Отрок. Ближний круг: Ближний круг. Стезя и место. Богам – божье, людям – людское
Часть 20 из 38 Информация о книге
– Так с такими же договариваться легче! Для него доля в доходах с постоялых дворов – находка, только объяснить им подоходчивей надо. – Им объяснишь… – Тогда и сурово поступить можно. – Но-но! Говори, да не заговаривайся! – А что? Да если по всей Руси посмотреть, так, наверно, месяца не проходит, чтобы кого-то из мелких князьков не хоронили. Несколькими больше, несколькими меньше… Не смотри на меня так, дядька Никифор, я не разбой предлагаю, а справедливость для общего блага. Дурак при власти – общая беда. Интересный, в общем, разговорчик получился. * * * «М-да, сэр, интересненький получился разговорчик. Самое интересное, что экспромтом. Надо ведь было чем-то загрузить Никифора, чтобы не приставал с роковой тайной вашей, сэр Майкл, нестандартной, прямо скажем, эрудиции. И вот что примечательно: экспромт экспромтом, но концепцию-то вы дядюшке предложили достаточно логичную – построение системы, призванной серьезнейшим образом преобразовать не только экономическую жизнь Киевской Руси, но и политическую! И это после жесточайшего конфуза с идеей Православного рыцарского ордена! Откуда это? Из каких глубин подсознания выплыло? Ну, считаете вы, что Рюриковичи управляют страной скверно. Ну, знаете, что систему может победить только другая система – с более богатой ресурсной базой (в том числе и кадровой), с более прочными внутренними связями и большим их количеством, более централизованная и лучше управляемая. Вспомните, сэр Майкл, попугая из мультфильма: «А вдруг получится?» Вы что, историю перекраивать решили? Мало ли, что Максим Леонидович в «эффект бабочки» не верит, а если он ошибается? Нет, все это чешуя: «эффект бабочки», вдруг получится… Главная проблема, которая терзает вас в настоящее время, – как и на что потратить оставшиеся сорок с небольшим лет жизни. Причем проблема эта – вовсе не маета подростка на тему «Кем стать?» и не интеллигентские самокопания типа: «Ах, я несчастный, никем не понятый, цели в жизни не имеющий, не пойти ли мне поискать великую сермяжную правду?» Вопрос стоит гораздо жестче: имеется куча чисто конкретных заморочек, от части которых отчетливо пахнет кровью, и нужна некая концепция, четкая шкала оценок, для того, чтобы решать их все в едином ключе, а делать это можно только при наличии вполне определенной цели. Если вы, сэр, своевременно с этим не разберетесь, то последствия будут весьма печальными. Во-первых, вам каждый раз придется раздумывать на тему, «что хорошо, что плохо», и не факт, что вы однажды очень крепко не промахнетесь. Во-вторых, вам же людьми командовать придется, а что это за командир, у которого семь пятниц на неделе, и то, что вчера было хорошо, сегодня уже никуда не годится? Ну и, в-третьих, вам что, сэр, неизвестно, как разъедает психику бесцельность существования? Когда «просто живешь», ни к чему не стремясь и ничего особенного в будущем не ожидая? Когда один день похож на другой, когда начинают доминировать маленькие ежедневные радости типа: поспать, поесть, выпить? Мало ли вы ТАМ наблюдали здоровых и неглупых мужиков, тихонько деградирующих в неизменной обыденности и впадающих то в тоску, то в озлобление, «отпустив тормоза» спиртным? Стоп! А не эта ли участь постигла моего предшественника? Сделал карьеру, устроился с максимальным в его ситуации комфортом, а что дальше? Не нашел себе применения и… запил? А способен ли он вообще здраво мыслить? Если судить только по «письму», сомнительно. Такое ощущение, что писал либо алкоголик, либо не вполне психически здоровый