Поцелуй, Карло!

Ники пробегал корешки детских книжек и вдруг узнал название. Он снял с полки книгу в твердом переплете. Величина и вес книги были ему знакомы, да и картинки на обложке.

– Нужна помощь? – спросил продавец.

– Не думаю.

– Хорошая книга, – заметил продавец, уходя к прилавку.

Сердце Ники стучало быстрее обычного, когда он листал страницы. До сих пор сердцебиение учащалось от беспокойства, но не сегодня. Ники помнил эту книгу, и сейчас она вернула его к истокам. Он не забыл иллюстрации, но со временем картинки оказались под слоями памяти. Сейчас он смотрел на них с детской непосредственностью, как и в первый раз. Ему тогда объяснили, что гравюры в книге называются «эстампы». Эстампы покрывала прозрачная бумага с золотыми виньетками, предохранявшая картинки. Он помнил даже эту папиросную бумагу! В пять лет Ники смутило непривычное и тяжеловесное слово «эстампы». Он помнил, как его пугали персонажи на обложке, представляющие елизаветинских актеров на театральном шествии. Все эти годы зловещее лицо придворного шута, державшего за руку юношу с воздушным шаром, все еще вгоняло Ники в оторопь. И сейчас Ники снова хотелось впрыгнуть в картинку и предупредить юношу, чтобы опасался шута с лицом дьявола. Ники взъерошил себе волосы, пытаясь вспомнить больше.

Шекспир, рассказанный детям

Чарльз и Мэри Лэм.

Цветные гравюры А. Э. Джексона

Прикосновение глянцевой суперобложки с черным рельефом и шелкографией в бархатных тонах сапфирового, рубинового и спелого золотого отправило его в прошлое. Форзацы были глубокого и угрюмого бордового цвета, и так же чувствовал себя Ники – угрюмым, тоскующим, покинутым, мечтающим вернуться во времена своего становления.

Это была та самая книга, которую каждый вечер перед сном читала ему мама. Он лежал в постели, уткнув голову в подушку, а мама обнимала его, уютно прижимаясь всем телом. Никола держала книгу двумя руками, убаюкивая и нежа сына, закутанного в одеяло, а он рассматривал картинки, пока она читала ему вслух. Адаптация шекспировских пьес была написана простым, как детские стихи, языком, а события передавались с поистине сказочным накалом. Истории Шекспира стали гладкими камушками, из которых сложилась мозаика взрослого воображения Ники.

Ники почувствовал себя обделенным, когда мать перестала читать ему вслух. Ей стало совсем плохо, она потеряла голос и больше не могла говорить. Утрата этого ритуала, вместе с утратой матери, стала главной причиной его теперешнего одиночества. Эти истории, напечатанные черной краской, буква за буквой отпечатались в его сердце. Простой шрифт вкупе с елизаветинской каллиграфией, с ее изгибами и завитушками, нанесенными вручную, – они тоже не изгладились из памяти.

Иллюстрации сформировали его романтическое отношение к женщинам. Каждая девушка, которую он вожделел впоследствии, выглядела, как Беатриче в саду на картинке из книги. Там была изображена озорная, смышленая брюнетка в наряде из желтой тафты. Беатриче притягивала Ники, когда он был мальчиком, и она же будила его воображение теперь, ее отголоски ловил он в реальных женщинах, которых любил.

Ники закрыл книгу и держал ее так, словно вновь обрел старую подругу в свои суровейшие времена. Знание Шекспира пришло к нему не от дара расшифровывать текст, оно пришло от матери.

– Это очень старая книга, – сказал кассир, глядя на нее сквозь очки, – из Англии.

– Я читал ее в детстве.

– Повезло вам, – сказал кассир и пробил чек.

Ники кивнул, но не согласился. Разве Ники Кастоне везло? Ничего у него не вышло – по крайней мере, то, к чему лежало его сердце. «Люди просто говорят, лишь бы что-нибудь сказать», – подумал он.

– Насколько я знаю, книгу не переиздавали, – вспомнил кассир, – я давненько ее не видел. Может, она есть в библиотеках.

– Буду знать. – Ники вытащил бумажник, чтобы заплатить.

– Бывали у нас раньше?

– Нет. Я услышал о вас от других актеров.

– Вы актер? И я им был когда-то. Сто лет назад. – Он ухмыльнулся.

– Это когда сцену освещали факелами?

Кассир засмеялся:

– Точно.

