Поход

С Романом Андреевичем я несколько раз пересекался в девяносто пятом году, когда он пришёл молодым подхорунжим из Иркутского юнкерского училища в третью сотню Амурского казачьего полка. Поэтому с ним у меня никаких проблем не возникло. Жалко, на выяснение новостей в полку времени не было, так как надо было быстро написать сообщение, а новых для меня сведений было много.

Как выяснил у капитана «Михаила», они тащили из Хабаровска баржу с военным имуществом для гарнизона Благовещенска. Из-за военного груза, по приказу штабс-капитана Кривцева, его сопровождавшего, несмотря на сигналы китайцев в Айгуне остановиться для досмотра, пароход с баржами прошёл мимо. Выстрелы из орудий возле Сыньдагу заставили пароход «Михаил» встать на якорь и принять на борт китайских таможенных чиновников. Последние сообщили, что айгунскому амбаню пришло распоряжение от цицикарского цзянь цзюня не пропускать по Амуру ни одного парохода, тем более с военным грузом. Узнав такие новости, штабс-капитан Кривцев вместе со своим денщиком по суше, можно сказать, под конвоем китайских таможенников отправились в Айгунь на встречу с амбанем.

Дальнейшему развитию событий я был свидетелем. Подполковник Кольшмидт с помощью прикладов отправил китайцев с их требованиями восвояси и приказал следовать всем судам в Благовещенск. Будем надеяться, что местные китайские власти вернут Кривцева и его денщика в целости и сохранности. Хотя, вспоминая события под Тяньцзинем, я в счастливый исход не особенно верил. Тем более, хорунжий Вертопрахов добавил информации к размышлению, сообщив, что в провинциях, пограничных с Благовещенском, как в Цицикаре – центре провинции Хэйлунцзян, так и в Айгуне, у власти стояли чиновники, настроенные сильно китайско патриотически и сильно антирусски. Это военный губернатор провинции Хэйлунцзян Шоу Шань и местный начальник округа Фэн Сян.

Эти сведения пересекались с той информацией, которой со мной поделился Виктор Брунович на втором посту сегодня утром. По его словам, впечатлённые «победами» ихэтуаней в Харбине и Тяньцзине, восставшие двинулись на север к не признанным ими русским границам. По сведениям пограничной стражи, казачьей разведки, в приграничных китайских провинциях сосредоточено до ста тысяч активных «штыков» из боксёров и солдат регулярной армии, готовых начать войну. Посланцы ихэтуаней уже начали переправляться через Амур. Они встречаются с жителями китайского квартала Благовещенска и «маньчжурского клина». Видели воззвания боксёров и их представителей на приисках. Об этом военному губернатору Амурской области генералу Грибскому шли постоянные доклады, но два дня назад мы встретили войска, отправленные из Благовещенска в Хабаровск.

Как принял такое решение Константин Николаевич, я не знал, но понять его не мог. Также не понимал этого и подполковник Кольшмидт, и хорунжий Вертопрахов. Война стучалась в дверь, чего стоили укрепления в Айгуне, в Сахаляне наверняка ещё мощнее, а мы остались без войск.

Эти мысли мелькали у меня в голове, пока писал донесение. Закончив его и отдав хорунжему, увидел появившихся на палубе «Селенги» двух Марий. Младшая Беневская напросилась ассистировать знахарке. Через минуту стоял рядом с ними.

– Как дела у Виктора Бруновича? – спросил я Марфу.

– Повезло господину полковнику, – вытирая руки от крови какой-то тряпкой, ответила моя старая знакомая. – Пуля вошла в грудь чуть ниже ключицы, прошла через тело, не задев легкое, и застряла между третьим и четвертым рёбрами. Пулю я вытащила, перевязку сделала. Но надо всех раненых быстрее доставить в Благовещенск.

С этими словами Мария передала полотенце Беневской.

– Молодец, Мария Аркадьевна. Ассистировали при операции просто отлично. Из вас получится хороший врач.

Девушка никак не отреагировала на слова Бутягиной. Она держала в руках тряпку и, опустив голову, смотрела в палубу. На её пальцах бурой коркой начала засыхать кровь. Внезапно она резко подняла голову и прижала руки с тряпкой к груди. В её голубых глазах стояли слёзы.

– Это какой-то ужас! Почему они открыли по нам стрельбу?! Что мы им сделали?! А этот мальчик-матрос! У него рука чуть ли не оторвана, а он меня успокаивает! Как так можно, Тимофей Васильевич? – девушка смотрела мне в глаза, а по её щекам текли слёзы.