человек. Та-ак, интересненько… А не вы ли, сэр, совсем недавно собирались разрушить свою личность с помощью самогона? А не вы ли, сэр, опасаетесь сумасшествия из-за расхождения требований тела и рассудка? И не вы ли, сэр, ушли из-за множества проблем в такой аут, что только сексотерапией вас оттуда и вытащили? Это что же получается, профессиональное заболевание «засланцев»? Максим Леонидович, помнится, опасался отторжения внедренной личности. Хе-хек-с, сэр, а у нас новость: вы, почтеннейший, с ума сходите! Ля-ля-ля! Все по науке! Замечательно! Листвяне с Перваком ничего и делать не придется, только подождать, пока вы, досточтимый сэр Майкл, начнете писать: «и запми падла». Смех смехом, а организм, даже без участия сознания, с болезнью борется. Не придумали вы себе цели, он сделал это за вас. Не нравится вам, как Рюриковичи страной управляют? Милости просим – подспудно вызревает идея создания альтернативной системы управления. Случается подходящая ситуация, и эта идея озвучивается вроде бы как экспромтом. Так ли уж плох этот «экспромт»? Частности, вроде Гостиных и постоялых дворов, опустим. В чем суть проблемы? Очень не хочется наблюдать, как Рюриковичи ведут дело к тому, что через двести лет Литва и Орда будут спорить между собой, чьей провинцией станет Русь. Будем считать это описанием настоящего положения дел. Тогда желательное положение дел… Блин, не доживете же, сэр! Срок вашей жизни известен, год смерти определен – 1171-й от Рождества Христова. Тогда… Да подсказало же подсознание: создать систему, которая переживет вас, сэр Майкл, и не допустит вышеупомянутого безобразия! Мать честная! Замахнуться на такое… даже и название-то сразу не придумаешь. Это вам не перестройка с гласностью и даже не либерализация. Это то, что проделала с Советским Союзом КПСС в те времена, когда она еще называлась ВКП(б). За сорок оставшихся вам, сэр, лет создать Державу, способную отразить напор Степи, начистить рыло Польско-Литовской унии и навтыкать немцам и скандинавам! Как сказал умница Черчилль в 1953 году: «Сталин принял Россию с сохой, а сдал с атомной бомбой». Но кровушки-то пролилось за двадцать девять лет сталинского правления! А вы, сэр, насчет кровушки-то тоже… того. Как вы Никифору про дураков у власти: «Можем и сурово поступить». Но «спецназа» у вас тогда еще не было! Вот откуда, оказывается, ноги растут! Штурм усадьбы Устина на самом деле был первой репетицией возможных в будущем штурмов княжеских теремов! Это – если Никифор вашу, сэр, концепцию всерьез принял, а если нет? Кто ваши величественные планы в жизнь претворять будет? Другого такого Никифора еще поискать, да и не найдешь, пожалуй. Как мать говорила? Мог бы в первую купеческую сотню выйти, да не хочет высовываться. Капитал раскидан в разных местах: в Турове, Киеве, Новгороде Великом, даже в Кракове. Наверняка не все перечислила – Никифор, с его склонностью к конспирации, конечно же, сестре не все рассказал. Ох, не прост дядюшка Никифор! Торгово-финансовая структура, охватывающая не только Русь, но и соседние страны, скрытность и конспирация, теперь вот участие в создании военной структуры и… черт возьми, системы подготовки квалифицированных кадров! Это же какой ресурс создается – кадровый, финансовый, силовой! Планы, к гадалке не ходи, на десятилетия вперед. Что же он задумал такое? И насколько предложенная мной концепция вписывается в его планы? И зачем я ему понадобился? И… Куча вопросов, и все без ответа, а самое главное – отнесся ли он к моим предложениям серьезно? Сначала-то, может, и нет, но потом ему такое шоу в стиле «магик» показали…» * * * Разговор дяди с племянником на ладье