Полнолуние

— По-немецки говорили, значит?

— Немцы. Это их язык.

— Значит… значит, у них там главным был Бог. Или они кого-то между собой называли Богом. Или тот сам себя Богом назвал.

— Почему?

— Гот. Я немного учил в школе немецкий. Не так уж хорошо его знаю, но на фронте наблатыкался. Мне хватает школьных знаний, чтобы перевести. «Гот» — это Бог по-немецки. Так звучит[12].





4




Теперь затылок поскреб великан.

Зыркнул на Катерину, которая все это время стояла в стороне, молчала и слушала. Потом снова взглянул на Андрея.

— Они там, выходит, Бога постоянно поминали. Всуе.

— Нет, Гром. Ты прав. Они упоминали Бога, но не того, о котором ты думаешь. И которому люди привыкли молиться. Мыслю я, действительно был там человек, который называл себя Богом. Или его прозвали так. Причем не нужно исключать: именем Бога мог называться кто угодно. Хоть мужчина, хоть женщина.

— Была бы тогда Богиня.

— Не скажи, Гром, не скажи. Дальше что?

— А ничего! Сбежали мы оттуда, повезло. Илья из Рязани как-то предупредил — слышал вроде, что Гот приказал держать меня для него последним.

— Что он имел в виду?

— Тю на тебя! Разве же я знаю! На то время все как-то быстро пошло. Парней из блока начали забирать к Готу дня через два-три каждого. А тем, кто остался, не всегда уже давали снотворное. Правда, мы все равно были какими-то полуживыми. Да ночами слышали крики снаружи. Всякий раз — будто нечеловеческие.

Левченко двумя пальцами поднял тоненькую сухую веточку. Задумчиво взглянул на нее, будто могла подсказать что-то или натолкнуть на нужную мысль. Потом переломал пополам, отбросил обломки, щелкнул пальцами.

— Я никогда такими делами не занимался. Парафия не моя. Ни когда на фронте был, ни сейчас, в тылу. Но краем уха слышал: немцы оборудовали разные базы, когда были тут, на нашей территории. Изучали, например, воздействие каких-то лекарств на людей. Новых, только что изготовленных препаратов. Экспериментальные образцы называется. Или что-то такое. А наши люди, пленные или гражданское население, женщины и дети, служили фрицам морскими свинками. Или мышами, как хочешь, так и называй.

— Испытывали разную гадость на живых людях?

— Не просто на живых — на здоровых. Зачем бы тогда вас, таких богатырей, нарочно отбирали в лагере?

Теперь переглянулись уже Гром с Катериной.

— Илья допускал подобное.

— Вещи очевидные. Остается понять, как ты убежал, почему вернулся сюда и что все это имеет общее с сатановским оборотнем.

Великан хмыкнул.

— Ты уже так его называешь… Издалека видел, говорю же тебе. Будто обычный человек. Высокий. Я еще окликнул его, так он рванул, будто стреляли. А общее что-то вряд ли есть. Подозреваю: кем бы он ни был, нашел тот объект. Ну или что там от него осталось. И прячется. Я же думал — знаю туда дорогу. Вишь, мины, еще и капканы…

— Не о том говорим. — Андрей на миг прищурил глаза, в который раз за это время пытаясь собраться с мыслями. — Я спрашиваю. Ты отвечаешь. Годится?

— Давай так, — пожал плечами Гром.

— Ладно. Итак, как ты сбежал? И сам ли ты бежал?

— Мотнулись с Ильей. Не знаю, откуда там самолет появился, который хотел бомбить. Это я так сказал — объект. На самом деле бомбы сбросили рядом, неподалеку. Может, даже туда целились, но промахнулись. Ни тогда, ни теперь не разберешь. Только когда рвануло, мы с Ильей будто проснулись.

— Будто?

— То есть очнулись ото сна. Да мы же были еще оглушены теми их порошками, или что они добавляли. Ну, в тот момент будто пелена спала.

Гром вспомнил: исчезла вялость. Как навалились с Ильей на закрытые двери блока, и те поддались, хотя думали — замки крепкие. Когда вывалились в ночь, на двух заключенных в белом никто не обращал внимания. Немцы кричали, копошились, кто-то даже стрелял в воздух, а там, за густой колючей проволочной изгородью, вставал на дыбы лес. Илья тогда метнулся назад, выбежал уже одетый в свое, темное, меньше бросалось в глаза.

Сейчас, возвращаясь мысленно в то время, Гром кривил душой — голова тогда кружилась, шумело и вело. И все же не настолько, чтобы он не мог сделать как товарищ. Куда бежать — не знали, пригнулись и кинулись в сторону ворот. Рвануло совсем близко, так, что земляные комья долетели до них. Упали, оклемались, глянули перед собой — с той стороны, где взорвалось, куска ограждения не было, в темноте зияла воронка.

Помчались туда, не сговариваясь. Гром оказался быстрее. Илья споткнулся, не сдержал ругательства, его услышали и заметили. Сразу затарахтели выстрелы. Оглядываясь на ходу, Гром видел, как товарищ падал, живой, убитый — неизвестно.

Сам он помчался под защиту леса, не разбирая дороги. Остановился и рухнул с разбега, когда почувствовал: ноги перестали держать. Закатился в ближайший барак, притаился там. Найдут — не найдут — уже не имело значения.