– Это война, Мария Аркадьевна. Сегодня вы увидели то, о чём, как правило, не пишут в романах. Это страх, боль, страдание, грязь и вонь. Нам ещё повезло, что никого не убили, кроме лошади.

– Какая ещё лошадь? – девушка недоуменно посмотрела на меня, а вторая Мария понятливо усмехнулась. Надо было отвлечь Беневскую и помочь ей перебороть стресс.

– Здесь, на «Селенге», лошадь одного из казаков убило. Но это так, просто интересный факт. Мария Аркадьевна, вы сможете дальше помогать Марии Петровне?

– Да, – как-то неуверенно произнесла Беневская.

– Очень хорошо. Я сейчас дам команду всех раненых перевести на блиндированную «Селенгу» и спустить всех в трюм. Как я посмотрел, пули корпус этого парохода не пробивают, поэтому раненые будут в безопасности. Вам же придётся за ними ухаживать. Вы согласны?

– Да, – почти одновременно твёрдо ответили обе Марии.

На перемещение раненых в одно место, оказание им помощи знахаркой, к которой присоединились её муж и Беневская, ушло где-то около часа. После этого три парохода двинулись вверх по реке к Благовещенску. К городу подошли после шести часов вечера. Обстрелов больше не было. Посыльные успели первыми, поэтому нас встречала толпа народа на набережной и пристани.

«Ну, здравствуй, Благовещенск. Давно я здесь не был. Посмотрим, как ты изменился. Заодно и осаду переживём», – думал я, глядя на приближающий причал.





Глава 18. Осада-1




Прибытие в Благовещенск вышло очень суетливым. На пристани наши пароходы встречали исполняющий обязанности коменданта города подполковник Орфенов Николай Александрович и мой старый знакомый полицмейстер Батаревич Леонид Феофилактович, ставший надворным советником. Последний быстро организовал телеги для перевозки раненых в больницу общины сестёр милосердия. Бутягины и Беневская-младшая отправились сопровождать своих пациентов, а я вместе с Георгием Михайловичем отбыл на доклад военному губернатору.

– Господин капитан, как вы считаете, этот инцидент – провокация ихэтуаней или китайских властей? – задал мне вопрос по окончании моего представления и доклада генерал-лейтенант Грибский, чем-то похожий из-за седой шевелюры, носа с горбинкой и пронзительного взгляда из-под черных бровей на белоголового орлана из семейства ястребиных.

– Ваше превосходительство, капитан парохода «Михаил» доложил, что китайские таможенники ссылались на приказ айгунского амбаня, а открыть огонь по пароходам приказал китайский офицер в звании цаньлин, что соответствует командиру полка в нашей армии… – Я не опустил глаз под тяжёлым взглядом губернатора. – К сожалению, я не знаю, о чём разговаривал полковник Кольшмидт с китайскими чиновниками, он тяжело ранен в грудь и находится в бессознательном состоянии, но я видел, как казаки прикладами выгоняли с палубы «Селенги» китайцев. Поэтому считаю, что требования, которые они высказали, были оскорбительными для Российской империи. Иначе Виктор Брунович, как спокойный и выдержанный офицер, так бы не поступил.

– Я услышал вас, господин капитан, – губернатор на пару мгновений задумался, а потом произнёс: – Как офицера для поручений при штабе Приамурского военного округа я попрошу вас пока исполнять вместо Виктора Бруновича обязанности комиссара в пограничной страже Амурской области. Тем более мне доложили, как вы пять-шесть лет назад гоняли по Амуру хунхузов.

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

На этом мой доклад и представление военному губернатору Амурской области закончились. Пора было подумать, где преклонить голову, да и о местопребывании Бутягиных и Беневской, особенно последней, как одинокой девицы, надо было что-то решать.

Я стоял на крыльце резиденции военного губернатора и думал, куда направиться в первую очередь. Солнце уже начинало садиться за горизонт.

– Здравия желаем, ваше высокоблагородие. Рады видеть вас в Благовещенске, – прервал мои мысли дружный хор из нескольких голосов.

Повернув голову, я увидел двух молодых казаков и приказного постарше.

– Не узнаете, ваше высокоблагородие?! Приказный четвертой сотни Журба Григорий. Зимой девяносто пятого ваша и наша сотни в устье Сунгари большую банду хунхузов, шедшую из Лахасусу, разгромили. А вы тогда мне жизнь спасли.

Я смотрел на статного казака, у которого от левого виска через бровь, всю щеку, скрываясь в усах, шёл глубокий шрам.

