Похищенная, или Красавица для Чудовища

Не побоится.

Мишель возбужденно закусила губу. Аэлин права! Увидеться с Кейраном – вот что ей сейчас нужно! Она обязательно все исправит и не допустит, чтобы с ним что-то случилось.

Отправиться к Донеганам! Мишель вскинула голову. Ей как можно скорее нужно вернуться в Блэкстоун!





Глава 8




– Зачем тебе понадобилось в церковь? – недоверчиво сощурилась Аделис.

Мишель заломила руки.

– Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Исповедаться.

– Ну так говори со мной, – мягко, но настойчиво предложила мать.

– Со временем. Не сегодня, – покачала головой Мишель и продолжила слезно молить: – Ма, пожалуйста, мне необходимо кому-нибудь выговориться. Очень. Попросить прощения у Всевышнего. Отец Андрес всегда такой внимательный, такой чуткий. Я знаю, он выслушает меня, поддержит советом. Отпустит мне мои прегрешения. Иначе сама я себя никогда не прощу за то, как обошлась с вами вчера вечером!

Мишель была рада, что сразу после обеда отец отправился по делам в Нью-Фэйтон. Двоих уговорить было бы гораздо сложнее, ну а разжалобить материнское сердце – это она умела.

– Мамочка, пожалуйста…

– Милая, я тоже очень хочу тебя выслушать, – ласково произнесла Аделис, откладывая в плетеную корзину, что стояла у ее ног, рукоделие. – Хочу понять, что с тобой происходит. Если все дело в Галене, только скажи, и…

– Я возьму с собой Адана. Ну и Серафи, – перебила ее Мишель.

Прижав руки к груди, словно уже начала молиться, еще не успев добраться до церкви, она ждала родительского решения и сейчас больше всего на свете боялась, что мать велит ей возвращаться в спальню, да там и взывать к Всевышнему о прощении.

– Хорошо, – к радости Мишель согласилась Аделис. Тяжело вздохнула, а потом добавила строго: – Но чтобы через два часа была дома, иначе до свадьбы больше не покинешь Лафлер!

– Буду обязательно, матушка! – горячо заверила ее Мишель, чувствуя, как сердце ускоряет свой ритм, словно танцует в груди, предчувствуя скорую встречу с Кейраном.

Пусть Аяша ее и стращала, чтобы даже не думала сегодня к нему приближаться, но до захода солнца оставалась уйма времени. Она отправится в Блэкстоун, поговорит с Донеганом и вернется домой дотемна.

Потому что, если останется в четырех стенах, с ума сойдет от неизвестности и беспокойства.

Поцеловав мать, Мишель побежала наверх собираться. Сегодня она наденет свое самое лучшее платье, нежно-персиковое, под цвет румянца, раскрасившего ей щеки и оживившего бледную кожу. Усталость как рукой сняло. Мишель чувствовала себя как никогда бодрой, и даже перспектива вернуться в мрачный дом на болотах ее не пугала. Да она готова была спуститься в саму преисподнюю, если бы понадобилось! Куда угодно, лишь бы Кейран услышал ее признание.

«Я люблю его. Люблю по-настоящему! – в мыслях повторяла Мишель, дрожащими от волнения пальцами завязывая под подбородком ленты капора. – И сегодня он об этом узнает!»

Серафи нравилось посещать церковь, и поэтому сейчас она с довольным видом крутилась возле хозяйки, помогая ей собраться, и приговаривала:

– Правильно делаете. Исповедь – благое дело. Если позволите, мисс Мишель, я сегодня тоже исповедаюсь, потому что вчера на празднике, как узнала, что вы сбежали, опрокинула поднос с бокалами. Все разбилось. Я так переживала… До сих пор переживаю…

Мишель рассеянно вслушивалась в болтовню служанки, занятая своими мыслями. Адану придется ее послушаться и вместо города отвезти в Блэкстоун. В конце концов, она его хозяйка и он обязан выполнять ее приказы! То же самое касается и Серафи. Рабыня, конечно, примется ныть и капать на мозги, но если уж она, Мишель, справилась с матерью, то с собственными слугами справится и подавно.

Ободренная этой мыслью, Мишель надела митенки, обнадеживающе улыбнулась своему отражению и, подхватив тяжелые юбки, с самым решительным видом покинула комнату.

Лишь оказавшись на крыльце, на миг запнулась, почувствовав укол страха в самое сердце.

– Не думала, что вернусь в Блэкстоун так скоро, – чуть слышно пробормотала она, но быстро справилась с нахлынувшими эмоциями и поспешила к дожидавшейся ее повозке.



– Поворачивай налево! – громко приказала Мишель, когда коляска подкатила к перекрестью дорог.

Раб, восседавший на козлах, с недоумением обернулся.

