Падение Ворона

— Да, судя по одежде, на заказчика он похож больше, чем на случайного свидетеля, — сказал начальник райотдела. — Кое-что надо в этой версии подработать, убрать шероховатости… Но мы уже можем направить спецсообщение в область о раскрытии пяти убийств. И сообщите линейщикам — пусть за нас порадуются!

Собравшиеся рассмеялись, но сдержанно — все-таки веселиться над трупами нехорошо, будь это действительно киллеры или обыкновенные бомжи. Ведь мертвецам все равно — кем их считают, но на определенное уважение, по вековой традиции, они вправе рассчитывать…





* * *


Их было много, очень много, как никогда раньше. Словно черная туча накрыла Лысую гору. Хлопанье крыльев, карканье, птичий гвалт, от которого закладывало уши… Может, это не воронье, а принявшие их облик ведьмы слетелись на свой ежегодный шабаш? Некоторые кружат в воздухе, некоторые пикируют вниз, присоединяясь к сотням других, облепивших и азартно расклевывающих какую-то добычу. Эта добыча — не остатки пищевого мусора, не беззащитные цыплята, и даже не кошки… Черные падальщики клюют мертвые человеческие тела, сваленные в кучу, словно собранный урожай картошки… Куски оторванной плоти отлетают в стороны, некоторые черные твари взлетают, унося их в клювах.

Константин вырвался из тяжелого, липкого сна и обнаружил себя сидящим на постели в холодном поту, с пистолетом в руке, всегда лежащим под подушкой! Сердце колотилось. Но все было тихо и спокойно. Он встал и осмотрел дом. Все нормально, Джузеппе спокойно спит в цокольном этаже, куда выведена сигнализация с периметра двора. Ворон все же осторожно выглянул во двор, ярко освещенный перекрестными лучами небольших прожекторов. Никого.

К чему такой сон? Его пернатые сородичи расклевывают людей… Правда, это вороны, а он Во`рон! Но это слабое утешение! Нехороший сон, это какой-то грозный знак! И ощущение потери в душе… Неужели Марину… Да я их змеиное гнездо выжгу!

Заснуть больше не удалось, он строил планы спасения Марины, но понимал, что только в кино похищенную неделями держат в заложниках, отодвигая все гадости, которые можно с ней сделать «на потом». В реальной жизни все делают немедленно. И возможно, она уже в тайной забетонированной могиле, где ее никто и никогда не найдет… Недаром каждый год бесследно пропадают десятки тысяч человек — не на Луну же они улетают! Но если не спасти, то отомстить… Узнать, кто к этому причастен и раздавить, как гусениц…

Он еле дождался утра и позвонил в тиходонский офис. Ответил Ящер.

— Что там у вас происходит! — заорал Ворон.

— Проблемы, Костян, — ответил тот. — Гангрена со своими мокроделами к Молоту пошел, предъяву за тебя делать. — А он всех четверых завалил вглухую!

— И правильно сделал! А где Марина?

— Какая Марина?

— Какая, какая! Твою мать! Жена моя!

— Так это никто не знает… Пацаны на Гангрену думают…

— А отец с матерью где?

— Пропали. Домик их сгорел, но их внутри не было! Из разговоров, вроде, они уйти успели…

— А Оскаленный?

— Похоже, на дно залег. Говорят — заболел…

Ворон виртуозно выругался.

— Ладно, я на днях приеду, разберусь: кого лечить, кого — мочить…

— Не надо, Костян, — вроде как с сочувствием сказал Ящер. — На тебе сходка «минус» поставила! И ты уже нам не бригадир!

Ворон медленно положил трубку. Это значит — кто его увидит, должен убить. «Минусуют» иногда целые «хаты», где нарушали «закон». И каждый, кто в ней жил, несет на себе этот каинов знак до этапа, пересылки, своей зоны, словом, до любого места, где выпадет возможность спросить с него, как с гада… И никто не уходит от ответа… Так что он сейчас, как зачумленный — пацанам западло к нему даже подходить…

Он даже не стал выходить из дома. Джузеппе наскоро сварганил какой-то завтрак, они поели. Несколько раз он звонил в местный офис — в «Луну», но там никто не брал трубку. И по рации ни Морпех, ни Погранец, ни командиры «троек» не отзывались. Неужели и здесь его низвергли?! Он сел в кресло, налил стакан коньяка и стал пить мелкими глотками, чтобы снять напряжение. Но коньяк не действовал. Ворон сидел в оцепенении, ожидая очередных плохих новостей. И дождался.

В обед позвонил Лисица.

— Слышал, родителей твоих грохнули? — сообщил он своим хриплым, каркающим голосом. — Под Ломакино из поезда выбросили!

— Кто?! — заскрипел зубами Ворон.

— На каких-то бомжей списали. Только они уже тоже дохлые… А перед этим, вроде, заказчика застрелили… Эту чушь по ящику показали, с фотками. Тот, кто вроде заказчик — похож на одного фраера ушастого, только он никогда никого не заказывал: сам был на подхвате, как исполнитель…

— Мне наплевать на исполнителей, я с Креста спрашивать буду! — заорал в трубку Ворон.

