Песок и пепел

Возвращаюсь к постройке, в которой ночевал, и захожу внутрь. Пытаясь понять, почему ночной гость не смог ворваться, машинально провожу рукой по стене, задеваю раму окошка под потолком… И вдруг цепляюсь за что-то. Это «что-то» при ближайшем рассмотрении оказывается гвоздиком. Серебряным. Я бросаюсь шарить по стенам — и нахожу такие же гвозди у каждого окошка, а у двери их и вовсе было четыре — в каждом углу дверного косяка. Это от кого же такие обереги?

Осторожно втыкаю гвоздик на место, медленно выхожу наружу, аккуратно, даже очень аккуратно прикрываю дверь, поворачиваю щеколду… и вижу лежащую на земле прямо перед входом маленькую бляшку, похожую на пуговицу, разве что без дырочек, из все того же серебра. Вот только какая-то она оплавленная, что ли. Судя по всему, этот оберег был воткнут в балку под крышей прямо над дверью. И выпал, когда ночной гость пытался дверь высадить. Причем выпал прямо ему на… загривок. И это, помнится, очень ему не понравилось. Очень. Покатав ее в пальцах и так ничего и не ощутив, вставляю бляшку обратно — может, кому еще пригодится.

Забросив мешок на плечо, расправляю складку на нагрудном кармане и вдруг понимаю, что под тканью что-то есть. Сунув руку в казавшийся пустым карман, нахожу за складкой узкую серую полоску. На ней два коротких слова. Имя. Но чье оно? Кого-то, кого я должен найти? Или кого должен опасаться? Или мое собственное? Ладно, потом. Все равно я сейчас не знаю, что мне с ним делать.



Едва я вхожу в ритм, как через тигу тракт обрывается. Только что казался бесконечным — и вдруг закончился. Я даже не сразу поверил глазам, когда увидел это. И вот с трех сторон от меня лежит широченное серо-зеленое одеяло, густо утыканное одинокими деревцами или небольшими рощицами. Надо же. И тут тупик. Но не возвращаться же. А что это за темная фиговина, похожая на огромный камень, виднеется впереди? Вроде недалеко. Полтиги, от силы. Ладно, мне все равно в ту сторону. Не возвращаться же.

На полпути к валуну оборачиваюсь — и не вижу позади ничего, кроме колышущейся травы. Ни заброшенного тракта, ни почерневших от времени построек на пустоши. Словно кто-то снова пытается мне сказать, что обратного пути нет. Подхожу к камню. Грубо вытесанный куб высотой в три моих роста. Обхожу его — и замираю в изумлении. Прямо передо мной лежит тракт, живой брат-близнец оставшегося позади тракта-мертвеца. Причем как раз у валуна он, ползущий с юга, делает резкий поворот на запад. Словно стремится подальше обойти места, ставшие неуютными…

На южной грани каменного куба красуется большая белая стрела, указывающая на запад. Кривые буквы над стрелой складываются в надпись «Ларинья». С западной стороны такая же стрела, сопровождаемая словом «Сентера», смотрит на юг.

Ларинья и Сентера. Две провинции на Среднем Севере империи. Я вздрагиваю. Сколько еще вот таких осколков всплывет из тумана?

И куда теперь? На юг или на запад? Прямо или направо? Если свернуть направо… Наверное, по тракту можно добраться до Сонейты без особых приключений. Но надо ли мне туда? Достаю из кошелька монетку. Подбрасываю. Орел. Значит, на юг. А краска на камне довольно свежая. Еще нигде не обсыпалась.



К вечеру третьего дня после валуна-указателя лес по обе стороны ужимается до узкой зеленой полоски у среза горизонта, порой и вовсе пропадая из виду — благодаря бесчисленным холмам и холмикам. Еще трижды встречаю что-то похожее на остатки брошенных поселений. Все три раза днем, так что ночевать там не пришлось.



Дорога тем временем переваливает через очередной холм и спускается к реке — куда более широкой, чем виденные ранее. И мост здесь тоже основательнее и длиннее. Более того, за ним дорога раздваивается.

И прямо у развилки торчит самый настоящий постоялый двор! Капитальное двухэтажное строение с не менее основательным забором. Вряд ли это пристанище какой-нибудь нечисти. В видимых над оградой окнах второго этажа уже горит свет, из печных труб сочатся струйки дыма. Вот только пока приближаюсь к воротам, надо успеть сочинить себе легенду, чтобы меня пустили внутрь сейчас… и не выгнали потом.

Задача не из простых. Врать кому-то, не зная, что он знает — порой чрезвычайно опасное развлечение… Впрочем, а с чего я взял, что ко мне будут приставать с расспросами? Мне нужны ночлег и ужин, деньги у меня есть, разговорчивостью не страдаю… Что странного-то? Подумаешь, пешком пришел.

