Победная весна гвардейца

Второй парашютист стал палить из пистолета, ранив двоих разведчиков. Илья, укрываясь за бортом «Студера», выстрелил из автомата одиночным в правое плечо мужчины. Почти одновременно кто-то из разведчиков выстрелил в ногу. Парашютист упал. К нему рванулись сразу двое, навалились, выбили оружие из рук. Мужчина орать стал от боли, так как разведчики не церемонились. Если бы не приказ старшины, изрешетили бы. И так убитых двое – водитель грузовика и лейтенант-смершевец, да ещё ранено двое разведчиков. Раненого парашютиста перевернули на живот, завернули руки за спину, связали. Потом перевязали индивидуальными пакетами ранения. Задержанного надо доставить в штаб, успеть допросить, пока он не истёк кровью. У парашютистов наверняка было задание и не исключено, что шли в наш тыл на встречу с агентурой. Вот что было важно узнать. Илья подошёл к убитому агенту, осмотрел. Да, он не ошибся в предположениях. На ногах армейские ботинки сорок второго размера. Сам худой, рост средний, зато вещмешок большой. Илья повернул труп на бок, снял лямки, поставил вещмешок на землю, развязал горловину. Сверху поношенная одежда, под ней хлеб, мясные консервы, причём советского производства, а глубже – сухие батареи для радиостанции, два комплекта. Оттого вещмешок тяжёлый, килограммов двадцать – двадцать пять. Убитого не обыскали, пусть СМЕРШ делает. А раненого Илья обыскал. Из кармана складной нож достал, запасную обойму к «Вальтеру», документы, пачку советских денег.

– Всех в кузов грузовика.

Сначала в «Студер» погрузили водителя и лейтенанта СМЕРШа, потом убитого парашютиста, затем уже раненого связника. В вещмешке рации не было, значит – батареи несли радисту. А над радистом всегда командир есть. Уже какая-то агентура вырисовывается. Из наших разведчиков тяжёлых ранений не получил никто, всех перевязали. И первым делом Илья решил ехать в штаб дивизии. Если в СМЕРШ, то заставят бумаги писать, а потом придётся пешком топать в дивизию. Сам за руль уселся, рядом с ним Сейфулин с автоматом наизготовку. Минут сорок по скверной дороге выбирались. «Студер» раскачивало на корягах и ямах, как корабль в штормовую погоду. Оказалось – их группу уже искали. Смершевец со станции телефонировал, а потом пропал. Была бы рация в группе, было бы проще, но всё проклятая спешка. Да и не насытились пока войска рациями должным образом.

Парашютиста сразу на допрос, а разведчики – писать, что произошло. Да ещё старлей из СМЕРШа допытывался, кто в вещмешок лазал и зачем?





Глава 2. В чужом тылу




Лавры за поимку немецких агентов достались ГУКР СМЕРШ, некоторые офицеры даже ордена получили за задержание. Всё же захватили парашютистов быстро, за шесть часов. Отделение разведчиков осталось не при делах, ибо участвовали уже на конечной стадии операции, при захвате с огневым контактом. К тому же в отделении даже погибших не было, только двое раненых. Если учесть, что в отделении всего семеро было, то боеспособными только половина от штата. Но на это обстоятельство никто не смотрел, отделение должно выполнять свои задачи, тем более командир разведроты и начальник разведотдела считали отделение удачливым. На фронте удача способствовала не всем, но везунчики были, причём выигрыш крупный, на кону – жизнь. Сам же Илья везунчиком себя не считал. Если человек подготовлен хорошо, осторожен, ситуацию анализирует и выводы правильные делает, тогда всё получается, окружающие считают – повезло! Человек почти всегда сам делает свою судьбу. Почти, потому что на войне не всё можно предусмотреть, ту же шальную пулю на излёте или авиабомбу, сброшенную лётчиком не прицельно. Немецкие пилоты бомбардировщиков или штурмовиков в случае атаки советских истребителей сбрасывали бомбовый груз в любом месте и разворачивались на свои аэродромы. Облегчённый самолёт и скорость выше развивал и при попадании пули или снаряда не взрывался. Ведь бомбардировщик – это как пороховая бочка. Впрочем, на фронте безопасных мест нет по определению.