– Налево, я сказала! – строго повторила она.

– Мисс Мишель, ну мы ведь ехали в Нью-Фэйтон. Вы же в церковь собирались, неужто запамятовали? – напомнила хозяйке Серафи, растерянно хлопая ресницами.

– Я помню, куда собиралась, – огрызнулась Беланже и добавила, обращаясь к Адану: – Отвези меня в Блэкстоун. Чем раньше я туда попаду, тем раньше вернемся в Лафлер.

К огромному облегчению Мишель, раб послушался беспрекословно. Возможно, стальные нотки в ее голосе отбили у Адана желание перечить или, что более вероятно, Донеганы велели ему быть во всем покорным своей новой владелице. А значит, она зря переживала.

– В Блэкстоун? – округлив глаза, выдохнула Серафи и тут же, вскинувшись, поинтересовалась: – Уж не по жениху ли, часом, соскучились? Или по тому, другому мистеру Донегану?


– Еще раз услышу про того другого мистера Донегана – накажу, – строго прикрикнула на нее Мишель и прижала руку к горлу у самого подбородка. – Вот где у меня твои намеки! Не угомонишься, высажу в лесу, и будешь сама возвращаться в Лафлер!

Серафи поежилась от такой перспективы. Впрочем, в этот раз она не собиралась возражать и пытаться образумить своенравную госпожу. Церковь церковью, а побывать в загадочном поместье на болотах, о котором ходило столько толков, – это дорогого стоило. Будет о чем вечером посплетничать с домашними на кухне. Поэтому она притихла и до самого Блэкстоуна не проронила ни звука, предвкушая знакомство с загадочными владениями Донеганов.

К ее разочарованию, стоило им въехать в ворота и миновать аллею, очень похожую на аллею Лафлера (разве что кедры здесь были выше и мощнее, и их густая зелень как будто поглощала свет солнца), как Мишель велела ей оставаться вместе с Аданом в повозке.

– Но как же… – заикнулась было Серафи, однако под строгим взглядом хозяйки вынуждена была умолкнуть.

Пожелав себе удачи, Мишель направилась к показавшейся на крыльце Аэлин.

– Очень рада, что вы откликнулись на мое приглашение, – на удивление приветливо обратилась к гостье мисс Кунис. – Пожалуйста, проходите. Скажу, чтобы нам подали чай в библиотеку. Или желаете чаевничать в розарии моей кузины?

Мишель колебалась, не решаясь переступить порог дома, что еще совсем недавно был ей клеткой. И вот она вернулась в нее добровольно.

– Надеюсь, мне представится возможность поприветствовать Катрину. И… ваших кузенов, – произнеся это, она затаила дыхание. Взгляд ее был прикован к лестнице, и Мишель все казалось, что на ее вершине вот-вот покажется Кейран.

Сокрушенно вздохнув, Аэлин покачала головой.

– К сожалению, Катрине в последнее время нездоровится. После обеда она сразу поднялась к себе и уснула. А Галена с Кейраном я со вчерашнего вечера не видела. Как прошла помолвка? – неожиданно сменила тему разговора. – Как жаль, что я не могла на ней присутствовать! Давайте все же выпьем чаю в библиотеке. В розарии в этот час очень жарко, и даже опахала не спасают.

Сказать, что Мишель испытала разочарование, – это ничего не сказать. Всего каких-то пару минут назад она тешила себя надеждой и мысленно повторяла слова признания, что непременно должен был услышать Кейран. Здесь и сейчас. Но его дома не оказалось, и от этого сердце в груди неприятно заныло. И в носу начало щипать, отчего Мишель громко шмыгнула.

Библиотека – одно из немногих мест, которые ей нравились в Блэкстоуне. Она была не такой мрачной, как все в этом доме, хоть, как и прежде, дневной свет здесь скрадывали тяжелые портьеры. Отчего лицо мисс Кунис, не расстававшееся с выражением тревоги, смягчал густой сумрак.

– Признаться, ваше письмо напугало меня, – опускаясь на краешек дивана, сказала Мишель.

Встрепенулась, когда дверь в библиотеку приоткрылась, и тут же снова поникла, увидев вместо Кейрана молоденькую служанку с подносом в руках. Расставив угощение на маленьком круглом столике, рабыня поклонилась, и Аэлин, отпустив девушку, сама озаботилась тем, чтобы разлить по чашкам ароматный напиток.

– Он в последнее время сам не свой. Из-за вашей с Галеном помолвки. Я понимаю, что с ним происходит… Понимаю, что он к вам испытывает. Но и вы тоже, Мишель, должны понять, – поставив чайник обратно на стол, Аэлин устремила на гостью задумчивый взгляд, – что произойдет в случае, если передумаете: сначала не станет Катрины, а потом и меня. Да и вы, выйдя замуж за Кейрана (как того, несомненно, желает ваше сердце), не переживете свое двадцатитрехлетие. А они, – Аэлин со вздохом опустилась в кресло, – так и останутся чудовищами.

