс.

— …поведал нам Максим Зверев. А теперь можете быть свободны, — историк попрощался с классом и, помахав рукой Максу, вышел из класса. Класс загудел, несколько человек собрались возле задней парты.

— Ну, новенький, ты даешь! Как ты все это вызубрил?

— А зачем тебе все это? Ты что — учителем намылился стать?

— Ты вон как историка нашего раздраконил!

Возгласы сыпались со всех сторон. Макс хотел было ответить, но тут подошел тот самый бледный мальчишка, выглядевший постарше остальных.

— Слышь ты, зубрила, пошли выйдем, побазарить надо? — процедил он.

Макс помнил, кто это такой и помнил, что было с ним в его первой жизни. Тогда этот его одноклассник, второгодник Сергей Скотников по кличке Дикий вместе с Юрой Трифоновым после школы его, Макса, что называется, сломали — пригрозили отметелить, но потом, видя, что жертва испугалась, милостиво отпустили. И потом много лет Макс боялся их, став в классе одним из самых беззащитных и гонимых. Правда, он и был в классе самым маленьким, как по росту, так и по возрасту. Именно это стало основным стимулом того, что Зверь стал заниматься спортом, охотно пошел в армию, а, попав в спецназ, усиленно занимался единоборствами. Сейчас в теле самого себя, тщедушного мальчика Максима Зверева сержант спецназа, мастер спорта и чемпион Макс Зверев готовился, что называется, «дать ответку» своему прошлому.

— Слышь, Дикий, мне с тобой базарить не о чем, если ты за своего дружку Тришку подписываешься, то я после школы вас обоих научу, как правильно с людьми разговоры разговаривать, понял? — Макс все это сказал спокойный тоном, сидя за партой, и глядя на Скотникова — вот же Бог фамилией отметил — снизу вверх.

Правда, ноги у него были готовы к действию, да и руки тоже не просто так лежали на парте.

— Чё?! Слышь ты, амёба, глиста в скафандре, ты кому тут права качаешь? Ты только приперся, а уже всех заманал? Давно в табло не получал? — Дикий просто офанарел от такой наглости новенького.

— Не получал. Хочешь попробовать дать? Так не вопрос — после уроков за школой попробуешь. А здесь чего понты кидать? — Макс был спокоен и зол.

Дикий не выдержал и все же попробовал выписать наглецу «леща»[23]. Однако траекторию его удара Макс заметил, что называется, за километр — все же многолетний опыт рукопашника автоматически передался новому телу — поэтому даже не стал как-то защищаться, а просто уклонился в самый последний момент, сделав легкий нырок вперед. И вся сила удара досталась продолжавшему улыбаться Трифону.

— Ууууу! Гондурас ты хренов! — Трифон схватился за голову, видимо, получил зачетно.

— Слышь ты, палевный, тебе ж русским языком сказали — после уроков, ты чё — совсем фишку не сечешь? — Макс, наконец встал, правда, был он на голову ниже своего оппонента, поэтому тот угрозы не почувствовал. Но рядом стояли одноклассники, а тут еще вмешались девчонки.

— Скотников, ты снова тут драку устроил? Тебе мало походов к директору? А если снова отца вызовут? — Такая же мелкая, как и Макс, но бойкая девочка просто заклевала Дикого, оттирая его от Макса. Да и остальные ребята, хоть и с некой долей страха, но все же неодобрительно стали высказываться в сторону этой «сладкой парочки» — Трифонов и Скотников.

— Ну, лады, я этому щеглу табло начищу после уроков, ты понял, мелкий? — Дикий демонстративно цыкнул зубом и пошел на свое место.

— Слышь ты, зубрила вонючий, я тебе точно бошку отобью, — прошипел Трифонов, потирая макушку.