Окрестности постоялого двора выглядят… скажем так, мрачновато. Оградой в три человеческих роста охранные мероприятия не ограничиваются. Вокруг забора шагов на триста трава отсутствует. Просто темно-серое пространство, покрытое комьями земли. Вдобавок по краю мертвого поля идет ров, шириной шагов десять, замкнутый в кольцо и наполовину заполненный мутной водой. От тракта ограду отделяют те же триста шагов лишенной растительности земли и еще один мост, перекинутый через ров. От моста до самых ворот выложена каменными плитами подъездная дорога. Интересно, от чего они так страхуются?

Подхожу к воротам. Здесь неизвестный архитектор тоже проявил свою мрачную фантазию — ворота не просто вделаны в забор. По обе стороны от них из ограды выступают башенки с бойницами наверху — и вдоль ограды можно стрелять, и в того, кто ломится в ворота со злым умыслом. Можно подумать, это крепость, а не постоялый двор.

Тем не менее, это именно то, о чем я подумал. Над воротами виднеется не лишенная изящества кованая вывеска с надписью витиевато закрученными буквами, которые складываются в простую и понятную надпись «У РЫЖЕГО МЕДВЕДЯ». Крепости так не украшают.

Вдруг откуда-то сбоку раздается приглушенный голос:

— Чего стоишь? Забыл, как в дверь стучат? Имей в виду, не войдешь до захода солнца — ночевать будешь за оградой. Если денег мало, так во дворе и бесплатно можно до утра переждать. На соломе, правда, да не в поле. За воду тоже денег не берем. Чай, не… — он добавляет какое-то слово, которого я не разбираю, понимая все же, что речь о каких-то совсем уж недостойных представителях рода человеческого. А может, и не человеческого. — Так что, будешь заходить? Если нет, то проваливай. Недосуг мне с тобой лясы точить.

Я невольно хмыкаю. Надо же.

— Зайду, если откроете.

Что-то заскрипело, но ворота не шелохнулись — вместо них открылась маленькая дверца в правой башенке.

— Заходи. Только без шуток.

Протиснувшись внутрь, вижу своего собеседника. Несколько неожиданно он оказывается высоким широкоплечим здоровяком, по сравнению с которым я чувствую себя сопливым щенком. Рыжебородый великан выглядит заметно старше меня, но все же не настолько, чтобы сгодиться мне в отцы. Он улыбается — видимо, моя растерянность проступила очень уж явственно. Все же на свою силушку бородач не слишком рассчитывал — по обе руки от него стоят двое помощников. Один навел на меня взведенный арбалет, второй охотничью двустволку. Хорошее ружье, к слову. Арбалет тоже не выглядит самоделкой. Да и парни не слабые. И не глупые, судя по взглядам, которые они бросают то на меня, то на своего вожака. За спиной раздается уже знакомый скрип и еще какой-то шорох. Оглядываюсь и вполне ожидаемо обнаруживаю еще одного парня. У него в руке поблескивает кинжал. Грамотно. Для арбалета или ружья там места мало, да и своих можно задеть, а вот кинжал — в самый раз. Я поднимаю руки, показывая открытые ладони, и улыбаюсь.

Здоровяк отступает на шаг назад и делает приглашающий жест:

— Проходи. Как раз к ужину поспел, повезло тебе. До утра али как?

— Пока до утра, — пожимаю плечами, — а там видно будет. Я вроде как не спешу.

— Мои парни тебя еще на горке приметили, — говорит здоровяк, поднимаясь на крыльцо, — и очень удивились — с той стороны давно никто вот так не приходил. Потому и меня позвали, обычно сами с гостями разбираются.

— Давно?

— Что давно?

— Не приходил.

— А… Да почитай, как война кончилась — с тех пор из Лариньи никто в одиночку не выбирается, даже верхом. Одни купцы ездят, но редко и только большими караванами… Армия ведь ушла. Чьи деревни разорили, те следом подались… А что ты спрашиваешь, будто сам не оттуда? — даже при слабом освещении на его лице читается удивление. — Отсюда до самой Сонейты после войны ни одного поселения не осталось. Хотя их и было-то не больше дюжины… Да и Сонейта эта — не деревня, а так, десяток дворов всего лишь. Если б не пост Серой Стражи, и эти съехали бы, наверное. Страшно, поди, на краю жить.

Интересно, о какой войне речь? Стоп… Что? Он упомянул Сонейту? Всего лишь деревня?

— А далеко отсюда до Сонейты?

Здоровяк окидывает меня внимательным взглядом:

— Да тиг за сотню будет, пожалуй, если по тракту. Далеконько, да. Сколько на самоходе путь займет, не знаю, а торговые караваны обычно с двумя ночевками до нее идут. На своих двоих наверняка дольше будет. По старой дороге вышло бы втрое короче, но там и так старались не ездить, а как мост в конце войны обрушился, то и вовсе про нее забыли. А ты что спрашиваешь, со счету сбился?