закончился, в конце концов, тем, что оба напились вполне добротно. Мишка, правда, изображал опьянение гораздо большее, чем имело место на самом деле, но окосел достаточно сильно, а Никифор… кто его поймет. Выпил он много, но «держать хмель», как Мишка заметил еще в Турове, умел. Поначалу оба валяли дурака – Мишка излагал свою концепцию, отвлекая Никифора от главного вопроса, а дядюшка «давил на психику», не пренебрегая и физическим воздействием на шустрого племянника. Потом Никифор вроде бы заинтересовался, разговор принял вполне деловой оборот, но в какой-то момент, когда Мишка от выпитого вина, видимо, потерял бдительность, снова всплыла тема источника Мишкиных знаний. Пришлось притворяться пьяным вдрызг. В ответ на упорные расспросы купца Мишка понес околесицу, перемежаемую ругательствами на разных языках – ему почему-то это показалось очень остроумным. Никифор терпеливо выслушивал все эти: «фак ю, онкл Ник», «донер веттер нох айн маль», «порка Мадонна» и даже «узю сиким» – услышанное однажды на рынке от азербайджанцев. Терпел и снова в разных вариантах повторял свои вопросы. Сколько на самом деле племяннику лет? Кто учил? Где читал? Наконец Мишка привалился к плетеной стенке «каюты» и, невнятно пробормотав: «Нинея, все спрашивай у Нинеи», сделал вид, что «отрубился». Под недовольное ворчание Никифора и журчание вина, наливаемого в кубок, он и уснул. Проснулся Мишка поздно – солнце стояло высоко, ладья, судя по доносящимся снаружи звукам, уже добралась до Нинеиной веси и даже начала разгружаться. Все тело затекло от неудобной позы, во рту было сухо и гадостно, голова болела и, как выяснилось при попытке встать, кружилась. Однако все неприятные симптомы похмелья проявлялись в не очень острой форме; видимо, молодой организм справлялся с алкогольной интоксикацией достаточно хорошо, а может быть, просто выпили не так уж и много. Тихонько постанывая и матерясь про себя, Мишка выбрался наружу, поискал бадью с питьевой водой и жадно припал к берестяному ковшу. – О! Михайла! – услыхал он донесшийся с берега голос Ильи. – Приехал, значит? Ну с возвращеньицем. – Здравствуй, Илья. Приехал, а вы, значит, уже разгружаете? Никифора не видел? – Видал. Он к боярыне пошел, сразу, как причалили. Так и сидит там до сих пор. Спрашивать, давно ли причалили, Мишка не стал – не захотелось позориться перед Ильей, впрочем, тот, скорее всего, понял Мишкино состояние и сам. Как говорится: «В пьянке замечен не был, но по утрам жадно пил холодную воду». Мишка немного постоял, наблюдая за разгрузкой и вяло отвечая на приветствия «курсантов», усердно таскавших на берег мешки и тюки, а потом, решив, что пора и честь знать, направился в кормовую избу за своими вещами. Уже собираясь выходить, он обратил внимание на вдруг наступившую тишину. Снаружи явно происходило что-то, заставившее всех бросить работу. Посмотреть действительно было на что. От дома Нинеи к берегу реки бочком двигалась Красава, держа в вытянутой руке какой-то маленький предмет. Что именно, издалека было не разобрать, а следом за Красавой, тупо уставившись на этот непонятный предмет, деревянной походкой зомби плелся Никифор. «Ох, она же его как того волхва ведет, и опять к реке! Топить, что ли, собралась?» Мишка, забыв о недомоганиях, вымахнул из ладьи на берег, не пользуясь сходнями, поскользнулся, упал на четвереньки и, как спортсмен «с низкого старта», рванул навстречу «зомбированному» дядюшке. – Красава, ты что творишь?! Прекрати сейчас же! Мишка надеялся, что громкий крик разорвет незримую нить управления между Никифором и Красавой, но не тут-то было. Купец шел, все так же уставившись на (теперь Мишка разглядел) ваньку-встаньку, стоявшего на ладони Красавы, а внучка волхвы отреагировала на крик лишь жестом, призывающим не мешать. Мишка уже собрался было применить физическое воздействие, но тут Красава, слава богу, остановилась. Топить Никифора в реке она, как выяснилось, не собиралась, а искала, на что бы поставить ваньку-встаньку. Для этого ей вполне подошел берестяной короб с каким-то имуществом, вытащенный с ладьи на берег. Установив куколку на крышке короба, внучка волхвы с чувством исполненного долга выпрямилась и обратилась к Мишке: – Бабуля сказала, что он хочет знать то, чего знать ему не надо, а он, дурак, ее не послушал, – Красава надменно вздернула подбородок, явно копируя Нинею в образе Владычицы. – Забыл, хам, кто он и кто она! Ты, Лис, вежеству его поучи, а то в другой раз бабуля и всерьез рассердиться может! «Лис? Она меня Лисом назвала? А как же «Мишаня»? Или в данных обстоятельствах кличка представляется ей более уместной? Чего-то вы, сэр Майкл, не сечете, какой-то тонкости языческого обряда. Хотя… «Мишаня» вы для маленькой девочки, любящей слушать сказки и намеренной в будущем на вас «жениться», а сейчас она воображает себя волхвой, «великой и ужасной», имеющей право повелевать. Вот ведь свиристелка мелкая! Ага! «Мишаня» же ее не так давно подзатыльником попотчевал да уму-разуму поучил. Естественно, это обращение сейчас не к месту. Ну что ж, Лис так Лис, главное, Никифора надо как-то из транса вывести, чтобы не навредить ненароком». Мишка стащил с головы шапку, вежливо склонил голову и соответствующим моменту тоном произнес: – Передай светлой боярыне Гредиславе Всеславне, что исполню ее пожелание со всем тщанием. Больше он, – Мишка кивнул на Никифора, все еще тупо пялящегося на ваньку-встаньку, – грубить не станет. Только как с ним разговаривать-то… с таким? – Передам, – Красава едва заметно кивнула. – А разговаривать сможешь, Лис. Спрячь от него куколку, он и опамятует. Ну, может быть, штаны намочит от испуга, так и поделом. Маленькая ведьма снова одарила Мишку легким кивком, развернулась и, до смешного скверно изображая величие, удалилась. «Довольна собой до усёру, малявка. Эх, вздеть бы тебе подол да огулять вожжами, как дед Аньку. «Владычица», туды б тебя… Ужо я тебе Лиса припомню». Мишка, глядя в спину удаляющейся ведьмочки, с такой ясностью представил себе подробности экзекуции, что Красава, на секунду выпав из образа, видимо чисто рефлекторно, почесала попку. «Вот-вот, заранее чуешь, экстрасенсучка, блин». Повздыхав о несбыточном, Мишка цапнул с крышки короба ваньку-встаньку и спрятал его за спину. Никифор со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, вздрогнул всем телом и ошалело огляделся. – А? Что? Уй… Руки его суетливо зашарили в районе гашника, похоже, насчет мокрых штанов Красава не соврала. Мишка деликатно отвернулся и, увидев пялящихся на происходящее «курсантов», заорал: – Чего уставились, заняться нечем? Ну-ка за работу! На берегу возобновилось деятельное шевеление, а за спиной у Мишки через некоторое время раздался прерывающийся голос Никифора: – Михайла… Это что? Что это было? Чего это меня так… Михайла! – Это – ответ на все твои вопросы сразу, дядька Никифор, – Мишка раскрыл кулак, в котором был зажат ванька-встанька, и купец уставился на куколку с таким выражением, будто в руке у племянника была ядовитая змея. – Сейчас ты только обоссался, а в следующий раз тебя мужской силы лишить обещали. – Вот сука… – Но-но! Осторожнее, дядюшка. Она, может быть, и сейчас нас слышит! Никифор затравленно оглянулся на дом Нинеи и торопливо направился к ладье. Уже дойдя до сходен, оглянулся