Как везунчика Илью отправили в поиск. Понятное дело – не одного, всем отделением в четыре человека. Штабам как воздух требовались свежие разведданные. Разведка – глаза и уши штаба, без неё нельзя спланировать наступление, переброску войск. А штаб – мозг армии.

Было у Ильи нехорошее предчувствие перед выходом в поиск. Некое шестое чувство, интуиция. Вроде на немецкой передовой все огневые точки изучил, удобные места для перехода, а тревожно на душе и в животе пустота. Сапоги немецкие, маскировочные костюмы наши, как и автоматы – ППШ. Немцы наше неприхотливое оружие оценили. Бьёт дальше, чем МР 38/40, не так чувствителен к грязи. И потому немцы на передовой часто использовали трофейные автоматы, ими не брезговали даже в СС.

Перебрались через линию фронта удачно, а потом ходу. Неприятности, поначалу мелкие, начались сразу. В нескольких километрах от немецкой передовой вляпались в болото, где Иванюту едва не засосало, отделались потерянным сапогом. Без сапога идти плохо, ногу до крови собьёшь и тогда разведчик не боец и не ходок. На первое время обмотал Иванюта ногу запасными портянками, своими и отданными товарищами. Вроде мелочь – сапог, а всё задание вполне сорвать может. Потому Илья, как командир группы, задумался – как обуть бойца. Только выбора нет, вариант один – убить немца и сапоги с него снять. На первый взгляд – просто. Но у немца может быть не сорок третий размер, как у Иванюты, а тридцать девятый. Ведь не подойдёшь и не спросишь размер обуви. И тогда придётся рисковать ещё раз.

Подобрались к деревне. Не «языка» взять, это ближний тыл, на постое в избах обычно пехота, толку с неё как с «языков» – никакого. Часовые у немцев есть всегда, службу несут ревностно, дисциплина и исполнительность у германцев в крови, в отличие от русского «авось». Сейфулин среди разведчиков ножи метал лучше всех, и на поясе у него были сразу два ножа, причём абсолютно одинаковых, взятых трофеями. Смешно и нелепо, часовой должен умереть из-за сапога.

– Сейф, ползи к деревне, убей фрица, сними сапоги и сюда. Но не меньше сорок второго размера.

– Старшина, я же не в каптёрке выбирать буду! – прошипел Сейфулин. – Сам сапог потерял, сам пусть идёт. Почему-то никто в группе больше сапог не потерял!

– Исполняй.

Боец исчез в темноте. Время тянулось медленно, Илья нервничать начал. Пока темно, надо дальше идти, а сейчас непредвиденная заминка. Но если бы Сейфулин действовал неудачно, в деревне уже тревогу подняли. Боец появился через полчаса, если не больше. Через плечо пара сапог, связанных за ушки верёвкой.

– Держи, обувайся, с тебя магарыч.

Иванюта сапог натянул, прошёлся, топнул.

– В самый раз.

Илья свою запасную портянку отдал. В мокрых или грязных идти нельзя, натрёшь стопу до кровавых мозолей. Иванюта сапог снял, портянки перемотал, снова обулся.

– Во, другое дело!

Пошли дальше. Иванюта Сейфулина спросил:

– Ты зачем два сапога принёс? Мне только правый нужен был.

– На всякий случай.

С учётом заминки для добычи сапог за ночь удалось пройти в немецкие тылы на пятнадцать километров. Скромно, серьёзные штабы и вероятные «языки» расположены дальше, во второй, третьей линии обороны. А в первой линии – «пушечное мясо». В РККА и вторая линия была в конце войны не всегда, в сорок первом – втором годах об эшелонированной обороне знали только теоретически, мечтали об этих временах.