— Ага, пока что, вижу, тебе ее уже отбили. Так ты другана попроси, он тебе еще раз приложит — чтобы не нарывался. А я уже потом, для закрепления, — Максу было откровенно скучно. Он встал, взял свою сумку и пошел вперед, где на первой парте было свободное место рядом с той самой девочкой, которая утром смотрела на него из окна и хлопала в ладоши.

— Не занято? — вежливо спросил он.

— Пока нет. Моя подруга болеет, можешь пока сесть, — удивленно ответила девочка.

Макс сразу вспомнил ее — это была Лариса Гончаренко, его соседка по дому, она жила в третьем подъезде, а Макс — в первом. В той, первой жизни они даже дружили, просто дружили, никаких романтических соплей не было, хотя, конечно, Лариска Максу немного нравилась.

— Слушай, ты чего так нарываешься? Это же Тришка и Дикий, известные хулиганы, по ним милиция плачет, Дикий вообще со взрослой шпаной постоянно ходит, смотри, они тебя подкараулят и побьют, — вполголоса проговорила Лариса.

— Ну, это мы посмотрим, — улыбнулся Макс.

— Ага, я утром видела, как ты зарядку делал. А что это было? Ты так руками и ногами махал, как мельница.

— Да, это такая гимнастика китайская, — Максу неохота было сразу раскрывать все свои козыри.

— Ты что, в Китае жил? — глаза Лариски округлились.

— Нет, просто дружил с китайцами, они и научили, — уклончиво ответил Макс.

Все это время возле задней парты продолжались дебаты бойкой девчушки, которая, как оказалась, была членом совета отряда пионеров школы. Звали ее Света Болгова. Она отчитывала сразу обоих, Трифонова и Скотникова, те вяло огрызались. Остальной класс разошелся кто куда — одни вышли в коридор, другие остались сидеть за партами, третьи стояли у окна. И все потихоньку бросали любопытные взгляды на новенького.

Если бы знаменитый фильм «Приключения Электроника» не был выпущен на советские экраны в 1980 году, одноклассники Макса могли бы подумать, что к ним в класс пришел робот. А так они, скорее всего, зачислили Зверя в обыкновенные зубрилы. В общем-то — не самая плохая репутация. Хотя и не самая хорошая.

Но очень скоро Максим Зверев поменял мнение класса о себе.






Глава седьмая

Большие разборки в маленькой школе




В четвертом классе обычно по 4 урока. Иногда — пять, но это уже ближе к зиме. После истории остальные уроки пролетели быстро, впрочем, какие там у четвероклассников уроки? Русский язык, украинский язык и физкультура. Макс больше старался не выпячиваться, хотя это не совсем получилось. Потому что на уроке украинского языка обнаружилось, что он говорит по-украински ничуть не хуже самой учительницы. В советское время в городских школах русскоязычного Днепропетровска мало кто из учеников владел украинским, потому что родной для них был как раз русский язык. А вот в отдаленных районах, таких, как тот же Амур-Нижнеднепровский или в некоторых школах на городских окраинах было больше детей, которые говорили на русском и украинском. Правда, украинский был скорее «суржиком» — смесью украинского и русского, но все же украинский там был больше освоен, нежели в центре.

Учительница украинского поинтересовалась, откуда у Зверева такие познания и он соврал, что до семи лет жил с бабушкой на Мандрыковке[24] — а там много переселенцев из Полтавы, и многие говорят в быту на украинском. Поэтому здесь его зубрилой уже не называли, но отношение стало, мягко говоря — прохладным. Сельских городские девочки и мальчики не любили, и, хотя Макс никоим образом не походил на выходца из села, тем не менее, круг отчуждения между ним и остальным классом стал более заметен.

Последний урок — физкультура — проходил на улице. По плану первая четверть была посвящена легкой атлетике, поэтому, переодевшись, четвероклассники гурьбой пошли на школьный стадион. Трифонова и Скотникова на физре не было, как сказали ему одноклассники, они пошли за школу курить.

— И шоблу собирать, чтобы тебя отмутузить, — сказал Максу белобрысый кучерявый мальчишка с вечной радостной ухмылкой на лице.

