Пока медведица на небе

В холле музея было людно, ведь открытие новой экспозиции – это большое событие для города Краснодара. Клава с Сенькой стояли в уголке и внимательно смотрели на входящих, ждали своих.

– Едрёный комбайнёр, – пронеслось знакомое приветствие, и Боря, который за последний месяц стал навскидку еще больше, подбежал и стал обниматься. – Привет, Клава, какая ты красавица сегодня, – очень искренне восхищался он.

Клава и правда за последний месяц очень сильно изменилась, она сходила в парикмахерскую и поправила свою вынужденную стрижку, от этого она стала еще лучше. Из-за того, что она вдруг стала резко худеть, пришлось поменять полностью гардероб, и она в этот раз подошла к его выбору с душой и чувством прекрасного. Косметика теперь появлялась у нее на лице каждое утро, причем макияж был настолько профессиональным, что секретарь Инна Викторовна, восхищенно причмокивая, не верила, что она красится сама. На работе шептались за ее спиной, говоря, что их «мымра» наконец влюбилась, но все было не так. Месяц назад Карл уехал со словами: «Все будет хорошо, верь мне», – и больше не позвонил ей ни разу. Самой набрать девять цифр на телефоне или спросить у Сеньки было ниже ее достоинства. Клава понимала, что так и должно было быть, они с Карлом совсем не пара. Сенька же, наоборот, ходила очень счастливая, у нее появились модные вещи, а самое главное, отец, которому она названивала по пять раз на день, в отличие от Клавы, совершенно не стесняясь.

– Сенька, какая ты, – Боря долго подбирал слово, – взрослая и модная стала.

– Называйте меня Есения, – поправила его Сенька, узнав о своей испанской прабабушке, которой так восхищался ее отец, она тут же полюбила свое когда-то ненавистное имя.

– Значит, теперь Есения, – это Марина подошла к ним. – Ты знаешь, а это правильно, помнишь, как у капитана Врунгеля: как вы яхту назовете, так она и поплывет. Есения – это достойное имя для красивой девушки. Ну, где Ярик, хотела его поздравить.

– Он у экспозиции, – сказала Клава, – переживает, что-то там с табличкой, то ли повесили ее не так, то ли что-то написали не то.

– Ты слышала, Нюрка приехала, – решила посплетничать Марина. – Приглашение на открытие выставки они мне вдвоем привозили. Не знаешь, как он ее уговорил?

– Запросто, – улыбнулась Клава, – она приехала с Ларисой. Ярик сдался, но, надо отдать должное, отбил барсука, против которого была его избранница.

– Ну, это он мужик, конечно, – похвалила Ярополка Марина.

– Мариночка, а ведь мы с твоим отцом открываем винный завод, так что я тебе теперь почти родственник, – засмеялся Борис, – и на правах родственника спрашиваю: Филиппка где?

– Во Франции, каждый день мне звонит, пишет, фотки шлет, зовет к себе. Говорит, что у французов есть пословица: Всю первую половину жизни мы ждем вторую, а всю вторую вспоминаем первую. Вот уговаривает ничего не ждать и не вспоминать, а начать пробовать быть счастливыми сейчас.

– А ты? – спросила Клава.

– А я билет купила, завтра лечу.

Тут всех пригласили пройти в зал новой экспозиции, у яркой ленточки алого цвета стояли директор музея, красивая женщина средних лет, и Ярик в костюме, белой рубашке и бабочке.

– Дорогие друзья, – начала свою речь директриса, – эти исторические реликвии должны были попасть в музей еще в далеком сорок третьем году, но война и переплетение судеб не позволили этому произойти, но семья Зубовых в трех поколениях не оставляла попытки их найти, и вот спустя семьдесят шесть лет мы открываем нашу экспозицию.

– Привет, – услышала Клава шепот у себя за спиной, и ее коленки подогнулись. – Я не опоздал? – спросил Карл. Несколько секунд Клава боролась сама с собой, камень, который сначала надавил на грудь, не давая дышать, потом упал куда-то, и ватные ноги вросли в пол. Волна накатила, и слезы заполнили глаза, окутывая туманом все происходящее вокруг. Но Клава, вздохнув глубоко, попытавшись унять дрожь в голосе, прошептала:

– Если ты про выставку, то нет, а если про меня, то мог и не торопиться, – ответила, не оборачиваясь, Клава.

– Ты обижаешься, что я не звонил, но мне нечего было сказать, я боялся, что мои слова будут восприниматься как пустые обещания, поэтому я решил довести все дела до конца.

– Довел?

– Да, я уволился с работы, продал свою квартиру и приехал к вам с Сенькой, я понял, что если бы мне оставался один день, то я хотел бы провести его с вами.

Первый раз Клава обернулась и взглянула ему в глаза: не шутит ли он?

– Я открою свое детективное агентство, лицензию я уже взял, и мы будем жить втроем.

– Втроем, – эхом повторила Клава.

– Нет, прости, я ошибся, вчетвером, про Булю я совсем забыл. Ты согласна жить со мной? Правда, у меня теперь небольшой довесок в виде Сеньки и Були, но, я думаю, ты к ним уже привыкла? – спросил он ее все так же шепотом.

– Да, – все так же ошарашенно ответила Клава.

– Что да? – не понял Карл. – Привыкла или согласна?

– Все да, – тихо ответила счастливая Клава.

– Ура, – закричала Сенька, стоящая рядом и подслушивавшая их разговор, она боялась даже шелохнуться, чтоб не нарушить такую тонкую минуту.