и предложил: – Михайла, пойдем, у меня там еще осталось. Надо бы причаститься… после всего. Мишка подумал и согласился. После таких приключений принять на грудь – не грех. * * * «Вот такие дела. Никифора вразумили до недержания, репетицию карательной акции провели, и везде вы, сэр, вроде как на главных ролях. А на самом деле? Все происходит как будто случайно, помимо вашей воли, сэр. Легко рассуждать, что предшественник собой не владеет, здраво мыслить не способен, а сами-то? Граф Корней, если помните, удивился вашему хладнокровию и наблюдательности в бою. Про компьютерные «стрелялки» он и слыхом не слыхивал, но суть неадекватности вашего восприятия подметил очень тонко. Вы смотрели на события не как сторонний наблюдатель, а как участник, но такой, у которого под рукой имелись кнопки «exit» и «new game». Может быть, и эта ваша «концепция» тоже игра, только не «стрелялка», а «стратегия»? Что ж, я ЗДЕСЬ совсем чужой? Да нет же! Мать, братья-сестры, дед – все свои, родные, без дураков. Юлька, Роська, Митька… я к ним по-настоящему привязался. Но! Надо быть честным, я живу в несколько ином мире, чем они. Дело не в знаниях человека XX века, а в ином мироощущении – то, что для них является реальностью, для меня всего лишь сказки, суеверия, предрассудки. Так, как Роська, я не уверую в Бога никогда, так, как дед, я никогда не буду болеть душой за ратнинскую сотню, но и их никогда не будет грызть так, как меня, ощущение надвигающейся на Русь беды». Сам того не замечая, Мишка задвинул куда-то своего «внутреннего собеседника» и, так же как и в доме лекарки Настены, полностью превратился в Михаила Андреевича Ратникова «образца 1999 года». Сейчас ирония была более чем неуместна – требующееся максимально реалистичное описание «действительного положения дел» оказалось слишком жестким и беспощадным, как, собственно, и вся теория управления. Утешиться классическим выражением: «Теория, мой друг, суха, но вечно зеленеет древо жизни» – не представлялось возможным, слишком много опасностей таится в этой «зелени». Да, наука управления – только отчасти наука, а отчасти искусство, но искусство это сродни искусству фехтования. Ошибка – беда, кровь, смерть, и не только собственные. «Один ты ЗДЕСЬ, Андреич. И всегда будешь один, сколь бы близкие тебе люди тебя ни окружали. Сказки-то, оказывается, не врут: знание будущего – проклятье, знание своего срока – тоже. А еще страшнее искушение – вдруг ты действительно способен что-то изменить? Стоит начать, и остановиться уже невозможно, но чего это будет стоить? Делай, что должен, и будет то, что будет. А должен ли? Можно ничего не делать… и постоянно терзаться мыслями о том, что мог, но не сделал. Терзаться все оставшиеся сорок шесть лет жизни. Можно «кинуться головой в воду», «сжечь мосты» и, по прошествии лет, ужаснуться тому, что сделал, ибо благими намерениями вымощен путь в ад… Отставить скулеж! Никаких сжиганий мостов – все это литературщина, но и никакого «ничегонеделания». Неправильное действие лучше, чем бездействие, – азбука управления! Воздействие на объект управления, получение по каналам обратной связи информации об изменении объекта в результате воздействия, анализ полученных данных, принятие решения о следующем воздействии. При негативном результате – корректировка планов вплоть до полного обнуления, в случае возникновения такой необходимости. Азбука! А душевные терзания оставим… тем, кто ничего, кроме как терзаться, не умеет…» * * * – Минька! Сенька и без всякой кочерги Приблуду… – сунувшийся в горницу Дмитрий осекся и испуганно уставился на Мишку. – Минь, ты чего? Худо тебе? Я сейчас Настену…