— Вроде того, — я неопределенно пожал плечами, — день сегодня какой?


— Четверень с утра был… Э, парень, прости. Ты, поди, весь день на ногах, устал с дороги, а я тебя вопросами кормлю. Пошли в дом, нечего тут стоять.

Молча киваю, опасаясь выдать себя глупым вопросом. Судя по всему, я оказался прав в своих предположениях. Я очнулся в глухом углу немаленькой империи, и ни одно название не говорит мне ничего, кроме примерной привязки к сторонам света. А должно было — ведь почему-то я устремился прочь от этого славного места, даже не помня никакой Лариньи и стороны, в которой она осталась. И, кстати, что он назвал самоходом?

Мы двинулись к крыльцу. За спиной что-то скрипнуло и лязгнуло. Я оглянулся. Парень с кинжалом ушел куда-то за дом. Тот, что был с ружьем, похоже, снова поднялся на смотровую площадку. Арбалетчик, убрав свое оружие за спину, шел за нами.

— А ты везунчик, как я посмотрю, — здоровяк, больше других подходивший на роль хозяина заведения, явно не страдал излишней молчаливостью. — Из Лариньи в одиночку пешком дойти и всего лишь счет времени потерять. Или был с тобой кто?

— Нет, — мотнул я головой, — не было никого. — Вот еще, придумывать себе несуществующих попутчиков.

— Оружие хоть какое есть у тебя? — продолжал допытываться бородач.

— Только нож. Точнее, два, но второй не в счет.

— Считай, без оружия, — подытожил мой собеседник. — С таким везением тебе и бояться-то нечего. Другому мимо одной Ортинской пустоши пройти хватило бы, чтоб облысеть от страха, не то что поседеть. И то днем.

Это он про которую пустошь? Где я прошлую ночь провел? Интересно, если ему рассказать — он весь восхищением изойдет или наконец-то пальцем у виска покрутит?

— Даже сейчас тебе повезло, — здоровяк на мгновение останавливается в дверях, — как раз к ужину поспел.

Я усмехнулся:

— Да я бы не сказал, что есть хочется… Просто очень сильно хочется есть. Потому что сегодня еще не ел. А горячего и вовсе с самой… Сонейты во рту не было, наверное.

— Значит, и вина выпьешь?

— Почему нет? В дороге никто не наливал.

Здоровяк улыбается:

— Вот это правильно! Это я понимаю!

Он усаживает меня за стол, размещавшийся ближе прочих к стойке. Пока он отдает распоряжения, я осматриваюсь. Судя по всему, к ужину здесь собираются все постояльцы. И сейчас их немного. Зал почти пуст. Два стола в самом дальнем углу занимают семеро крепких мужиков — наемники, судя по повадкам и одежде. Компания порядком навеселе, но ведут они себя довольно тихо. Возможно, они здесь не первый раз — или не первый день — и стараются не нарываться. Между нами двое мужчин — эти больше походят на торговцев. Стол рядом с ними достался их четверым помощникам, ближе к выходу сидят мужики поздоровее и попроще — видимо, возницы и охранники. Тоже вчетвером. Эта компания выглядит какой-то вялой. Молча едят и пьют, лишь изредка перебрасываясь короткими тихими фразами. У них что, тоже выдался тяжелый день? У меня за спиной трое в серых монашеских балахонах молча доедают свой ужин, так же тихо поднимаются и почти бесшумно следуют к двери, врезанной в боковую стену между столами наемников и лестницей, уходящей на верхний этаж. Все провожают их взглядами, но даже в пьяной компании никто не говорит ни слова — похоже, шутить в их адрес не принято.

Улыбчивая молодица, чем-то неуловимо похожая на Медведя, — то ли дочь, то ли младшая сестра — принесла мой ужин. Краем сознания отмечаю, что посмотрела она на меня без любопытства. Ладно, к вопросу моей привлекательности для противоположного пола я при случае вернусь, а пока так даже лучше. Вдруг я где-то уже женат?

