Поручик Империи

Немцы попытались отвечать. Но здесь были не молодые резервисты и не регулярные части. Сюда в охрану выдвинули ландвер, по возрасту уже почти что ландштурм, который оказался психологически не готов к такому столкновению. Они относились как раз к тому поколению, которое служило после Франко-прусской войны, а потому они не имели ни внятного боевого опыта, ни современных навыков. Крепкие служаки мирных дней… давно минувших и совершенно непригодных, неприменимых к окружавшей боевой обстановке.

Бой был скоротечным.

Расстреляв ленту с пулемета, Васков, а за агрегатом стоял именно он, принялся ее спешно менять. А остальной личный состав продолжил ухать винтовками, добирая визуально наблюдаемые мишени. Но только тех, кто бегал с оружием в руках.

– Пошли! Пошли! Пошли! – крикнул поручик.

Он уже сам к тому времени выскочил из грузовика и, прикрываясь капотом, вел огонь из пистолета. Чех же лежал на полу кабины и старался не отсвечивать.

Васков остался с одним бойцом у пулемета. Остальные стали стремительно продвигаться по территории полевого склада. Всех, кто оказывал сопротивление, убивали на месте, остальных сгоняли к грузовику и связывали. Впрочем, работники, возящиеся на территории склада, при первых же звуках перестрелки бросились кто куда. Здесь хватало гражданских. Так что зачистка носила больше формальный характер.

Удалось захватить и тех двух мужчин, что возились с колесом грузовика. Опять гражданские и опять реквизированный автомобиль. В этот раз поляк и немец. Причем поляк по-русски разумел.

– Так, Васков, – крикнул поручик, когда все затихло и пленных связали.

– Я!

– Пусть Йозеф грузовик немного повернет. А ты приготовься и контролируй вон ту дорогу, – указал он младшему унтер-офицеру. – Если появится кто – подпускай шагов на сто и срезай очередью. Понял?

– Так точно! – произнес Федот Евграфович и повторил приказ.

– Исполняй!

А сам, поставив еще двух бойцов в охранение, остальных увлек за собой потрошить добычу.

Что собой представлял такой временный полевой склад?

Это был своего рода накопительный пункт с предварительной сортировкой. Трофейные команды лазили по разбитым позициям и стаскивали сюда все, что было похоже на оружие, боеприпасы, амуницию и что-то хоть как-то похожее на полезное военное имущество. Даже шинели с сапогами, и те для первичной сортировки свозили сюда. Подводами преимущественно. Грузовиков в 1914 году в германской армии практически не имелось. Только с началом войны на местах их стали активно реквизировать для решения транспортных проблем.

Чего тут только не было… даже пушки с пулеметами! Но главное – гранаты!

О да! Гранаты!

Максим прекрасно знал о том, что в 1912 году на вооружение Русской Императорской армии поступила ручная граната Рдултовского, известная также как РГ-12. Увесистая такая жестяная коробка прямоугольной формы, да с крепкой ручкой и взрывателем с ударником и замедлителем. В общем – классика, пусть и невероятно уродливая на вид. Ну а что вы хотите от самых первых серийных конструкций?

Собственно, ручные гранаты массово на начало войны имелись только в русской и германской армиях. Одна беда – их никто и не воспринимал как средство для полевых сражений. Они находились на складах в крепостях и имелись у саперных подразделений, предназначаясь строго для крепостной войны. Грубо говоря, практику и тактику полевого применения гранат в годы Первой мировой войны и придумали. Если не считать старинные опыты XVI–XVIII веков. Поэтому радости Максима при виде этих четырех ящиков с РГ-12 его бойцы не оценили. Не осознали пока они еще своего счастья.

Три часа. Долгих три часа шла возня возле этого склада. Васкову даже разок пришлось пустить в дело пулемет, расстреляв подводу трофейной команды.

– Ваше благородие! – обратился к подошедшему поручик младший унтер-офицер и, указав на дорогу, добавил: – Еще едут.

Максим глянул в указанную сторону и грязно выругался. Это были не одна и не две подводы, а целый караван из семи штук. Да человек при них с неполные две дюжины.

– Дистанция триста, – произнес он для Васкова, рассматривая гостей в бинокль. – Длинной очередью – бей!

– Есть! – бодро ответил унтер и высадил все две с половиной сотни патронов ленты в сторону колонны гужевого транспорта. Люди при первых же выстрелах бросились в придорожные лопухи, благо что их хватало. А вот лошадей поубивало на месте.

Ба-бах!

Что-то взорвалось на предпоследней подводе. Гранаты или, может быть, снаряды везли.

– Прокрути-ка им еще одну ленточку, Федот Евграфович, – произнес поручик, когда Васков перезарядил пулемет. – Только короткими очередями, да по тем лопухам, что у дороги. Пусть уже в лес бегут, если выжили. А то, не дай бог, постреливать из винтовок в нас вздумают. Нечего дурными мыслями им голову забивать.

Тот гаркнул уставной ответ и начал работать осторожными, экономными очередями по три-пять патронов. Боеприпасы теперь можно было не беречь.

– Что у вас? – поинтересовался Максим, подходя ко второму грузовику. Тому самому, что ремонтировали по их прибытии.

– Все готово, Максим Федорович, – доложился Хоботов. – Колесо заменили, пулемет установили.

