Палач из Гайд-парка

– Ой, нет, сэр, – ответил Гарри с необыкновенной уверенностью. – Все слуги тоже говорят, что вы будете первым. И что мистер Эттли не такой умный, как воображает. Кухарка говорит, что на этот раз он оплошал. И еще он неженатый, и миссис Эджес говорит, что богатые леди с дочерями очень бы хотели его заполучить в зятья и очень за ним гоняются в обществе, но поэтому ему нет такой веры, как женатому и семейному человеку, как… – Щеки у него покраснели от возбуждения и долгой речи, и он выпятил грудь.

– Спасибо, – серьезно сказал Джек. – Надеюсь, ты не очень будешь разочарован, если я проиграю?

– О нет, сэр, – сказал жизнерадостно Гарри. – Но вы выиграете!

С этими словами повернулся и вышел в дверь, обитую зеленым сукном, в помещение для слуг.

– О господи! – вздохнул Джек и снова направился к гостиной. – Они так огорчатся.

– Мы все огорчимся, – согласилась Эмили, проходя в открытую для нее дверь. – Но вряд ли стоит за что-то бороться, если тебе безразлично, выиграешь или проиграешь.

Он затворил дверь, и они сели рядом и пытались придумать, о чем бы еще поговорить, а минуты шли, и часовая стрелка на позолоченном циферблате подползла к десяти, а потом к одиннадцати.

Время наступило позднее, и уже должен быть известен результат. Они почти не пытались разговаривать, лишь время от времени обменивались отрывистыми, случайными фразами.

Наконец в двадцать минут двенадцатого распахнулась дверь гостиной, и на пороге возник Дженкинс с горящим лицом и, запинаясь и захлебываясь от несвойственного ему наплыва чувств, произнес:

– С-сэр мистер Рэдли! Опять пересчитывают, сэр! И уже почти кончили. Экипаж готов, и Джеймс от-отвезет вас в участок. Мэм…

Джек вскочил и двинулся вперед, даже не подумав помочь Эмили встать, но та тоже уже вскочила. От волнения ноги у нее ослабли, но она следовала за ним почти по пятам.

– Спасибо, – ответил Джек с гораздо меньшим спокойствием, чем хотелось бы. – Да, спасибо. Мы едем. – Он протянул руку Эмили и поспешил к выходу, даже не побеспокоившись надеть пальто.

Они ехали молча, наклонившись вперед, словно могли что-то увидеть впереди, но ничего не видели, кроме проблеска уличных фонарей и мелькающих огоньков на каретах, поспешающих вперед, в эту самую неспокойную в городе ночь.

С бьющимися сердцами они вышли из кареты и поднялись в помещение избирательного участка, где все еще считали бюллетени. По крайней мере половина присутствующих сразу замолкла, в их сторону повернулись лица, затем послышались приглушенные голоса. Только считавшие остались в прежнем положении. Головы их низко склонились, пальцы бегали по пачкам листков, пересчитывая их, а перед ними все росли и росли два столбика бюллетеней.

– Это уже в третий раз! – прошипел какой-то низенький человек в страшном волнении.

Эмили так крепко схватила Джека за руку, что он сморгнул, но она не ослабляла пожатия.

В дальнем конце зала стоял, нахмурившись, Найджел Эттли. Лицо у него было бледное и тоже напряженное. Он все еще думал, что победит, но не ожидал, что это будет такая трудная победа. Его сторонники стояли небольшими тесными группками, чувствуя беспокойство, и время от времени посматривали на столы и бюллетени.

Сторонники Джека тоже сплотились. Раньше они, если говорить честно, не надеялись на победу, однако теперь эта надежда на глазах становилась все более осуществимой. Жребий брошен, и они вот-вот узнают приговор.

Эмили оглянулась и удивилась, как много здесь народу, и, переводя взгляд с одной группы на другую, вдруг увидела, как блестят в свете лампы серебристо-седые локоны в высокой прическе на гордо поднятой голове.

– Тетя Веспасия, – выдохнула Эмили удивленно и радостно. – Смотри, Джек! – Она вцепилась ему в рукав. – Здесь наша тетушка Веспасия!

Он удивленно обернулся и расплылся в широкой, восхищенной улыбке. Протолкавшись сквозь толпу, подошел к ней.

– Леди Веспасия! Как это замечательно, что вы приехали!

Она обернулась и окинула его спокойным, чуть-чуть насмешливым взглядом, но щеки у нее порозовели от возбуждения.

– Конечно, приехала! – воскликнула она наконец. – Неужели ты думал, что я пропущу такое событие?

