Поручик Империи

– Они? – спросил он у чеха, показывая на идущих впереди людей. Тот яростно закивал, подтверждая сведения. Догадаться о цели вопроса, очевидно, было непросто.

Заприметив знакомый автомобиль, конвоиры согнали пленников с дороги. А те и рады. Как-никак – повод передохнуть. Казалось бы, только утром попали в плен, а уже вон какие подавленные и осунувшиеся. Положили носилки с полковником на землю и сами сели, дабы дух перевести.

– Тормози, – громко и отчетливо произнес Максим чеху, когда до группы было метров пятьдесят. Тому уже Хоботов успел растолковать значение этой команды.

Грузовик натужно заскрипел тормозами и, покачнувшись, остановился метрах в двадцати – двадцати пяти от группы людей.

– Огонь! – крикнул Максим и, высунувшись из кабины с запыленным стеклом, начал стрелять из пистолета Люгера. С одной руки, потому что нормально ухватиться было невозможно.

Бух! Бух! Бух!

Поддержали его винтовки с грузовика. Всадники, возвышающиеся над сидящими пленниками, были отличными мишенями. Поэтому на землю они полетели легко и просто. Даже не успели выхватить свое оружие.

Пленники, не будь дураки, ухватили лошадей. Да и разглядели они своих, когда те высунулись и начали стрелять. По форме. Да и крики знакомые.

Максим открыл переднюю дверь и достаточно сноровисто вылез на землю.

– Кто старший? – окрикнул он пленников.

– Я, – тихо произнес тяжело раненный полковник с носилок.

– Здравия желаю, – бодро произнес Максим, подойдя к штаб-офицеру так, чтобы ему легко было его видеть. – Как ваше самочувствие?

– Не представитесь? – удивился полковник, едва заметно выгнув бровь.

– Не имею возможности. Контузия. Очнулся в траншее, засыпанный землей. Ни имени своего не помню, ни родителей, ничего. Зовут Максим. Наверно. На портсигаре вычитал. Отчество неизвестно, но, если пожелаете, зовите Федоровичем. Думаю, оно вполне сойдет.

– Документы?

– Увы… – развел руками поручик.

Полковник промолчал, внимательно изучая поручика. А тот продолжил:

– Придя в себя, принял командование над нижними чинами и прапорщиком Хоботовым.

– Хоботовым? Он тут? – удивился полковник, выдавая знакомство с ним.

– Да, господин полковник, – подтвердил Лев Евгеньевич, подходя ближе.

– Вступили в бой с противником, – продолжил Максим. – Перебили трофейную команду. Откопал и отремонтировал станковый пулемет. Уничтожили из засады маршевую роту немцев. Отбили штаб дивизии. Автомобиль – трофей.

– Что со штабом? – тихо, но напряженно спросил полковник.

– Приказал сжечь, чтобы документы не попали в руки к немцам. Вывести не имел возможности.

Полковник перевел взгляд на Хоботова и тот кивнул, подтверждая слова поручика. Вновь посмотрел на Максима. Внимательно прошелся по его внешнему виду, буквально сканируя каждый шов формы. Потом взглянул в глаза и медленно произнес:

– Максим Федорович, принимайте командование над моими людьми.

– Есть, – козырнул поручик и начал отдавать распоряжения.

Носилки с полковником загрузили в грузовик. Пятеро бойцов сняли с убитых кавалеристов сбрую и оружие, сели верхом. Те, кто из селян и хорошо верхом держался. Остальные набились в грузовик. Превратив его сразу в этакую пародию индийского общественного транспорта. Разве что на подножках не стояли и на крыше не сидели.

Уже смеркалось, поэтому мудрить не стали. Просто отъехали в сторону на несколько километров и, съехав с дороги в небольшой перелесок, встали там лагерем. В темноте автомобиль, стоящий среди деревьев, не разглядеть. А костер можно было развести в небольшом овраге. Там же подогреть еду и вскипятить воду.

– Максим Федорович, – тихо позвал поручика полковник. Так и не представившийся, к слову.

– Слушаю.

– Что делать дальше думаете?

– Злодействовать, – улыбнувшись, ответил поручик. – Как я могу к вам обращаться?

– Андрей Петрович.

– Очень приятно. Андрей Петрович, судя по всему, основные силы корпуса генерала Артамонова организованно отходят с боями на юг. В лучшем случае. В худшем – беспорядочно отступают. Поэтому прорываться к нему я смысла не вижу. Планирую прокатиться по тылам и постараться сорвать немцам снабжение. А если повезет, то оттянуть на себя батальон-другой.