— Ты, Костюня, охолонись… У тебя еще спрашивалка на Креста не выросла… Придет время, спросим. А пока занимайся своими делами, что я тебе поручил. Дела-то важные… А о них гнильца непонятная просочилась…

— Какая еще гнильца?! Куда просочилась?!

Лисица замолчал, будто жевал что-то. Но Ворон знал: это у него привычка такая — обдумывать серьезный разговор, да челюстями при этом двигать.

— Те цифирки, что я тебе дал, они никуда не убежали, Костюнчик?

Ворон сразу понял, что речь идет о счете, и у него похолодело под ложечкой.

— А куда они могли убежать?

— Да в том-то и дело, что не могли, — вроде как хохотнул Лисица. — Ног-то у них нету! Не обращай внимания, это я просто так спросил, из любопытства…


Ласковость и веселье Пита Лисицы были плохими признаками. Очень плохими. К тому же, он никогда ничего не спрашивал «просто так» и праздным любопытством не отличался. Неужели «Мефистофель» как-то неосторожно проявил интерес к счету и у Пита звякнул сигнал тревоги.

— То, что ты мне дал, никогда никуда не убегало, и ты это знаешь! — резко ответил Ворон.

— Конечно, знаю, Костянчик! Потому с тобой и разговариваю по-братски, — прежним елейным тоном продолжил Пит. — А если бы не знал, то не по телефону бы говорил. У тебя как, с ногами все в порядке?

— Слава Богу…

— Ты набожный стал, это хорошо… А то я слышал, но не верил… Кстати, там мальчонку невинно убиенного, Сашу Гревцова, из трубы-то вымыло… Дожди очень сильные были! Ты бы заслал его родителям денежку поминальную. Да свечку поставил…

Ворон молчал. Откуда старый вор все это знает? Да еще в деталях?

— Услышал меня, Костюня? Я ведь теперь тебе заместо отца и заместо матери…

— Услышал.

— Это хорошо. И что ноги в порядке — тоже хорошо. А то ведь знаешь, как бывает: какой-нибудь фрайер ушастый, харкотина позорная, чужое добро стырит да норовит с ним убежать. Поневоле приходится ему ноги отрубать…

— А мне ты зачем это говоришь? — с вызовом спросил Ворон. Это была большая дерзость: с Питом Лисицей так разговаривать нельзя.

Но тот никакой дерзости не заметил, или сделал вид, что не заметил.

— Уму-разуму учу, Костюня. Кто теперь вместо меня это сделает? Какой-нибудь новый дружок из местных? Который, вроде как, все может? Ты ему не верь! Отрубленные ноги он назад не прирастит!

«Знает, гад, все знает! — Ворона даже пот прошиб. — Бежать надо! Прямо сейчас, немедленно!»

— Да что тебе дались эти ноги?!

— А то, что если у тебя ноги в порядке, так подойди, да отопри мне дверь, я же к тебе в гости приехал, а ты меня на улице держишь!

Вот и все! Ворон вскочил и заметался по дому, как пойманный заяц. Выглянул в окно — там никого не было.

— Джузеппе, тревога!

Тот мгновенно выбежал с автоматом.

— Стань напротив двери, если что — мочи всех подряд!

Ворон выглянул в глазок. Никого. Отпер замки, открыл тяжелую дверь. Никого. Вернулся к телефону.

— Алло!

— Что ты всполошился, Костюня? Шучу я. Как бы я из-под твоей двери с тобой по телефону базарил?

— А, ну да…

— Правда у меня спутниковый телефон есть, с него я даже из-под твоей кровати говорить могу, но ты ведь этого не знаешь… Не знаешь, Костюня?

— Не знаю.

— Как тебе дом-то? Нравится хоть?

— Нравится.

— Я завтра приеду. Обо всем и перебазарим. И о цифирках, и о ногах, и о доме… Да и Новый год! Перетрем все маленькие непонятки и вместе встречать будем! Хорошо?

— Конечно, Пит! Хорошо!

— Ну, и славненько. Расход.

В трубке раздались короткие гудки. Джузеппе стоял рядом с автоматом в руках и выжидающе смотрел на хозяина.

— Что там, шеф?

— Мутилово в Тиходонске затевают, вот что. Ты сейчас мотнись по Карне — в «Луну» заскочи, на рынки, короче — везде! Узнай, почему никто не отвечает, да вообще какое настроение у пацанов. И сразу назад. Ключи не бери. Если меня не будет — подождешь!

Когда Джузеппе ушел, Ворон нехотя позвонил Круму по номеру экстренной связи. Ему не хотелось иметь дел с Мефистофелем, но деваться некуда: больше никто его звонка не ждал. Тем более по экстренной связи. Надо отдать Мефистофелю должное: несмотря на предпраздничный день, он сразу согласился на встречу.





* * *