– Водитель готов с нами сотрудничать?

– Разумеется.

– Что, поляк вот так взял и согласился?

– Ваше благородие, – подал голос водитель. – А что поляк?

– Так вы же русских не любите!

– И что? Вы думаете, я немцев люблю? – криво усмехнулся этот уже видавший виды мужчина. Помятая, пропитанная машинным маслом и бензином одежда. Трехдневная щетина. Уставший, злой взгляд.

– Так зачем признался, что водитель? Сдался бы просто так в плен. Мы бы уехали, а тебя эти бы развязали. И все. Свободен.

– Максим Федорович, а что вам так поляк не глянулся? Вы его узнали? Где-то раньше видели?


– Нет. Вижу его первый раз. Или ты забыл, что я тебе сказывал совсем недавно? Знаю только, что среди поляков много борцов за независимость. Им претит быть в составе Империи. Им хочется лежать на обочине. Пусть в полном ничтожестве, но незалежно и самостийно.

Поляк промолчал, ничего на это высказывание не ответив. А поручик продолжил, обращаясь к Хоботову:

– Или ты не знаешь, что ядро кавалерии армии Наполеона составляли поляки? Той самой, что сражалась под Бородино и входила в Москву.

– Поляки?

– Шляхта. И тогда охотно к врагам нашим пошли. И сейчас не удивлюсь, что пойдут. Уже тогда они показали, что им хоть с чертом целоваться, лишь бы не с русскими дружить. – А потом, чуть покачав головой, добавил: – Не нравится он мне.

– Так и застрели, – сплюнув, произнес водитель, переходя на «тыканье». – Коли не нравлюсь. Или повесь.

– А сам застрелишься? – присев и внимательно посмотрев поляку в глаза, спросил Максим. – Я тебе и пистолет дам с одним патроном.

– Нет. Сам не застрелюсь.

– Боишься?

Вместо ответа поляк просто достал крестик. Самоубийство у христиан – смертный грех. Максим это знал, но как-то не учитывал. Для глубоко бездуховного поручика религиозные маркеры были слишком незначительны. В общем – этот аргумент поручика смутил. Тем более что по глазам видел, что поляк не боится…

– Откуда родом?

– Из Варшавы.

– Так ты подданный Его Императорского Величества?! А тут что делал?

– По делам ездил. Как началась война, так и задержали. Две недели продержали взаперти, пока не посадили за руль моего же автомобиля. С тех пор на них и работаю. За еду.

– Жена, дети есть?

– И жена, и две дочери. В Варшаве остались.

– В церковь ходишь?

– Хожу.

– По доброй воле? Или чтобы люди что дурного не сказали?

– Ваше благородие… – с укоризной произнес поляк.

– Хорошо. Целуй крест, что верно служить будешь. А как доберемся до своих – я тебя отпущу.

– А автомобиль?

– Не обещаю. Война. Если получится – отдам. Главное – к семье вернешься. Уверен, что им там без кормильца тяжело.

Поляк с минуту думал, твердо смотря в глаза поручика, потом достал крест и поцеловал. И завертелось.

Следующие десять минут возились с загрузкой этого грузовика. Водителя-то до того не было, вот и не знали, что делать. Максим сам уже хотел садиться за «баранку». Но удалось договориться. К Яну сел Васков. Больше заслуживающих уважение людей с головой на плечах у поручика не было.

Завершив формирование колонны, Максим Федорович вышел и придирчиво осмотрел ее.

Головным шел грузовик Йозефа. На его широкой крыше расположилось два курсовых станковых пулемета. Из-за чего плотность курсового огня возросла чрезвычайно. Причем пулеметов новых, нормальных. Муха не сидела. Во всяком случае, на вид.

За ним стоял «Даймлер» Яна. Тот был более ранней модификации и закрытой кабины не имел. Водитель сидел как на козлах. Из-за чего и вооружить грузовик не было возможности. Поэтому в него перенесли носилки с полковником и ящики с боеприпасами. И даже прицепили к нему трофейную трехдюймовку, благо что их тут стояло аж девять штук в относительно целом состоянии. А две – так и вообще в отличном, одну из которых и решили экспроприировать. Зачем прихватили? Так кто его знает? Мало ли пригодится? Кое-как прицепили передок, а уж за него и пушку. Причем содержимое зарядного ящика передка знатно потрясли, загрузив практически полностью фугасами. Из тридцати шести выстрелов оставили только четыре шрапнели. На всякий случай. Так-то фугасы будут попроще в употреблении и в деле более универсальны.

Замыкал колонну «Форд» Синичкина. Этот пикап все же обзавелся курсовым станковым пулеметом на крыше.

Довольно кивнув, Максим забрался в кабину к Йозефу, и колонна тронулась вперед.

Конечно, оставлять просто так этот важный полевой склад трофеев было нельзя.

– Взорвать бы тут все, – незадолго до отъезда заметил Васков.

– Взорвем. Обязательно взорвем. Но потом.

– Потом?

– Конечно. И не мы.

– Ваше благородие, я вас не вполне понимаю, – напрягся унтер.

– Ничего страшного. Говорить не хочу – боюсь сглазить. Комендант поделился сведениями не только об этом дивном местечке. Или ты думаешь, что я три десятка трехлинеек просто так велел положить в грузовик?