«Сашка Засудский», — подсказала Максу его детская память.

— Посмотрим, кто кого отмутузит, — он коротко хохотнул.

— Да ты чё такой резкий-то? Первый день в школе и уже нарываешься? У тебя чё — «подписка»[25] неслабая? Братан в старшем классе или папа — мильтон? — Сашка был явно заинтригован аттракционом невиданной наглости. — Эти двое — Тришка и Дикий — от них вся школа плачет. Дикий вообще кандидат в колонию, еще год — и загремит точно, а Тришка, хоть и мелкий, но такой говнистый, что лучше не трогать. И шобла за них подпишется, там и старшие есть, а тут ты такой красивый нарисовался, — Засудский с интересом оглядел Макса, который не производил впечатление силача.

— Много будешь знать — скоро состаришься. Конечно, с «подпиской» любой может тут строить из себя героя, посмотрим, кто из них один на один сможет мне что-то доказать, — Макс не стал много говорить, и пошел к прыжковой яме с песком, где уже стояли все мальчишки его нового класса.

— Будут они с тобой один на один махаться, как же, — проворчал Засудский ему в спину.

Марк Лазорович, школьный физрук, для начала дал задание пробежать для разминки три круга по стадиону. Макс, в принципе, бегать особо не любил — столько марш-бросков в полной боевой было за его плечами. Но здесь, в футболке, в трусах и кедах, да еще в легком и звонком теле одиннадцатилетнего мальчишки, в котором нет ни травм, ни ранений, он с огромным удовольствием рванул на дистанцию. И не заметил, как пробежал все три круга, оставив далеко позади весь класс. И только заметив удивленные глаза физрука, понял, что снова выпендрился.

— Фамилия? — Марк Лазорович был лаконичен.

— Зверев. Я новенький, из 56 школы, — ответил Макс.

— А, это с Амура. Ну, тогда понятно, у вас там бандитский райончик, там бегать надо уметь, ты же вон какой дохлый, — физрук что-то черкнул у себя в блокноте и стал распределять задания на урок.

Девочек он отправил метать теннисные мячики, мальчишек частично распределил в секторе для прыжков в длину, а частично отправил бегать стометровку. На этот раз Зверь контролировал себя и бегал, как все, в пределах нормы. К тому же он был очень легким и спринтерский бег пока что не был его коньком. Это в будущем 88-килограммовый Максим Зверев уверенно бегал стометровку за 11 и 8 десятых секунды, то есть, на второй разряд, здесь же пока он вряд ли выбежал бы даже из 15-ти. Впрочем, для школьного норматива и этого хватило бы с головой.

Физра была последним уроком. И когда Макс переоделся, в раздевалку зашел ухмыляющийся Трифонов.

— Ну, чё, лошарик, пошли побазарим? — сказал он, обращаясь к зашнуровывающему кеды Максиму.

— Слышь ты, недомерок, тебе сейчас по кумполу пробить за оскорбуху или потом? Сопли подбери, щегол пестрожопый, мотай к своей шобле, ты же потому такой храбрый, что «подписку» привел, да? — Макс вскочил, взял сумку с учебниками и формой и пошел к выходу, демонстративно отодвинув Тришку плечом. Тот опешил, но, что-то прошипев в спину наглому новенькому, поплелся следом.

«Подписка» Трифонова ждала у школьного крыльца, причем, не где-то в сторонке, а почти что на виду у всей школы. Вместе с Диким там находились еще трое мальчиков примерно его возраста и комплекции, хотя один из них был заметно выше и мощнее. Не баскетболист, конечно, но переход из мальчика в юношу уже начался.

«Так, значит, бить прямо перед школой не будут, есть фактор внезапности. И мне никого из них не надо будет серьезно „ронять“», — определил диспозицию Зверь.

Расслабленной походкой он подошел к компании.