С рассветом устроились на днёвку, подхарчились. А как рассвело, увидели недалеко, в полукилометре, расположение штурмовых орудий. Под маскировочной сеткой, среди деревьев, с воздуха почти неразличимые. Подсчитали с биноклем, получалось – полк. Илья расположение сразу на карту нанёс. Самоходчики толком поспать не дали, то двигатели ревели, видимо, регулировали, то рота Stug III совсем рядом проехала, обдав бензиновым чадом. Словом – беспокойные соседи оказались.

Южнее от лёжки разведчиков, в пяти километрах, Орша расположена. Город по белорусским меркам крупный, а ещё узел шоссейных и железных дорог. Но в город разведчикам ходу нет, там действует городское подполье, имеет связь со штабом партизанского движения.

Лёжку покинули в темноте, обойдя стороной полк штурмовых орудий. Илья маршрут ещё в расположении своей роты проложил, днём скорректировал по обстановке. Самые большие затруднения при передвижении, это болота и реки. По болоту даже днём идти рискованно без проводника, а ночью и проводник не пойдёт, если голова на плечах есть.

Судя по карте, от Орши на запад идёт дорога на Минск, на северо-запад на Лепель. И болот здесь нет. Немцы болот не любили, боялись. Техника не пройдёт, комары донимают. Обустраивались германские войска на сухой земле, комфорт любили. Вообще-то правильно, людей беречь надо. Наши военачальники научились ценить личный состав только к концу сорок третьего. Опыт пришёл и достаток боеприпасов. Не шли в лоб на пулемёты, а наносили пушечным или гаубичным огнём удар по противнику, ровняли на его позициях всё с землёй, а уж затем в атаку шли. В немалой степени пренебрежение людьми шло от старых большевиков – Будённого, Тимошенко. Война стала мобильной, а они жили старыми представлениями, посылали конницу в атаку на немецкие танки.

Илья вёл группу по компасу, точно 270 градусов, и меньше чем через час вывел разведчиков к шоссе Орша – Лепель. По дороге как раз двигалась колонна грузовиков. Дорогу не пересекали, шли параллельно ей до какого-то хутора. Если дорогу перейти, в случае взятия «языка» и возможного преследования дорогу будут патрулировать в первую очередь, и она может оказаться крышкой ловушки. А вот хутор мог дать результаты. Не любили немцы ночевать под открытым небом, старались в избе или землянке обустроиться. Солдаты ещё спали в крытых кузовах, на марше бывало, а офицеры в избе, всё же белая кость.

У хутора несколько полугусеничных тягачей с пушками на прицепе, часовой не спеша прохаживается. На хуторе три избы и хозпостройки, вроде сарая, коровника, дровяника. Илья решил выбрать хорошую лёжку в лесу рядом с хутором, понаблюдать. Сейчас в избах артиллерийская батарея, и брать «языка», даже будь он офицером, бесполезно. Велик ли круг секретов командира батареи? Если только для галочки, формальность соблюсти. Но кому такой язык нужен? Разведгруппу снова пошлют в немецкий тыл, снова риск, ведь опаснее всего перейти передовую, особенно с «языком».

Утром батарея уехала. Хутор оказался обитаем, Илья в бинокль увидел старика, который пытался поправить плетень, сломанный тягачом. Сколько ни наблюдал, других жителей не увидел. Рискнул, перебежал к хутору и к избе. Тишина, разговоров в избе не слышно. Толкнул дверь – не заперта, вошёл. Оружие на вид не выставлял. «Папаша», как называли автомат ППШ фронтовики, за спиной висел. Пистолет в расстёгнутой кобуре, можно выхватить мгновенно, патрон уже в стволе, и с предохранителя снять. Огонь в случае опасности открыть можно почти мгновенно, с самовзвода, ибо пистолет – трофейный «Вальтер РР». В избе оказался дед, один-одинёшенек. И хуторянин незнакомца не испугался.