– Дерзко.

– Не вижу другого способа замедлить наступление немцев. Что толку нашим от десятка-другого солдат на передовой? А здесь, в тылу, на грузовике да с пулеметом – мы представляем для немцев несоизмеримую опасность.

– Дерзко, – тихо повторил полковник, а потом добавил с едва заметной улыбкой: – Но я одобряю.

– За Японскую войну? – спросил Максим, кивнув на орден Святого Владимира IV степени с мечами.


– За Мукден, – кивнул полковник, уточняя.

– В штабе мы нашли Анненскую саблю. Не ваша?

Так разговор и завязался. Оказалось, что поносило Андрея Петровича изрядно. Все больше по Дальнему Востоку, где он встретил XX век. Боксерское восстание. Взятие Пекина. Занятие Порт-Артура. Русско-японская война. Революционные события. Подавление мятежей. И вот – шальная пуля. Глупое ранение. Случайное. Он бы еще повоевал…

За разговором полковник и уснул. Сказались и общая слабость, и нервное напряжение. А поручик, проверив, как унтер-офицеры помогают бойцам освоиться с новым вооружением, засел за карту местности. Нужно было придумать хоть какой-то план действий как для себя, так и для отряда.

Основная сложность заключалась в том, что, собственно, Максим был в этом мире чужим, всецело инородным элементом. И если сейчас он хоть как-то вписывался в обстановку, то переход в распоряжение частей Русской Императорской армии радости ему не доставит. Документов нет. Знакомых нет. Связей нет. Ничего нет. Он никто и звать его никак. Конечно, боевые заслуги могут и зачесть, признав офицером и выпустив в войска. Если повезет. Ведь наверняка будут проверять. Конечно, НКВД здесь нет. Но все равно. Он прекрасно знал о той шпионской истерии в Российской Империи, что имела место в годы войны. Так что у него есть все шансы попасть как кур во щи. Но даже если выкрутится, дальше-то что?

Максим не испытывал иллюзий и прекрасно понимал, что если его не убьют в ходе боевых действий, то уж жернова революции и последующей гражданской войны перемолотят только в путь. Все эти высокие идеи свободы, равенства и братства были ему чужды чуть более чем полностью. Для него они звучали как бред восторженных юнцов и экзальтированных идеалистов. Да и к демократии он относился весьма прохладно. А значит, шансов пережить ту кровавую кашу, которая грядет, у него практически нет.

Из чего он делал простой и незамысловатый вывод. Нужно просто исчезнуть. Немецкого языка он не знал. Однако это, на его взгляд, не должно было помешать раствориться на просторах Германии. Взять и в нужный момент исчезнуть, прихватив с собой трофейные пистолеты, деньги и прочие ценности. Дойти до нейтральной Швейцарии. Нелегально перейти границу. Перейти во Францию или Италию. И уже оттуда перебраться в более спокойные места. Благо что английским языком он худо-бедно владел.

Но как это сделать?

Кроме того, нарисовалась еще одна проблема. Вот так сидя возле костра и анализируя день, Максим даже не смог объяснить, зачем он бросился спасать пленных. Это было ему невыгодно. От маленького отряда легче избавиться, просто подставив под убой. А тут раз – и взвалил себе на плечи еще дюжину людей. И с каждым новым человеком бросить отряд и начатое дело становилось все сложнее и сложнее. Чисто психологически. Он ведь видел, что люди доверились ему. Даже освобожденные пленники, на которых уже успел распространиться боевой дух и запал изначального ядра отряда. И вера в своего командира. Странного, но сумевшего достичь значимых результатов в кратчайшие сроки.

Поручик хмуро потер лицо, поймав себя на мысли, что ему стыдно смотреть в глаза своим людям. Просто стыдно. Они ведь ничего не знали и верили ему. Чтобы хоть как-то подавить это чувство, Максим встал и отправился проверять посты, стараясь отвлечься…





Глава 6




27 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии

Утро наступило внезапно.

Максим, не выспавшийся и злой, потянулся и принялся за дела. Требовалось навести марафет: умыться, побриться, надеть уже почищенный китель. Кем-то. Пока он чистил морду лица. Ну а что? Командир отряда он или где?

Полковник же, также проснувшийся с первыми лучами солнца, внимательно за ним наблюдал. Очень уж он казался ему странным поручиком. Да – решительный, уверенный в себе малый. Но насквозь неправильный. Хотя это и не бросалось в глаза явно. Однако какой-то едва заметный флер присутствовал постоянно.