— Здорово, бандиты! Чё, Дикий, кентов привел? — бодро спросил Макс, обращаясь к однокласснику.

— А чё ты, шкет, такой борзый? Думаешь, как с Амура — так тут все на цырлы упали[26]? — это подал голос тот самый, рослый и высокий мальчуган, которому на вид было не одиннадцать-двенадцать, а все четырнадцать.

— А ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать? Тебя не учили люди, что сначала надо представиться, назвать себя, а потом уже бакланить[27]?

Зверь сразу вогнал себя в боевое состояние. Нужно было быть готовым к любой подлянке, даже несмотря на открытую площадку. Сунуть ему пару раз под ребра или по печени можно было быстро и незаметно, тем более что численное превосходство было подавляющим. Поэтому и начал он говорить жестко, напористо, с применением лексики, которая была в ходу у «блатных». Встречающих его эта лексика сильно выбила из колеи. Обыкновенный школьник такие слова знать не мог.

— Ух, ты, он еще тут и права качает! — не то удивился, не то восхитился спрашивающий подросток.

— Так он не успел в школу прийти, а тут уже всем указывает, как и где базарить. И выпендривается, зубрила, пятерки ловит, показушничает, типа самый умный, — подал голос Дикий. — Ты, Дюндель, поучи его, как нужно себя вести.

— А чего это ты, Серега, сам не можешь? Смотри, это ж глиста в скафандре, чихнешь — он и переломится. Мы тебе зачем? — Дюндель явно недоумевал. К тому же, лексика новенького его, по ходу, сильно озадачила.

— Ну, он же какой-то безбашенный, типа бессмертный, не уважает всю кодлу[28], вот я и решил, что надо нам ему облом устроить. На нас с прибором клал! — Дикий был, что называется, на взводе.

— Ну, во-первых, я, как ты говоришь, с прибором клал только на твоего дружка Тришку, который не умеет с людьми разговаривать, — Зверь улыбнулся своей змеиной улыбкой и Дюндель, судя по всему, сразу это отметил. — Во-вторых, если ты вписался за своего кореша, то я могу положить и на тебя. Если твой котелок не варит, и ты не кнокаешь, кто может качать права, а кто в пролете. В-третьих, ты же зассал пойти за школу и стыкнуться[29] один на один, ты кодлу свою привел, которую я знать не знаю. Так что прежде чем уважать кого или не уважать, надо познакомится, а вы тут невоспитанные до крайности, никаких понятий у вас нет, вы даже имена свои не назвали — о чем тут с вами базарить? — Максим снова улыбнулся.

Словесно Макс «сделал» своих оппонентов «на раз». И с интересом ждал, чем они ответят. Потому что, если бы эти мальчишки знали, что такое «понятия», то правота Максима была бесспорной. Его опыт и опыт этой мелкотни был настолько в разных весовых категориях, что не было смысла даже оставаться здесь, можно было разворачиваться и уходить. Потому что даже по дворовым понятиям он был прав — он честно предлагал Дикому разобраться один на один, и именно Дикий струсил и привел на разборку всю свою «подписку». То есть, не стал драться сам. Теперь, если Максиму попытаются вчинить какие-то «предъявы», то он имел право или вызывать один на один любого из кодлы, или обращаться к любому арбитру, вплоть до родителей и это уже было, как тогда говорили, «не западло».

Увы, во времена СССР молодежный, а также и школьный слэнг пестрел словами из уголовной лексики, но, слава Богу, матерной брани в нем было очень мало, да и чисто тюремно-воровской фени также незначительное количество. Все это появилось уже в 90-е, когда государство перестало заниматься подрастающим поколением, а кино и литература понесли в массы всякую дрянь из «романтики» воровского мира.

— Ты, гаврик, не духарись, мы видим, что ты не гога, но и качать права ты рановато начал — только пришел и сразу буром попер[30], — Дюндель несколько сбавил обороты.

— Так ты обзовешься или как? — Макс с интересом ждал развязки.