Последний шанс

– Там у вас, наверное, жарко? – делает еще одну попытку Грейс. – У нас очень холодно.

– О-о, такая жара! И влажность! Я совершенно обезвожена. Ужасно!

– Ясно.

Грейс не очень понимает, зачем мать вообще отправилась в турне по свету. Судя по всему, Лаура не получает от этого никакого удовольствия. Почти так же бывает, когда она садится на строгую диету или занимается гимнастикой.

Грейс говорит:

– Мама, боюсь, у меня плохие новости…

Но Лаура, похоже, не слышит дочь.

– Как Джейк? – настойчиво спрашивает она.

Мать произносит имя ребенка настолько по-взрослому, что Грейс даже не сразу понимает, кто такой Джейк.

– Хорошо. – У нее в животе все холодеет от ужаса. – Прекрасно.

– Кормишь его грудью?

– Да.

– Я тебя не кормила грудью. Сама мысль об этом была мне невыносима. Помню, как говорила Марджи: «Я не корова и не хрюшка!» Но нас тогда неправильно информировали. Мы считали молочные смеси такими же полезными, как и грудное молоко. Но кто его знает… Теперь вот думаю: может, все-таки надо было кормить тебя грудью?

«Что такое она несет? – думает Грейс. – Уж не пьяна ли она?»

– Есть какие-нибудь новости на Скрибли-Гам? – спрашивает Лаура.

– Да, есть. И боюсь, плохие. Вчера я пыталась дозвониться до тебя, но не смогла пробиться. Умерла тетя Конни. Завтра похороны.

В трубке слышится странный шипящий звук.

– Мама? Ты слышишь меня?

Голос матери перекрывает ее собственный:

– Пневмония? Я тысячу раз говорила Конни, что она подхватит пневмонию. Но та ни за что не хотела закрывать шею. На прошлую Пасху я подарила ей прекрасный свитер. А она все брюзжала, недовольна была. Представляешь, спросила: «А ты бы сама надела такой, Лаура? Только честно?» И я честно ответила: «Надела бы, если бы мне было под девяносто!»

– Пневмония тут ни при чем. Она просто скончалась во сне. Ее нашла тетя Марджи. Мы думаем, тетя Конни знала, что скоро умрет. Все ее бумаги были сложены в стопку у кровати.

– Пожалуй, мне стоит позвонить маме и Розе. Как они это восприняли?

– Бабушка Энигма много плакала.

– Могу себе представить, – с отвращением заявляет Лаура. – Что-что, а поплакать мама любит. И Марджи в нее пошла.

– Есть и другая новость: тетя Конни вроде как завещала свой дом бывшей девушке Томаса, Софи. Тетя Роза сказала об этом Томасу. Там было для нее письмо.

– Возмутительно! Как это похоже на Конни!

– Вероника собирается опротестовать завещание.

– И правильно. Кто-то должен противостоять Конни. Она чересчур долго командовала в этой семье.

– Да, но она умерла, мама. И больше не будет командовать.

– У меня такое просто в голове не укладывается! Ведь эта Софи бросила Томаса у алтаря!

– Ну, не совсем у алтаря.

– До чего же бестактно со стороны Конни! Не подумать о чувствах Томаса!

Уж кто бы говорил! Однажды Грейс слышала, как Лаура заявила ее двоюродному брату, который сильно горевал из-за Софи, что он слезливый сентиментальный олух.

И Грейс снова меняет тему разговора:

– Вероника считает, будто тетя Конни всегда знала, что на самом деле случилось с Элис и Джеком, но так и не захотела никому открыть эту тайну.

– Ах, Элис и Джек, – небрежно произносит Лаура. – О господи, до чего же мне надоела вся эта история! Путешествуя по миру, действительно начинаешь смотреть на многие вещи по-другому. Сколько можно талдычить одно и то же: Элис и Джек, Джек и Элис. Подумаешь, тайна века! Хочешь, я скажу тебе, что с ними на самом деле случилось? – Следует очередная шипящая пауза, а затем Лаура с раздражением спрашивает: – Грейс, сколько тебе лет?

– Что, прости?


– Тебе ведь тридцать четыре, верно?

– Да. А при чем тут это?

– Ну… Послушай, Элис и Джек – это бизнес. Выгодный бизнес, с которого мы все немало имеем. А Конни всегда говорила, что если тайна будет разгадана, то бизнес от этого пострадает. Возможно, есть какая-то тривиальная разгадка, но кого это волнует?

– Веронику. Ее это всегда страшно интересовало. А теперь она хочет написать об этой истории книгу.

– Не сомневаюсь, что, не дойдя до конца первой главы, она увлечется каким-нибудь новым проектом.

Это похоже на правду: за последние три года Вероника трижды собиралась поступать на разные специальности в магистратуру, начинала писать роман и детскую книгу, собираясь переплюнуть «Гарри Поттера», сменила шесть мест работы, посещала с десяток различных курсов, открыла бизнес по мытью домашних животных и консалтинговую компанию «Отрешись от суеты». Вероника всегда была взбалмошной, но после развода стала просто бешеной.

