Покорители крыш

— Доски у нас нет.

— Как же можно хоть чему-то научиться без доски? — спросила женщина.

— У меня есть книги. И бумага. А еще, — просияв, добавила Софи, — мне разрешают писать и рисовать на стенах, но только не в кабинете. И не в коридоре. Там рисовать можно только за вешалкой.

Почему-то женщине это не понравилось. Она встала и повернулась к своему спутнику.

— Начнем? Я и думать боюсь, что нас ждет.

Они пошли с инспекцией по дому, словно намереваясь его купить. Они проверили, нет ли дырок в простынях, и не запылились ли шторы. Они заглянули в кладовую и сделали себе пометки, увидев ровные ряды сыров и банок с вареньем. Наконец они поднялись к Софи на чердак и изучили содержимое ее комода.

Женщина вытащила красные брюки, и мужчина печально покачал головой. Зеленые брюки — с любопытными пятнами на лодыжке — заставили женщину содрогнуться.

— Неприемлемо! — сказала она. — Мистер Максим, меня поражает, что вы такое допускаете.

— Вовсе он ничего такого не допускает, — заметила Софи. — Они ведь мои. Чарльз к ним не имеет отношения.

— Девочка, прошу тебя, помолчи.

Софи захотелось ее ударить. Чарльз подошел поближе к Софи, но ничего не сказал. Он упорно хранил молчание — и молчал даже внизу, пока не пожал инспекторам руки и не сказал им несколько слов на прощанье. Как Софи ни пыталась, расслышать ей ничего не удалось. Закрыв за ними дверь, она осела на коврик.

— Что они сказали? Я хорошо держалась? — Она пожевала кончик своей косы. — Мне они совсем не понравились, а тебе? Я хотела в них плюнуть. Особенно в этого дядьку! Он прям вылитый бабуин!

— Я счел его прекрасным доказательством теории эволюции. Согласна? А женщина! Да я встречал и кованые заборы, в которых больше человечности.

— Что они сказали, когда уходили?

— Сказали, что составят отчет.

— Но это ведь не все? Вы говорили дольше.

— Думаю, нам надо поговорить. Где нам будет удобнее всего? На кухне?

Но Софи не хотела сидеть там, где только что ходили инспекторы. Дом после них казался затхлым и холодным.

— Нет, на крыше.

— Конечно. Я возьму виски. Сбегай на кухню за сливочником. Пожалуй, в такой день сливки не помешают.

Софи бросилась на кухню. Сливочник стоял в леднике. Софи прихватила еще варенье и буханку свежего хлеба. Когда она поднялась на крышу, Чарльз уже сидел на трубе.

— Садись. Ты в порядке?

— Да, конечно. В чем дело? Что они сказали?

— Софи, постарайся поверить тому, что я тебе сейчас скажу. И постарайся понять. Сделаешь это ради меня?

— Само собой, — ответила Софи, в нетерпении смотря на Чарльза. — С чего бы мне тебе не верить?

— Не будь так уверена, любовь моя. Верить — это талант.

— Хорошо. Я тебе поверю. В чем дело?

— Съешь немного хлеба с вареньем. Можешь даже обмакнуть его в сливки.

— Чарльз, в чем дело?

Чарльз оторвал кусочек хлеба и скатал его в комок большим и указательным пальцами.

— Прежде всего, поверь: если тебя заберут, это разобьет мне сердце. Ты стала величайшим приключением моей жизни. Без тебя в моей жизни не было бы света. — Он посмотрел на Софи. — Ты понимаешь это, Софи? Ты мне веришь?

Софи кивнула и вспыхнула. Она всегда краснела, когда о ней говорили хорошие вещи.

— Да. Кажется, верю.

— Но я никак не могу помешать этим людям. Юридически ты не моя. Юридически ты в собственности государства. Ты это понимаешь?

— Нет, не понимаю. Это глупо!

— Не могу с тобой не согласиться. И тем не менее это так, дитя мое.