Так, а что у нас на ужин? Ого… Интересно, чем это я заслужил такую доброту? Или Медведь с первого взгляда определил мою платежеспособность? И, кстати, где он сам? Мы ведь не закончили разговор, да и насчет ночлега не договорились. Заняться, что ли, прикладной арифметикой, пока его нет? Так… Я видел троих его людей, и вряд ли у ворот были все, на такое хозяйство нужно куда больше народу. Эти трое, скорее всего, самые доверенные. Гостей, считая монахов, набирается два десятка. Если, конечно, все вышли к ужину. Что вряд ли. Вон как тот наемник, что сидит лицом к лестнице, зыркает куда-то вверх время от времени. Точно — молодица выныривает с кухни с полным подносом, накрытым салфеткой, и парень, что встречал меня с арбалетом, тащит за ней еще один. Как раз на второй этаж. Значит, еще один. Ну, или двое. А если гости наверху высокого ранга, значит, можно добавить прислугу и охрану. На каждого высокого гостя минимум двое или даже трое. Как вариант, среди гостей — женщина. И она не выходит, чтобы не дразнить гусей. То есть гостей — прежде всего, наемников. Все-таки этот арбалетчик похож на молодицу — брат, что ли? Может, и остальные — не наемные слуги, а родственники хозяина? Впрочем, мне-то какая разница? Итак, здесь сейчас никак не меньше трех десятков человек, практически у всех есть оружие и они наверняка умеют им пользоваться. Впрочем, главное, что войны нет. Есть шанс, что никто не примет чужака за шпиона.

Торговая компания, покончив с ужином, гремит стульями. Двое купцов идут наверх, остальные из их компании уходят в ту же дверь, что и монахи — видимо, там располагается общая спальня для небогатых клиентов. Не иначе, намереваются с рассветом продолжить путь. А вот наемники, похоже, никуда не спешат. Вновь возникшая в зале девушка подходит к ним, выслушивает заказ и вскоре возвращается с парой больших кувшинов. Компания взрывается радостным галдежом, по-прежнему не проявляя ко мне никакого интереса, — на девушку они поглядывают куда чаще.

Мысль, что Медведь знал меня в моем прошлом, отметаю сразу — он или назвал бы меня по имени при встрече, или не открыл бы ворота. Придумать что-нибудь еще я не успеваю — хозяин возникает словно ниоткуда и усаживается напротив, загородив меня от наемников. Тоже хорошо. Поворачиваться к ним спиной я опасаюсь, но и пялиться в их сторону уже надоело.

— Даже не вспомню, когда последний раз ужинал так сытно и вкусно, — говорю я, отодвигая тарелку и ничуть при этом не лукавя. Во всех смыслах.

— Приятно слышать, — улыбается в бороду хозяин. — Кстати, ты уже решил, что будешь делать дальше? В том смысле, двинешься дальше завтра или задержишься. Ты не подумай чего — я среди ночи гостей не выставляю. Если ночь тут встретил — до утра дотерпим.

— Пожалуй, могу и задержаться, — отвечаю, — деньги у меня есть, а спешить особо некуда. Вот только мне бы лучше отдельную комнату. Так чтоб без толпы соседей.

Медведь хмыкнул:

— Что, думаешь, эти парни тебе не компания? Брось, я их знаю. Ребята простые, без придурей. Не первый раз останавливаются. У графа Зорена служат. Да и уедут завтра. Дело, конечно, твое, но…

— Просто я их не знаю. А мне бы хотелось заснуть в спокойной обстановке. Хотя бы сегодня.

— Ясно… Звать-то тебя как? А то спросить даже забыл. Меня-то все Медведем кличут. Давно, привык уже. Но если хочешь, можешь звать по имени. Хальд, Хальд Барен я.

И что мне ему ответить?

— Шай Таннер, — я называю имя, написанное аккуратными мелкими буквами на бумажке, которую случайно нашел в кармане куртки три дня назад, а потом сжег, попутно опробовав огниво. Пепел же старательно растер в пальцах и развеял над дорогой. Хотя уверенности в том, что имя может быть моим, по-прежнему не испытываю. Но меня оно устраивает. Побуду Таннером. А может, и останусь им — если, конечно, Шая Таннера не ищут за какие-нибудь серьезные прегрешения, способные привести на плаху, виселицу или каторгу.

— Будем знакомы, Шай Таннер, — Хальд жмет мне руку. Крепкая рука у него. Огромная. Действительно, медвежья лапа. — Ты не удивляйся, чего это я так тебя встретил, даже имени не спросив. Мне от матушки дар остался — чувствую я людей. Что-то смутное в тебе чую, но это не тьма. Ты — хороший человек.

— Не тьма… Туман? — неожиданно для себя самого спрашиваю я.

— Вот да, туман, — согласился Медведь, — точнее не скажешь.

— Магия? — спрашиваю, имея в виду его дар. Он трясет головой:

— Нет, какая там магия… Магия — это у знахарей или волшебников. А я просто чую. Колдовать там или сны пророческие видеть мне не дано. Мысли тоже не читаю… Но оно и спокойнее так, если честно. Мне моего дара за глаза хватает.

— Так как насчет комнаты? — возвращаюсь я к прежней теме.

— А комната есть, и даже не одна, — Хальд слегка мрачнеет, — нынче достойные господа предпочитают по замкам да поместьям отсиживаться, редко выезжают куда. В основном за счет купцов да таких вот служивых держимся. Вот до войны совсем по-другому было. Отец мне рассказывал, что…