Ники посмотрел на него. В городе было полно двухэтажных лавочек, которые держали бывшие актеры, танцоры и певцы, перебравшиеся на Манхэттен по тем же причинам и с той же целью, что и он сам.

Он почувствовал родство с человеком из книжной лавки и потому спросил:

– У вас работы не предвидится?

– Вы ищете работу?

– Что-нибудь на неполный рабочий день, в театре.

– Нет, сейчас у меня для вас ничего нет. Но вон на стене доска с объявлениями о найме.

Ники поблагодарил его, засунул сверток под мышку и пошел читать объявления: названия театров, и лавки реквизита, и электрической компании, и телефон знаменитой актрисы, ищущей кого-то, чтобы выгуливал ее собачку, когда у нее дневные представления. Ему было приятно читать этот список, он напоминал о его второй работе у Борелли. Ники вчитался повнимательней и увидел объявление:

НАЧАЛО НАБОРА НА ВЕСЕННИЙ СЕМЕСТР – 11 ФЕВРАЛЯ

Принимаются заявки. Закажите проспект.

ТЕАТРАЛЬНАЯ ШКОЛА «АББИ» – в новом помещении, включающем зрительный зал на 300 мест, на Риверсайд-драйв, 310, Нью-Йорк, RI 9-7640

Режиссер – Глория Монти.

Исполнительный директор – Роберт О’Бёрн.

Первый год обучения: вокал, дикция, фехтование, актерская игра, история театра. Ежемесячные постановки. Еженедельные семинары, которые проводят ведущие профессионалы с Бродвея.


ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ (второй год обучения, для студентов, имеющих подготовку) – постановка новой пьесы каждые 5 недель. Премьеры перед профессиональной аудиторией.

Школа аккредитована Администрацией по делам ветеранов.



Ежемесячные постановки! Театр на триста мест! Еженедельные семинары! Ники вспомнил здание на Риверсайд-драйв. Он проезжал там каждый день, подбирая или высаживая пассажиров. Определенно, это был знак судьбы, но более того, там были четыре слова, которые делали все возможным. Аккредитована Администрацией по делам ветеранов. Ники сможет учиться на актера, да еще и за счет государства. Если он им подойдет. Если его возьмут. Жертвы, принесенные им на войне, воздадут Ники то, чего он жаждал, – второй акт.



Гортензия притаилась у Палаццини в прихожей, а Джо принялась набирать поварешкой венецианский соус по рецепту Минны и поливать им только что сваренные пенне.

Дом пришел домой пообедать, и Джо согласилась стать частью секретного эксперимента Гортензии, стоявшей сейчас за фиговым деревом, приготовленным для высадки в саду. Как всегда весной, Спатуцца привезли ежегодную партию растений, и Джо по очереди высаживала новые саженцы.

– Это так должно выглядеть? – прошептала Джо, показывая блюдо Гортензии по пути в гостиную. Гортензия кивнула. – Ну, с Богом!

Джо вошла в столовую с тарелкой макарон и поставила ее перед супругом. Она придвинула к нему миску с тертым сыром и мельничку с красным перцем.

– Что нового, Доминик? – спросила она как ни в чем не бывало.

– В мастерской нужен новый подъемник.

– Они дорогие?

– А ты как думала? Гидравлический. Времена другие. Все дорожает.

Дом заправил салфетку за ворот. Он взял вилку и наколол на нее пенне. Попробовал макароны и пожевал их.

– Как они тебе?

– Нет ли еще подливки?

Джо пошла в кухню. Гортензия наблюдала, как Джо наливает подливку в керамический соусник.

– Он хочет добавки!

Гортензия воздела руки в молчаливом «Слава Богу!». А Джо доставила соусник к столу. Дом щедро полил макароны соусом, украсил их тертым сыром и отправил несколько трубочек пенне в рот.

– И как тебе подливка?

– Что значит, как мне подливка?

– Тебе нравится?

– Хороша.

– Это не наша обычная подливка.

– Ты попробовала что-то новое?

– Ага.

– А что именно?

– Да ничего особенного.

– Мне нравится.

– Это главное, – уверила его Джо.

– Если это главное, то ты бы не меняла еду в этом доме. Мне нравится то, что мне нравится.

– Если я могу сделать вкуснее, то что в этом плохого?

– Ты меня убедила.

– Спасибо, милый. – Джо быстро поцеловала мужа в щеку и вернулась на кухню. Потом присоединилась к Гортензии в прихожей: – Ему понравилось.

– А он знает, что это соус из банки?

– Если бы узнал, то выплюнул бы.

– Даже если вкусный?