– Вам незачем напоминать мне об этом. Я не допущу, чтобы вас и Катрину постигла такая страшная участь. – Эти слова дались Мишель не сразу. После продолжительной паузы, во время которой она вспоминала, почему согласилась выйти замуж за Галена. А сегодня, поддавшись чувствам, едва все не испортила.

Снова.

И, наверное, хорошо, что Кейрана нет дома.

Никому не нужны ее признания. Все, что она к нему чувствует, должно остаться в тайне.

Так надо и так правильно.

– Я вас не подведу, – тихо, но твердо произнесла Мишель.

– Вот и чудесно, – расцвела кузина Кейрана и пододвинула к гостье чашку, а также вазочку с печеньем. – Угощайтесь, Мишель. Уверена, сладкое пойдет вам на пользу, перебьет горечь, что ядом разливается у вас в душе.

Но сладкое не помогло. Как и бестолковый щебет квартеронки, не сумевший отвлечь ее от печальных размышлений. Получив от соперницы клятвенное заверение, что она отпустит Кейрана, Аэлин принялась беззаботно болтать о всякой ерунде.

– Жду не дождусь дня, когда мы с вами, Мишель, наконец породнимся. – Когда с чаем было покончено, Аэлин поднялась с кресла. – А сейчас, боюсь, вам пора. Скоро начнет смеркаться, а с приходом тьмы в наших местах становится небезопасно. Уж точно не сегодня.

В отличие от мисс Кунис, сиявшей улыбкой, настроение Мишель к концу их разговора стало еще хуже, чем было до этого. Она расстроенно кивнула и последовала за девушкой. Ей и правда следовало возвращаться, чтобы мама не волновалась. Хотелось скорее добраться до дома, запереться у себя в спальне и вдоволь нареветься.

Это единственное, что она могла сейчас сделать.

Словно сомнамбула, Мишель приблизилась к коляске, попрощалась с Аэлин, напоролась на обиженный взгляд Серафи и сутулую фигуру Адана. Ее снова мучило головокружение. Снова мутило. Снова накатывала эта отвратительная слабость, появлявшаяся так внезапно и подолгу ее не отпускавшая. Даже слова прощания мисс Кунис разобрать не получилось, как и недовольное ворчание рабыни.

– Оставь меня в покое, Серафи.

Коляска тронулась. Мишель прикрыла глаза, убаюкиваемая мерным покачиванием экипажа, и, кажется, даже ненадолго задремала. Сбежала из ужасной реальности. Чтобы пробудиться от громкого крика служанки.

Со всех сторон их окружали всадники.



Кажется, ее оглушили… Мишель помнила опаляющую боль в затылке и пронзительные крики Серафи. Даже сейчас они продолжали стоять в ушах, тысячами игл пронзали виски.

Адан… Девушка чуть слышно застонала. Она видела, как его схватили, как раб исступленно дрался, прежде чем один из подонков в маске принялся яростно бить его прикладом по лицу, пока другие удерживали его за руки. Что произошло дальше – Мишель не имела понятия: шорох шагов сзади и резкий удар по голове швырнули ее, как в мутные воды Мэйфи, во тьму. Из которой она теперь медленно выплывала, захлебываясь страхом и отчаянием.

Не сразу удалось разлепить веки, а когда она это все же сделала, вынуждена была сразу зажмуриться: косые лучи заходящего солнца ослепляли. Мишель тряхнула головой, морщась от боли. Облизнула пересохшие губы, растрескавшиеся до крови. Хотелось пить и чтобы боль в затылке скорее стихла.

А еще чтобы этот кошмар прекратился.

– Ну наконец-то очухалась, куколка, – услышала она грубый, охрипший от табака голос. – Хозяин только зря беспокоился. И ничего я не перестарался и не лишил его удовольствия с тобой поквитаться.

Тут уж Мишель пришлось открыть глаза. Щурясь, огляделась по сторонам, пытаясь понять, где она и откуда доносится этот отвратительный надтреснутый голос.

Оказалось, ее сгрузили прямо на пол в хижине или каком-то утлом домишке. Стоило лишь чуть пошевелиться, как под ней противно заскрипела старая половица. В раскрытое настежь оконце проникали закатные лучи, раскрашивая багрянцем центр комнаты, но не касаясь темных углов, в одном из которых Мишель заметила Серафи. Девушка полулежала, неестественно наклонив голову, а возле нее на корточках сидел широкоплечий детина в мятой, с пятнами пота рубахе.