– Возможно, ты права.

– О черт! Эта дурацкая телефонная карта…

Короткие гудки.

Грейс вешает трубку. Странный у них сегодня был разговор. И это «о черт!» в конце так же нехарактерно для матери, как «господи ты боже мой» – в начале.

– О чем вы так долго беседовали? – кричит из гостиной Кэллум.

В этом разговоре есть много такого, что развеселило бы Кэллума. Помидоры, турецкие туалеты, свитер тети Конни, предположение, что Лаура знает тайну Элис и Джека.

Он выходит в коридор и устремляет на нее сверху вниз пылкий взгляд. Грейс чувствует, как голова у нее опять начинает раскалываться от этой кошмарной мигрени. Слишком много усилий приходится прилагать, чтобы выглядеть любящей матерью и женой. Слишком много усилий тратить на разговоры.

– Какие новости? – спрашивает муж.

– Никаких, – отвечает она. – Я хочу принять ванну.





Глава 18




Благодаря тонкому слою инея пристань острова Скрибли-Гам так и сверкает на солнце. На острове прекращены все дела. Оставшиеся там члены семьи, отправляясь на похороны тети Конни, садятся на паром, который перевезет их через реку.

– Ах, только посмотрите на него! – кудахчет тетя Марджи, заглядывая в коляску к Джейку, который, пуская слюни, важно смотрит на нее. – Он просто очарователен. Ты так красиво его одеваешь, Грейс! Разумеется, ты и сама прекрасно одеваешься. Это у тебя от матери. А вот у меня, боюсь, совсем нет стиля, правда, Рон?

Ее муж, одетый в безукоризненный темный костюм, в темных очках, перестает вышагивать взад-вперед по пристани.

– Полагаю, ты не ждешь ответа на этот бессмысленный вопрос, Маргарет? С добрым утром, Грейс.

В детстве Грейс считала дядю Рона – красивого и обходительного, умного и саркастичного – именно таким мужчиной, за которого однажды хотела бы выйти замуж. Повзрослев, она решила, что ее дядя совсем не умный, а довольно противный, а Марджи – дурочка, если мирится с этим. Теперь Грейс просто принимает их такими, какие они есть. Что-то непохоже, чтобы Томаса и Веронику волновали взаимоотношения их родителей. В любом браке, в любой семье есть свои секреты.

– У тебя очень элегантный вид, тетя Марджи, – говорит Грейс.

На самом деле Марджи, как всегда, одета старомодно, но по-своему привлекательна. На ней белая блузка и черная юбка, которая плотно облегает ее фигуру.

– В наше время трудно подыскать одежду для похорон, – отвечает Марджи. – Все какое-то легкомысленное. Грейс, милая, ты ведь не считаешь, что в таком наряде я похожа на официантку, правда?

– Ну что ты, нет, конечно!

На самом деле Марджи действительно напоминает симпатичную официантку из придорожной закусочной – таких обычно показывают в американских приключенческих фильмах. Ей не хватает только кофейника и жвачки.

– Я регулярно хожу на занятия в группу по снижению веса, – наклоняясь к племяннице и бросая косые взгляды на мужа, вполголоса признается Марджи. – Твоя мама это одобрит. Она считает меня ужасно толстой.

Грейс рассматривает тщательно сделанный макияж на лице тети, замечая, что в порах носа скопилась коричневатая крем-пудра. И наконец произносит:

– Мама вечно преувеличивает.

Грейс овладевает странное, по-своему приятное чувство отстраненности от окружающих, словно она парит высоко у себя над головой, управляя собственным телом с помощью пульта дистанционного управления. Растянуть губы в улыбке. Взяться за ручку коляски. По-матерински нежно наклонить голову к ребенку.

Прошлой ночью Джейк проснулся в час и после кормления никак не мог уснуть. Он не один раз делал вид, что собирается спать, но потом вдруг вздрагивал и заходился в плаче, отчего его личико краснело и сморщивалось, как грецкий орех. Грейс включила повсюду свет и, с мрачным видом укачивая ребенка, обошла весь дом, вышагивая по периметру каждой комнаты, поднимаясь и спускаясь по лестнице. Проходя мимо спальни, она видела силуэт Кэллума: он лежал на спине и с блаженным видом храпел. За ужином муж выпил красного вина и потому спал как убитый. Он просил Грейс разбудить его, если понадобится, но она предпочитала изображать из себя мученицу. Она мать. Это ее обязанность, ее долг. Кара, ниспосланная лично ей за ужасное (бог знает какое) преступление. В половине шестого Джейк наконец уснул, насупив бровки и распустив губки бантиком. Грейс легла в постель рядом с Кэллумом и до семи пялилась в потолок воспаленными сухими глазами. В семь муж спросонья притянул ее к себе и поинтересовался, хорошо ли она спала.

– Ты немного бледная, дорогая, – говорит Марджи. – Как спит ребенок?

– Прекрасно, – отвечает Грейс и повторяет шутку Кэллума: – Сном младенца.

– Сном младенца! – хихикает тетушка. – Ой, как здорово, Грейс! Ха-ха!