– Но… уже поздно, – произнес он конфузливо, – и я могу… не выиграть.

– Конечно, можешь, – согласилась она. – Но в любом случае ты устроил ему настоящую, боевую схватку. Он долго будет помнить и эту борьбу, и победу. – И леди Камминг-Гульд немного вздернула подбородок, а в глазах ее сверкнул воинственный огонек.

Джек хотел было еще что-то сказать, когда вдруг в зале воцарилась абсолютная тишина, и все повернулись к поднявшемуся с места должностному лицу. Затем последовала душераздирающая пауза, пока он зачитывал преамбулу к заявлению, наслаждаясь драматизмом момента и своей властью над присутствующими. А затем объявил, что большинством в двенадцать голосов членом парламента, в соответствии с Конституцией, избран Джон Генри Огастес Рэдли.

Эмили даже взвизгнула от огромного облегчения.

Джек набрал воздуха в легкие и сделал глубокий выдох.

Найджел Эттли стоял, поджав губы, не веря своим ушам.

– Поздравляю, дорогой мой, – Веспасия повернулась к Джеку и очень нежно поцеловала его в щеку. – Ты отлично со всем справишься.

Джек покраснел от счастья, но был слишком взволнован, чтобы что-либо ответить.



На следующий вечер состоялся праздничный прием по случаю избрания Джека в парламент. Все делалось в спешке. Эмили на этот раз устроила суаре без обычной тщательной подготовки. Она не смела надеяться, что такой прием вообще состоится. Конечно, были приглашены все, кто участвовал и помогал в избирательной кампании, и те, кто предлагал какую-либо помощь, и приглашены с женами. Конечно, присутствовали родственники Джека, но они были каплей в море родственников со стороны Эмили – у Джека их почти не имелось. Шарлотта и Томас пришли сразу же. Кэролайн прислала очаровательную поздравительную записку, но не содержащую ни слова о том, будет ли она присутствовать.

Прием начался рано, и гости приезжали, еще не совсем придя в себя от пережитого возбуждения. Голоса звучали громче, раскрасневшиеся лица сияли, и все говорили разом, полные идей и надежд на перемены.

– Но ведь всего-навсего появился еще один член парламента, – говорил Джек, стараясь держаться скромно и сдержанно, рассуждая относительно дальнейших перспектив. – С моим избранием правительство не переменится.

– Ну конечно, не переменится, – согласилась Эмили, стоя к нему очень близко и не в силах стереть с лица широкую улыбку. – Но это лишь начало. Это поворот винта. И Эттли в бешенстве.


– Да, конечно, он взбешен, – весело согласилась полная женщина с огромными кружевными оборками на плечах и широкими рукавами, задевающими всех проходящих, держа в руке бокал шампанского. – Берти говорит, что, несмотря на предупреждения газет, Эттли был страшно удивлен, что проиграл. Он действительно думал, что выйдет победителем.

Берти, который слушал вполуха, теперь повернулся с серьезным видом на своем добродушном лице.

– Действительно, старина, он сильно растерялся, – и откусил кусочек птифура. – Но он очень опасный враг, и я бы на твоем месте был с ним поосторожнее.

На какое-то мгновение их разговор был заглушен звуками светской болтовни, звоном бокалов, шуршаньем тканей и шарканьем.

– Нет уж, действительно, дорогой мой, – ответила его жена, как только шум немного стих, – каждый, кто начинает избирательную борьбу, должен принимать во внимание возможность поражения. Все, начиная соревнование, знают, что могут и проиграть.

– Но Эттли не верил в подобную возможность. – Берти наклонился к собеседникам и стал еще серьезнее. – И дело не только в том, что он потерял место в парламенте. Он считает, что уронил свое достоинство. И, как я слышал, он потерял гораздо больше, чем мы предполагаем.

Его жена не поняла.

– А что может быть больше? О чем ты говоришь? Пожалуйста, выражайся понятнее, дорогой. Ты говоришь как-то странно.

Но Берти не обратил на ее слова никакого внимания, а только все так же пристально смотрел на Джека.

– Есть кое-что очень важное во всем этом, что мне непонятно. Однако тут работают мощные силы, если ты понимаешь, о чем я говорю. – Шампанское попусту пузырилось в бокале, Берти этого не замечал. – Ты же знаешь, время от времени до тебя доносятся какие-то перешептывания, намеки, в неких местах и в определенное время… Есть люди… – Он заколебался, взглянув на Эмили, потом снова на Джека. – Есть люди, стоящие за спинами других…

Джек промолчал.

– Мощные силы? – переспросила Эмили и сразу же об этом пожалела. Ей, как женщине, не полагалось знать о таких вещах, тем более хоть вполовину понимать, что он имеет в виду.