– Если бы вы тогда варнака в шею шашкой не ткнули, то он мне бы голову снёс, а так только метку оставил на всю жизнь, – видя, что я не могу вспомнить, произнёс казак. – А потом после боя ещё и перевязку сделали. Успокаивали, что глаз на месте, и говорили, что вы ещё на моей свадьбе погуляете, так как любая казачка за такого героя замуж пойдёт.

– Братец! Живой остался! – я спустился с крыльца и заключил казака в объятия. Молодые казаки смотрели на эту картину круглыми от удивления глазами.


Когда я разжал объятия, Журба сделал шаг назад и, сняв фуражку, в пояс поклонился.

– Спаси и сохрани вас Господь, ваше высокоблагородие, – казак перекрестился. – Мамка с батькой и жена постоянно за ваше здравие свечи в церкви ставят.

– Значит, нашёл свою казачку? – с улыбкой спросил я.

– Нашёл, – приказный счастливо улыбнулся. – Сыну второй год уже идёт. Скоро у него братишка или сестрёнка появится. А тут мобилизация, будь неладны эти узкоглазые.

Я достал кошелёк, из которого извлёк золотой полуимпериал.

– Возьми, братец, на зубок сыну, раз на свадьбе, как обещал, не смог побывать.

– Спасибо, ваше высокоблагородие. Как память хранить в семье будем. От отца к сыну, внукам и правнукам беречь завещаю. Вот вам истинный крест, – казак истово перекрестился.

– Вот и хорошо. А здесь что делаете, приказный?

– Пока пятая и шестая сотни мобилизуются, то в разъездах, то, как сегодня, при военном губернаторе посыльными службу несём, – почувствовав, как изменился на официальный мой тон, бодро отрапортовал казак, вытянувшись во фрунт. – Вам, может, помощь в чём нужна? Слухи о том, как китаезы наши пароходы расстреливали, по городу гуляют. И как вы им из ружей-пулемётов отпор дали, тоже гутарят.

– Подскажи-ка мне, Журба, купцы Касьянов или Тарала в городе?

– Арсений Георгиевич в городе вчера точно был. Лично видел. Мы с его лабаза крупу для сотни получали.

– А где он теперь живёт? Он мне писал, что дом здесь купил.

– Сейчас всё устроим, ваше высокоблагородие.

– Митька, – приказный развернулся к молодым казакам, – дуй бегом на конюшню. Чтобы одвуконь здесь мигом был. Проводишь верхами его высокоблагородие до дома купца Таралы и мухой назад.

Через пару минут, пока я у Григория узнавал новости об офицерах Амурского казачьего полка, Митька рысью подскакал к нам, держа в поводу ещё одну коняшку. По-другому и не назовешь. Как-то за пять лет отвык я от лошадей таких размеров. В усадьбе для верхового выезда управляющий Сазонов недорого приобрёл для меня красавца дончака. По сравнению с ним приведенный коник был похож на пони. Судя по длинной шерсти, якутская порода. Но, как говорится, «дареному танку в дуло не смотрят». Запрыгнув на коняшку и поблагодарив Журбу, я порысил за казаком, указывающим путь. За спиной успел услышать: «Вона он какой, Ермак! А я-то думал, он саженного роста и кулаки как голова…»

Буквально через десять минут я оказался в медвежьих объятиях Арсения. Заматеревший за те пять лет, что мы не виделись, Тарала превратился в крепкого как дуб мужчину. Судя по всему, на месте он не сидел, а переходы с обозами по Приамурью и Китаю сделали из него настоящего сибирского первопроходца.

– Тимофей, как я рад тебя видеть! Или к вам теперь только ваше высокоблагородие обращаться?! – улыбаясь и смеясь глазами, держа за плечи и отодвинув от себя, спросил Тарала.

– Дать бы тебе по сопатке за такие слова, да слишком рад тебя видеть.

Рассмеявшись, мы вновь заключили друг друга в объятия.

Пройдя в дом, Арсений уже начал отдавать распоряжения прислуге готовить ванну и накрывать на стол, но я его остановил и обозначил проблему с Бутягиными и Беневской-младшей.

– Это не проблема, Тимофей. Касьянов с семьей убыл в Иркутск. Я жену с дочкой тоже с ним отправил. Неспокойно здесь. У него в доме и поселим. Думаю, Александр Васильевич не будет против моего самовольства, тем более, я должен следить за его сохранностью. А там во флигеле только дворник-старик с женой остались.