– Добрый день, деда! – поздоровался Илья.

Дед прищурился, пытаясь разглядеть, кто зашёл. В его возрасте очки нужны, да где их взять на оккупированной территории? У кого они были, берегли как зеницу ока.

– И тебе не хворать, хлопчик!

Нейтрально ответил, видимо, жизнь в оккупации многому научила. Рисковали оба, встреча могла закончиться трагедией. Дед опасался провокаций со стороны полицаев. Да и как знать, кто вошёл? Илья тоже не торопился карты открывать. Нагрянут немцы, дед может выдать. Тогда группу обложат и будут гнать, как зверя на охоте. И долго рассиживаться нельзя. Немцы к хутору, видимому с дороги, свернут в любой момент. Решился Илья.


– Вы меня не опасайтесь, я русский разведчик.

Дед подошёл поближе, всмотрелся в форму. В сорок четвёртом она была уже не такой, как в сорок первом – втором. Гимнастёрка изменилась, в частности воротник, погоны появились, которые ещё в 1917 году отменили. Дескать – наследие царизма, золотопогонников. А вернулись погоны и звания генералов и адмиралов, а ещё командиров офицерами называть стали.

– Это что же, погоны появились в Красной Армии?

– Полтора года как.

– И кто же ты по званию, хлопчик?

– Старшина.

На погонах широкая буква «Т».

– Навроде ранешнего фельдфебеля, – сделал вывод дед.

На вид ему далеко за семьдесят, волосы седые на голове и бороде, лицо в многочисленных морщинах.

– А далеко ли Красная Армия?

– В полусотне километров, два дня пути пешком, – ответил Илья.

– Стало быть – дождусь, – твёрдо заявил дед. – Что от меня нужно? Если воевать, так зрение у меня скверное.

– Воевать найдётся кому. На хуторе, кроме вас, ещё кто-нибудь живёт?

– Один я остался. В другой избе сын жил. В начале войны ушёл по повестке в армию, а через несколько дней германцы пришли. Я от него ни одного письма не получил. Невестка с дитём тоже ушла, сказала – в эвакуацию. В третьей избе бабка Авдотья жила, о прошлом годе померла, так я её на задах схоронил, в огороде.

– Немцы на постой часто останавливаются?

– Каждый день почти. Злые и шнапс пьют. А ещё требуют – млеко дай, яйки! Откель им взяться, если живности нет?

– Помочь бы нам, деда. Присмотри, в какой избе офицер остановится, да сигнал дай.

– А тут и гадать не надо, всегда у меня останавливаются. У меня и печь топлена, харчи приготовить, и духом человеческим пахнет. Другие избы побольше, как раз для солдатни хорошо, больше набьются.

– Собак у тебя, деда, нет, как я заметил.

– Жучку ещё в сорок первом немцы застрелили.

– Немцы двери изнутри запирают?

– Никогда, а часовой на крыльце стоит, это да.

– Родня-то поблизости есть?

– Ты чего удумал? Хутор вместе с германцами сжечь?

– Нет. Офицера в плен взять, «Языком». Допросить. Да как бы тебе плохо не было потом.

– Обойдётся, – отмахнулся дед. – Вы пару синяков поставьте, да свяжите меня.

Илья сомневался, что немцы поверят в спектакль, но особого выбора не было. На его взгляд, деду бы лучше уйти на недельку к родне, потому как скоро начнётся наступление Красной Армии и немцам станет не до деда. Не исключено, что эту конкретно местность уже раньше освободят. Когда точно начнётся операция «Багратион», Илья не знал. Кто об этом скажет старшине? А только солдат не обманешь. Видели, как подтягиваются войска к передовой, пополняются склады. Да и разведка РККА заметно активизировалась, как всегда бывало перед наступлением.