— Или подумали — это меня накрыло бомбой, или решили не морочиться, — завершил Гром свою историю. — Я отлежался, добрался до Сатанова. Там, за поселком, на опушке, встретил вот Катерину. Она прятала меня от немцев. Потом ушел, нашел своих, знал, где искать. Вот теперь снова сюда вернулся, место надежное.

— С тобой все ясно. О том, почему ты сбежал… Понимаешь, даже если бы Штраус или тот самый Гот сомневались в твоей смерти, все равно бы за тобой не бегали. Легче назвать тебя мертвым, чем признать — с секретной исследовательской базы сбежал подопытный. Наша и немецкая системы в таких подходах, Гром, очень похожи. Тебе это, как видишь, помогло. Значит, следующий вопрос. Ты вспомнил, что где-то в этих краях не так давно был немецкий объект. Наверняка сейчас его там нет. Но что-то от него да осталось. Для чего рисковать, прячась у Катерины, если можно разведать дорогу, наведаться в незнакомое место и обустроить его под временное пристанище? Верно?

— А тебя, вижу, недаром в милицию поставили. — В голосе великана чуть ли не впервые за все время послышалось уважение. — Правильно, угадал.

— Мыслю так. Ты начал обследовать лес — и наткнулся на того, кто, как ты догадался, нападает на местных жителей. Есть такое?

— Есть. Я же в этих краях, считай, с конца августа. Пока тепло — подночевывали с Катериной в лесу. А чаще днем в лесу, ночью — к Катерине, в крыивку. Вот и углядели одного человека. Что-то подсказало: прямая связь между ним и смертями. Кругом уже слухи ходят про оборотня, Катерина говорила. Хотя хвоста у него не заметил.

— Решили выследить. Пошли в том же направлении, что и незнакомец. Калин, товарищ твой, подорвался на мине. Верно?

— Правильно. Потому стал осторожнее. Бог знает, одна ли она тут была и по какой системе их натыкали вокруг.

— Когда это случилось?

— Два дня назад.

— А ты сегодня влез в капкан. Где?

— Там же. Когда двигался по поляне. Искал безопасный проход. Мины и капканы просто так не ставят в лесах. Тот тип… или как его назвать… словом, он наверняка дорогу знает, безопасную.

— Может, он сам и ставил ловушки?

Вместо ответа Гром пожал плечами.

— Катерина носила вам сюда продукты?

— Приносила обед.

— И потому не боялась ходить по лесу? Наткнулась бы на того. Ну.

— Ясно, ясно. Катя знала — мы тут. И контролируем территорию. Ходить безопасно. Теперь я сам.

— И тебе лучше идти отсюда подальше, — отрезал Левченко. — Если до конца дня, до появления энкавэдэшников, не возьму этого лесного жителя за шкирку. Или не предъявлю его труп кому нужно. Сами знаете, что начнется. В Сатанове людям станет еще опаснее.

— Надо доказать, что он убивал.

— Докажу. — Андрей вспомнил опыты доктора Нещерета. — Слова волшебные знаю.

Картина в целом начала вырисовываться, изображение становилось четче.

Левченко так и не знал, кого ловить. Зато понимал, где его искать. Подтянул планшет, вынул карту местности.

— Разберешься?

— Не дурак.

— Приблизительно покажешь, где была та немецкая база? Мы — вот здесь.

Черкнув по карте ногтем, Андрей передал ее Грому. Тот внимательно присмотрелся, поднес ближе к глазам. Потом уверенно ткнул в одну точку:

— Сюда.

Не так уж и далеко, прикинул Левченко. Километров двадцать. С одной стороны, будто бы поселок рядом, люди, такие объекты обычно прячут подальше. С другой же, наоборот, запроторить важный объект слишком глубоко в чащу нет смысла. На него могут однажды наткнуться партизаны, которые базируются как можно дальше от населенных пунктов. Нет, место выбрано оптимально, со всей немецкой практичностью.

Сложив карту в планшет, Андрей встал.

— Оружие отдадите, повстанцы?

Катерина, даже не глянув на Грома, протянула Левченко пистолет. Великан же прочитал его мысли:

— Сам туда не ходи. Вишь, я уже попробовал.

— Хочешь со мной?

— Теперь пошел бы.

— Почему теперь?

— Видимо, и правда не чужой ты, Левченко. Хоть на тебе их форма. Когда-то, может, мне о себе расскажешь. Но с такой ногой не очень скор. Это же зажить должно.

— В таком случае, Гром, мой тебе совет — держись от хаты Катерины подальше. Там теперь две женщины живут. Детей тоже двое. Вообще, к вечеру уберись отсюда так далеко, куда дохромаешь с пробитой пяткой. Бог знает, как все пойдет. Не удастся мне справиться раньше, чем начнется облава, тебе потом на маневры не останется времени. — Андрей взглянул на циферблат. — Ух ты! Думал, мы с тобой целый день трындим. На самом деле чуть больше часа говорили. Сейчас четырнадцать ноль-ноль. Пока туда, пока назад… До темноты справлюсь. Значит, так, Катя: теперь к тебе. Сейчас я пойду. Вы тут договоритесь, где ты оставишь для Грома сообщение. Вернулся я или нет, с какими новостями, тебе их все равно нести в лес. А товарищу твоему — решать, быть тут или убираться прочь совсем. С этим ясно?