— Как я могу принадлежать государству? Государство ведь не человек. Государство никого любить не может.


— Я понимаю. Но я думаю, что они хотят тебя забрать. Они не сказали ничего наверняка. Но дали пару намеков.

Софи вдруг похолодела.

— Они не могут.

— Могут, дорогая моя. Правительства способны как на великие, так и на глупые вещи.

— Что, если мы сбежим? В другую страну? Мы можем уехать в Америку.

— Они нас остановят, Софи. Скажут полиции, что я тебя похитил.

— Откуда ты знаешь? Уверена, они так не сделают! — Софи вскочила на ноги и потянула его за руку, за рукав, за волосы. — Давай уедем. Мы просто уедем, Чарльз. И не надо никому говорить. Пока они не отправили свой отчет. Пожалуйста! — Чарльз не двигался. Софи вцепилась ему в рукав. — Пожалуйста.

— Прости, дорогая. — Казалось, он стал вдвое старше, чем был этим утром, и Софи как будто даже расслышала, как захрустели его шейные позвонки, когда он покачал головой. — Они придут и заберут тебя обратно, дорогая. В этом мире есть люди, которые не терпят никаких отступлений от правил. Мисс Элиот — одна из них. Мартин Элиот — другой.

Софи подпрыгнула.

— Элиот! Он сразу показался мне знакомым! Чарльз, думаешь, они родственники?

— Господи! Вообще-то, это вполне возможно. Боже мой! Она говорила, что ее брат работает в правительстве.

— Вот ведьма! — Мысль о мисс Элиот почему-то помогла. Злиться было проще, чем печалиться. — Ты ведь знаешь, я не сдамся. — Сказав это, она сразу почувствовала себя отважнее и сильнее. — Я никуда не уйду.





* * *


Но легко было пообещать оставаться сильной. Гораздо сложнее оказалось быть сильной, когда пришло письмо.

Оно пришло серым утром понедельника. Адресовано оно было Чарльзу, но Софи все равно открыла бы конверт, если бы Чарльз мягко не забрал его у нее из рук. Софи внимательно следила за выражением его лица, но оно было непроницаемо: невозможно было ни о чем догадаться.

— Можно мне посмотреть? Можно? — спросила она, не дожидаясь, пока Чарльз дочитает письмо. — Что пишут? Все хорошо? Мне можно остаться? Только не говори, что нельзя. Дай посмотреть!

— Нет… ничего…

Казалось, дар речи покинул его. Он протянул Софи письмо, и та поднесла его к свету.

Уважаемый мистер Максим,

Мы, нижеподписавшиеся, сообщаем Вам об изменениях наших правил в отношении опеки над особами женского пола в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет.



Софи нахмурилась.

— И зачем им так выражаться?

Она терпеть не могла официальные письма. От них ей было не по себе. Казалось, у писавших их людей вместо сердец картотеки.

— Читай дальше, Софи, — сказал Чарльз мрачнее обычного.

Комитет пришел к единодушному заключению, что девушки не должны воспитываться одинокими мужчинами, не состоящими с ними в родстве, за исключением чрезвычайных обстоятельств. Что касается Вашей подопечной, Софии Максим, определенные элементы ее воспитания показались нам совершенно неподходящими для ребенка женского пола.



— Что еще за «определенные элементы»? — Софи ткнула пальцем в письмо. — Я не понимаю!

— Я не знаю. Могу только догадываться.

— Это они о моих брюках, да? — воскликнула Софи. — Безумие! Какие они злые!

— Читай дальше, — сказал Чарльз.

В связи с этим сообщаем Вам, что Ваша подопечная будет изъята из-под Вашей опеки и помещена в приют Святой Катерины на севере Лестера. В случае неподчинения дело будет передано в суд, где Вам будет грозить до пятнадцати лет каторжных работ. Решение комитета окончательно и вступает в силу немедленно.



— Что такое каторжные работы?

— Тюрьма, — ответил Чарльз.