– Чепуха! – быстро ответила жена Берти. – Эттли проиграл потому, что люди предпочли Джека, вот и всё. Вот уж действительно ты делаешь тайну из ничего.

– Те, кто голосовал, явно предпочитают Джека, – терпеливо пояснил Берти и отпил из бокала. – Но не они набросали Эттли черных шаров и лишили его доступа в клуб, – и он многозначительно взглянул на Джека поверх жениной головы. – Осторожней, старина, вот и всё. Происходит на самом деле гораздо больше, чем видится на первый взгляд. И те, кто обладают настоящей властью, могут оказаться совсем другими людьми, чем тебе сейчас кажется.

Джек кивнул, стараясь сделать серьезное лицо, но улыбка непроизвольно растягивала рот.

– Ну, а теперь выпей еще шампанского; ты его заслуживаешь не меньше, чем все остальные.

Когда всем было сказано доброе слово, выражена благодарность и приняты все поздравления, Эмили пробралась сквозь толпу гостей к Шарлотте.

– Ну, как ты? – спросила она тихо. – Я даже не успела еще спросить, как прошел переезд. Новый дом удобный? Что он прекрасен, мне уже известно. – Она с восхищением оглядела новое темно-зеленое платье Шарлотты, которое своей прекрасной отделкой из перьев выгодно подчеркивало плечи и очень шло сестре. – Ты уже все разложила и расставила по местам?

Но прежде чем Шарлотта успела ответить, Эмили спросила с изменившимся выражением лица:

– А что известно о Палаче? Это верно, что Томас кого-то арестовал и потом был вынужден отпустить? Или это ерунда?

– Нет, это верно, – ответила Шарлотта так же тихо и, подойдя поближе, повернулась спиной к разгоряченным гостям, стоявшим рядом. – После убийства дворецкого он арестовал Карвела, но один из сыщиков узнал, что тот никак не может быть связан с убийством кондуктора омнибуса. По времени не выходит. Так что Томас должен был его отпустить.

Эмили удивилась.

– Но почему же он решил, что это Карвел? Я хочу сказать, почему он решил, что знает на этот раз достаточно, чтобы его арестовать? А дворецкий был настоящей свиньей! – Она произнесла это с несвойственной ей злостью. – У него могло быть много врагов. И если бы мне самой пришлось иметь с ним дело, я обязательно бы почувствовала искушение его убить.

– Не преувеличивай, – хмыкнула Шарлотта. – Хотя он действительно держал себя очень заносчиво, и у него всегда был такой насмешливый вид.

– Он рассчитал девушку-горничную только за то, что она пела, – запротестовала Эмили с искренним гневом. – Это жестоко. Он пользовался своим положением и властью, чтобы унижать других людей, что непростительно. Он был хам. Я не желала бы, чтобы ему отрубили голову, но, раз так случилось, не могу сказать, что хоть сколько-нибудь об этом сожалею.

Подошел Питт, неся тарелку с разными вкусностями для Шарлотты, и, наверное, услышал последнее замечание, которое его слегка позабавило.

– А вот тебя я еще как раз ни в чем не подозревал, – сказал он, но затем серьезно прибавил: – Поздравляю, Эмили. Я очень рад за вас обоих. Надеюсь, это начало блестящей карьеры.

В комнате раздался взрыв смеха, и кто-то что-то весело выкрикнул.

– О, так и будет, – ответила Эмили убежденно и столь же решительно. – Но кого же ты подозреваешь? – спросила она напористо. – Ты не думаешь, что, в конечном счете, кондуктор омнибуса не имеет никакого отношения ко всем остальным?

– И его убил кто-то другой? – удивился Питт. – Но почему?

Эмили пожала плечами.

– Не знаю.

Шарлотта взяла тарелку.

– А может, он был таким же противным и нахальным, как тот, который не пустил меня позавчера в омнибус, – сказала она мстительно, что было довольно неожиданно. – И если кто-нибудь ему тоже отрубит голову, я не слишком огорчусь.

Эмили с любопытством взглянула на сестру, ровно ничего не понимая.

– О чем ты это толкуешь?

– О! – Шарлотта сделала гримасу, не зная, рассказать обо всем Эмили или не надо, и решила, что вскользь коснется происшествия, но это было нелегко. – Этот зловредный маленький… – Она никак не могла подыскать подходящего слова. Она все еще кипела от злости при воспоминании об унизительном происшествии.

Эмили ждала, а Томас поглядел на жену со внезапно ожившим интересом, словно вся эта история приобрела в его глазах новый смысл.