– Арсений, как-то неудобно.

– А ты думаешь, что Александр Васильевич тебе бы отказал?! Или не поселил бы у меня дома, если бы он здесь остался, а я уехал?! В общем, никаких возражений. Твоих друзей поселим у Касьянова, а ты поживешь у меня. Возражения не принимаются! Кстати, а Мария Аркадьевна – это не дочь ли генерал-лейтенанта Беневского, помощника генерал-губернатора Гродекова?

– Она…

– Да, Тимофей Васильевич… – Тарала удивлённо покачал головой. – А что, зятья генерал-лейтенантов, как правило, тоже становятся генералами. Не так ли, ваше превосходительство?!

– Арсений!..

– Всё! Всё! Молчу! – шутливо прижал ладонь к губам Тарала. – Сейчас закажу выезд, возьмем еще извозчика и поедем за твоими друзьями.

В больницу мы приехали, когда там уже закончилось оказание помощи раненым с пароходов. Несмотря на возражение двух Марий и Павла Васильевича, которые хотели остаться в больнице на ночь, отвезли их в дом Касьянова, где передали, ошарашенных обстановкой купеческого дома, на руки дворнику Акиму и его жене, выполнявшей у купца на старый манер роль ключницы. Оставив Бутягиных и Беневскую наслаждаться достижениями цивилизации, отправились домой к Арсению, где меня уже ждал с багажом вездесущий Севастьяныч, умудрившийся как-то узнать, где я остановился, а также ванна, ужин и дружеская беседа, затянувшаяся за полночь.

От Арсения я узнал, что двадцать девятого июня из Благовещенска в Хабаровск ушли боеспособные роты второго и четвертого Восточно-Сибирских линейных батальонов, две сотни Амурского казачьего полка, обе батареи артиллерийской бригады, полевой подвижный и запасной госпитали. В городе боеспособных частей практически не осталось. Мобилизованные в первый и второй Благовещенские запасные батальоны практически не имеют вооружения и обмундированы кто во что горазд.

– Арсений, как такое возможно?! Со мной немного информацией поделился полковник Кольшмидт. Он тоже не понимает действий губернатора Грибского. Когда мы шли мимо Сахаляна, я в бинокль рассмотрел позиции китайцев на той стороне. Их там как тараканов, а у нас город без защиты!

– Завтра я тебя познакомлю с одним человеком. У него на крыше дома установлен телескоп. Любит он на звёзды смотреть. Вот и посмотришь на китайский берег ещё ближе. Давай-ка ещё по одной за встречу, – опрокинув в рот рюмку чистой как слеза водки, Арсений поставил её на стол и сумрачно посмотрел куда-то выше моей головы. – Знаешь, Тимофей, я не знаю ответа на твой вопрос. Наши китайские партнёры в один голос говорят о скором нападении на Благовещенск. В «маньчжурском клине», где мы закупаем скот, почти никого не осталось. Все бегут в Китай, оставляя скот, птицу. Те, кто остался, смотрят на тебя как через прицел. Я уже не доверяю своим китайским работникам. Из Харбина от нашего отделения идут тревожные сведения, последние пару недель происходят постоянные нападения на охранную стражу Китайско-Восточной железной дороги.

Я посмотрел на свою рюмку, где был любимый мною вишнёвый ликёр, и отставил её в сторону. Дотянувшись до графина с водкой, я набулькал в фужер грамм сто и залпом выпил.

– Что-то на тебя не похоже, Тимофей.

– Знаю, Арсений. Но давно так на душе не было тяжело. Ладно я. Присяга обязывает принять мне смерть, защищая отечество. Но ты даже не представляешь, что случится, если ихэтуани ворвутся в город. Я видел в Таку, на пути и в самом Тяньцзине, что они творят. Ты не представляешь, они даже своих, кто принял христианство, не жалеют. Рубят головы и женщинам, и детям! Сжигают живыми! Фанатики! Звери!

– Это правда?!

– Арсений, ты знаешь, у меня своё кладбище уже за сотню перевалило. Я отнюдь не ангел, руки по локоть в крови, но то, что творят ихэтуани – это страшно!

– Хорошо, что своих отправил с Касьяновым. Ты его не осуждай, Тимофей. У него двое внуков-погодков. Дочка, Татьяна Александровна, с ними приехала прошлой осенью, что-то у неё с мужем в Томске не срослось. В общем, жена и дочь насели, буквально заставили уехать в Иркутск.

– И правильно сделали. И ты молодец, что жену с дочкой отправил, жалко, что не познакомились.