В этот момент с той таблички, что стояла у входа на экспозицию, очень торжественно и даже немного пафосно сняли ткань, и все прочитали:

«Эта выставка состоялась благодаря Соломону Яковлевичу Эпштейну, археологу и просто хорошему человеку, который спас моего деда от смерти в фашистском газвагене, в котором после погиб сам. Благодаря моему деду Осипу Варфоломеевичу Зубову, который всю жизнь пытался найти эти археологические находки. Благодаря моему отцу Федору Осиповичу Зубову, который не сдался и продолжил поиски, несмотря на многие неудачи, и только смерть остановила его. Также я хочу сказать спасибо моим друзьям, которые помогли мне довести дело деда и отца до конца, не опозорить семью. Клавдия Жукова, Карл Калашников, Марина Забейко, Филипп Морель, Борис Борзов и самая умная и красивая девочка на свете Есения. Навсегда ваш, Ярополк Зубов».

Табличка была большая, яркая, было видно, что Ярик очень ею гордится. Люди заходили в зал смотреть экспозицию, а шестеро человек, месяц назад даже не знакомых, теперь стояли и обнимались как родные, поздравляли и искренне радовались, что теперь они есть друг у друга.






* * *


Круглый стол под стареньким абажуром, вилки резные, каких сейчас и не делают, тарелки со стертой каемкой, похожей на пунктир, ну и, конечно, кружки красные в белый горох – все эти вещи очень гостеприимно приняли новых друзей. Люди сидели за столом и каждый разговаривал о своем.

Буля, словно забыв про возраст и давление, хохотала в голос от смешных и не очень историй Бориса.

Марине всезнайка Ярик рассказывал об обязательных для посещения местах во Франции, и ее слова о том, что она летит на юг, в Прованс, в маленькую деревеньку Вальбон, аргументом не считались.

Нюрка при этом сидела рядом со своим любимым и ловила каждое его слово, он казался ей очень умным, и она даже немного завидовала самой себе, как это ей, деревенской девчонке с девятью классами образования и сплошными трояками в аттестате, удалось оторвать мало того городского, да еще умного и красивого. Нюра росла в семье, где и мама, и папа были необразованные, это она поняла еще в детстве. Однажды она спросила маму, глядя в ночное небо, где огромная луна повисла, как огромный фонарь в их станице, печально и одиноко:

– Мам, а что ближе: луна или Краснодар? – этот огромный город, в котором она была всего лишь раз, пленил ее воображение.

Та, хохоча, ответила маленькой дочке:

– Да не делай мне мозги, вот ты луну видишь?

– Да, – ответила маленькая Нюра.

– А Краснодар? – спросила мама так, будто только что доказала теорему Пифагора.

Нюра была очень довольна полученными знаниями и на следующий день решила поделиться ими в классе, то, как смеялись над ней дети, она не может забыть до сих пор. После этого случая Нюра перед умными людьми терялась и тайно восхищалась ими. Не много их в ее жизни было, вот Степан Егорыч, председатель, у которого она работала, очень умный, но теперь у Нюрки есть свой образованный человек, собственный, и детки от него будут обязательно умненькие. «Тьфу, тьфу, тьфу», – сплюнула она потихоньку через левое плечо, не сглазить бы такое счастье.

На другом конце стола Карл рассказывал Сеньке о том, что решил начать новый бизнес, свой собственный, о котором мечтал с детства. На мгновение он перевел взгляд на Клаву и залюбовался ею, за последний месяц она еще больше похорошела, глаза на похудевшем лице казались просто огромными. Сейчас она смотрела ими на Карла и не верила, что он рядом. Клава была пессимисткой и уже не ждала его, она даже не мечтала, что все будет так, вот именно так, та картина, что она видела сейчас перед собой, была наивысшей точкой её счастья.

– Не, ну, вы, конечно, предатели, – услышали все возмущенные крики Санька еще от двери и заулыбались. – Вот поедете в следующий раз сокровища искать, я с вами не поеду, пропадите там пропадом, пусть вас убивают, в склепе закрывают, я с места не сдвинусь, а сейчас наливайте, на сегодня я вас прощаю, – Саня, как всегда, был веселым, непоследовательным и обаятельным треплом. Обняв всех по очереди и сказав каждому какую-нибудь смешную колкость, перед Нюрой он остановился и на полном серьезе спросил:

– Ты помнишь, о чем мы договорились? Ярика с барсуком не обижать, а то вы с Лариской дамы юркие, в полном смысле этого слова, знай, у этих ребят есть защитник, – и гордо ударил себя в грудь.

– А у меня есть новость, – Карл поднял бокал вина. – Мы с Клавой и Сенькой, простите, Тамара Петровна, вас не берем, перелет очень трудный, через неделю летим в Китай в славный город Харбин, билеты уже куплены.

На этих словах Клава завизжала громче Сеньки, и они обе кинулись к нему на шею.

– Ну, значит, – поднял бокал Саня, – за мир во всем мире, и чтоб китайцы пережили ваше нашествие. Если что, звоните, мой номер прежний – 02.

Когда взрослые веселились, так что смех из их дома разносился по всей Удачной улице, Сенька тихонечко выскочила на крыльцо. Подняв голову кверху, она нашла на небе Медведицу, гордо шагающую по небу с Умкой, и одними губами прошептала: «Спасибо».



* * *





notes


Примечания




1




Центральный архив Министерства обороны.