В чем? Сложно сказать.

Что-то проскакивает в его речи такое, что цепляло полковника. На первый взгляд безвредные словечки да обороты, но насквозь незнакомые и непривычные. Из Максима Федоровича со всех щелей выпирала удивительная начитанность и широчайший кругозор, непривычный для пехотного поручика. Оно было и неудивительно. Учебная программа в рамках средней общеобразовательной программы в конце XX века на голову превосходила ту, что имелась в гимназиях начала того же века в России. И по совокупным часам, и по объему сведений. Разве что баланс предметов иной. А ведь у Максима был еще полный курс высшего военного училища, то есть вуз за плечами. И там тоже минувший век оставил самые неизгладимые следы интенсификации и акселерации всего и вся. Ну и увлечения… Поэтому, даже всеми силами сдерживаясь, он все равно светился как новогодняя елка в ночи. Что не могло укрыться от взгляда ни Васкова, ни Хоботова, ни тем более полковника.

Впрочем, странностей и других хватало.

Андрей Петрович в бытность свою видел выступление силачей в цирке. И даже самого Ивана Максимовича Поддубного. Однако, когда поручик снял тельную рубаху для водных процедур, удивился. И было с чего. Максим ведь в той жизни не все время водку пьянствовал да по лесам бегал. Он и своей физической форме уделял немало времени. А культура и техника тренировок в начале XX века только-только делала свои первые, робкие шаги. Вот и удивился полковник разумно прокачанному и подсушенному телу поручика с рельефом мышц и кубиками пресса на животе. Прямо как на античных барельефах…

Бритье также привлекло его внимание. Максим мало практиковался в очистке лица от волос посредством опасной бритвы. Пробовал. Да. Но больше для того, чтобы покрасоваться на людях во время исторических маневров. А так он все больше электрическую или безопасную бритву предпочитал. Поэтому пользовался этим остро отточенным куском металла крайне осторожно… без должного многолетнего навыка.

В понимании же полковника поручик так неуверенно работал бритвой из-за того, что не привык сам себя обихаживать. По цирюльням сидел или еще как решал это затруднение. Косвенно это подтверждала и манера поведения. Он слишком дерзок, слишком самоуверен, слишком спокоен. ТАК не ведут себя поручики из безродных и бедных семей. Но полковник, отслуживший при штабе первого армейского корпуса, его не только не знал лично, но и никогда не видел. А это было странно. Очень странно…

Через час после подъема отряд уже смог привести себя в порядок и позавтракать оставшейся со вчерашнего дня трофейной едой.

А потом начались занятия.

Спешить пока никуда не требовалось, так как ехать в государственные учреждения немцев до открытия – глупо. Вот Максим Федорович и постарался потратить время на изучение нового оружия: винтовок Маузера и пистолетов Люгера. Кто-то уже умел ими пользоваться. Кто-то нет. И если с винтовками все было относительно просто, то с пистолетами пришлось повозиться. Селяне не отличались особенной технической грамотностью и сообразительностью… даже в таких примитивных вещах…

Но время.

Никакого внятного плана действий на день поручик не придумал. Только общую стратегию. Для чего-то большего ему просто не хватало сведений. А значит, что? Правильно. Нужно было брать «языка» или как-то иным способом получать критически важную информацию. Поэтому свернув стоянку около семи часов утра, поручик выступил всем отрядом в сторону ближайшего городка. Там ведь наверняка имелась комендатура…

Грузовик медленно катился по довольно приличной щебеночной дороге. Следом на рысях двигалось пятеро всадников.

Проехали около пяти километров.

Окраина небольшого городка, еще не тронутого войной. Во всяком случае, разрушения визуально не наблюдаются. Да и блокпоста на дороге нет. А главное – люди. Они спокойно прогуливались по улицам, очень неторопливо поспешая по своим делам. На грузовик и пятерку вооруженных всадников они вообще никакого внимания не обращали. Словно так и надо.

Максим удивленно покачал головой. И решил немного нахулиганить. Нет, ну а что? Ходят тут такие важные, словно цапли по болоту…

– Останови, – произнес он чеху, продублировав приказ жестом.

Автомобиль плавно встал, благо что скорость была копеечной. Чуть быстрее пешехода.

– Лев Евгеньевич, – обратился к нему поручик. – Видите вот эту благообразную пару? Спросите у них, может ли в городе где встать на постой батальон русской пехоты?

Хоботов удивленно повел бровью, но, совладав с собой, перевел.