Выяснив всё, Илья в сопровождении деда обошёл хуторские постройки – избы и сараи, наметил пути подхода и отхода, чтобы ночью проще было. Затруднить отход может любая неучтённая деталь – ручей, забор из плетня, натянутые верёвки для сушки белья.

Рисковал Илья, конечно. По всем наставлениям на территории противника разведгруппа должна передвигаться скрытно. А если посторонний человек заметил группу, его следовало убить. Жестоко, но правила написаны кровью погибших бойцов. Этот случайный свидетель мог оказаться полицаем, немецким старостой, а то и просто врагом советской власти, который донесёт немцам. Но как действовать во вражеском тылу без поддержки своих? Без содействия не было бы партизанского движения, армейские разведгруппы глубинной разведки не смогли бы добыть важных сведений. Илья не был сторонником тотальной подозрительности, как и наивным простачком. Действовать надо по обстоятельствам.

Вернулся к группе, а там уже волноваться стали, слишком долго Илья отсутствовал на хуторе.

Днём разведчики отсыпались, отдыхали, ели. Если удастся взять «языка», на что все надеялись, отдыхать не придётся. Чтобы оторваться от вероятного преследования, придётся идти быстро, сбивать со следа. И хорошо бы иметь фору по времени, хотя бы два-три часа. Илья уже и пути отхода наметил. На юг идти, обойдя Оршу и повернуть на восток нельзя. Там полно дорог и нет болот и вместо лесных массивов лишь рощи. Если от хутора взять на северо-восток, единственным препятствием будут железная и автомобильная дороги Орша – Витебск, они охранялись. А перейди их, и начинаются леса и болота. На железной дороге через каждые сто метров солдаты из охранных или полицейских батальонов, да дрезины с пулемётами проезжают. Сложно, но проскочить можно. На шоссейных дорогах заставы были только на мостах, их подрыв может на время парализовать движение.

И основной путь отхода наметил, и запасной. Ближе к вечеру, ещё всё видно было, к хутору свернули с дороги две легковые машины и грузовик. Из кузова солдаты выпрыгнули, хутор обошли, затем из легковых машин выбрались два офицера. Как и сказал дед, зашли в его избу. Солдаты, числом с отделение, расположились в избе по соседству, тут же выставили часового. Солдаты явно фронтовики, это Илья понял, когда фельдфебель часового на пост ставил – очень грамотно. Часовой подходы к хутору контролирует и при обстреле укрыться может – с двух сторон стены изб, с третьей – сруб колодца. Доведись до Ильи, он бы поставил часового именно там.

Офицеры, как вошли в избу, больше не показывались. Илья наблюдал за хутором в бинокль, пока не стемнело. Как сумерки опустились, деда из избы выгнали, он устроился в сарае. А на крыльце избы второй часовой появился. У обоих карабины, стальные шлемы на голове. Для разведчиков это плохо, часового уже не вырубить ударом по голове. Обычно немцы носили каски только на передовой или на парадах. А хутор – дальний тыл. Или фронтовики настолько привыкли?

Часового на крыльце можно снять только броском ножа, да и то не факт, что разведчик успеет подскочить, придержать падающее тело. Если часовой грохнется, своим железом – карабином, шлемом, шуму создаст много. Да и часовой откормленный. Не толстый, таких на фронте Илья видел только среди интендантов в тылу, а крупный телосложением.

Илья подозвал Сейфулина:

– Снимешь ножом часового. Очень прошу – успей придержать тело.

– Старшина, не учи бабушку лохматить волосы.

Разведчик оставил на лёжке сидор, он только мешать будет, уполз к хутору. Видны только два огонька – в окне избы, где остановились офицеры, и в окне, где солдаты. Свет явно аккумуляторный, сильный и ровный. Где находится Сейфулин – не видно в темноте.