Отпустите их. Как подготовить детей ко взрослой жизни

Родительская бдительность и технологии становятся буфером между нашими детьми и внешним миром, однако мы не всегда будем стоять на посту. Подготовка ребенка к независимой взрослой жизни — наш биологический долг, а осознание своего «я» в нашем окружении — важнейший жизненный навык. Когда нас так и подмывает защитить ребенка своим присутствием, надо задаться вопросом: «С какой целью? Как совместить профилактику и защиту с обучением необходимым навыкам? Как научить ребенка справляться самостоятельно?»





Раздутый страх перед «опасными незнакомцами»




Родители, которые помогают детям переходить дорогу, водят в школу и нажимают за них тормоза на велосипеде, руководствуются желанием оградить ребенка от несчастных случаев. Однако нас не меньше беспокоят люди, которые намереваются сделать что-то плохое. Чтобы избежать беды, мы учим детей никогда не разговаривать с незнакомыми, присматриваем за играми во дворе, если они еще там играют, почти везде их сопровождаем, а в продуктовом магазине не позволяем далеко отходить. Под удар попали старинные детские ритуалы. Возьмем, например, Хеллоуин. Раньше дети бегали по району и радостно выпрашивали сладости у соседей и прохожих. А теперь там, где я живу, родители сопровождают даже двенадцати-тринадцатилетних детей. Они ждут у калитки, а потом проверяют все до единой конфетки, чтобы туда не подложили лезвие или иголку. Только потом ребенку можно объесться (на самом деле это тоже уже нельзя).

Вы можете возразить, что за этими предосторожностями стоят реальные факты, однако почти все сообщения о лезвиях и иголках в конфетах на Хеллоуин оказались мистификациями и розыгрышами[23]. Всеобщая озабоченность по поводу похищений незнакомцами тоже основана на редких происшествиях. Данные свидетельствуют, что страх перед чужаками возник именно после выхода в эфир фильма Adam — мы говорили о нем выше. С тех пор этот страх успел расползтись по Соединенным Штатам и всем остальным англоязычным странам, где его показывали[24]. В начале 1980-х поборники детской безопасности заявляли, что каждый год якобы пропадают сотни тысяч детей. Они сваливали в кучу побеги, «похищения» детей родителями, лишенными права опеки, и очень редкие настоящие случаи похищения незнакомцами. Сегодня это безумие подогревается наличием смартфонов и возможностью круглосуточного доступа в интернет, благодаря которому мы немедленно узнаем о любой неприятности, произошедшей с каким-нибудь ребенком в любой точке земного шара. Наш страх подпитывают и СМИ, рейтинги которых благодаря жутким историям идут вверх. Родители по всей стране с сожалением или буднично говорили мне, что детям больше нельзя гулять одним. Почему? «Из-за педофилов». Мы воспринимаем нашу страну как опасное место, хотя данные показывают, что уровень похищений детей не выше, а по многим параметрам даже ниже, чем когда-либо[25].

В 1990 году Министерство юстиции США опубликовало свое первое исследование о «пропавших, похищенных, сбежавших и выгнанных» детях, а в 2002 году — второе, более актуальное, в котором говорится, что за год в стране пропало примерно 797 500 детей[26]. Всего 115 их них стали жертвами самых опасных, продолжительных несемейных похищений, названных стереотипными, причем 40 процентов были убиты. Хотя с момента проведения исследования прошло некоторое время, можно с уверенностью сказать, что количество стереотипных похищений сегодня не выше, а, вероятно, даже ниже, потому что по статистике ФБР с 1997-го по 2011 год количество пропавших лиц всех возрастов снизилось на 31 процент, и количество убийств, посягательств на половую неприкосновенность и почти всех других преступлений против несовершеннолетних тоже стало меньше[27].

Давайте посмотрим на эти данные шире. В 2014 году население США составляло примерно 318 миллионов человек, 74 миллиона из которых были детьми. Если 115 детей из них оказались жертвами стереотипных похищений и 40 процентов из похищенных были убиты, получается бесконечно малая доля: незнакомцы виновны в похищении одной сотой процента всех пропавших детей[28]. Остальные 99,99 процента заявленных исчезновений — это ложные сообщения, дети, которых забирали члены семьи, которые сбегали из дома или их из дома выгоняли (родственники не хотели их возвращения). То, что пропадает все больше детей и что большинство пропавших похищают незнакомцы, — просто миф.

Конечно, серьезный вред ребенку — это всегда невыразимая трагедия, и маньяки действительно существуют, хотя большинство из них на момент совершения преступления знакомы с жертвой. Но если шанс, что ребенок погибнет от руки чужака, — один из миллиона, почему в повседневной жизни мы исходим из этого, принимая решения в отношении его перемещений? Как в 2006 году сообщалось в Palm Beach Post, за год у ребенка больше шансов попасть под лошадь (1 из 297 000), погибнуть на молодежном футболе (1 из 78 260) или на пассажирском сиденье автомобиля (1 из 17 625)[29]. Надо проявить дальновидность и научить детей законам улицы, а также тому, что лучше ходить с другом, а не в одиночку, и уметь отличать плохих незнакомцев от подавляющего большинства хороших. Если не дать ребенку научиться ориентироваться в мире за пределами лужайки перед домом, это отразится на нем в будущем: на улице он будет чувствовать страх, смущение, растерянность и недоумение.

Конечно, я тоже боюсь. Хотя я знакома с этими данными и знаю правду, мифу об опасности незнакомцев поддалась и я. Помню, как Сойер первый раз возвращался от друга. Ему к тому моменту исполнилось, по-моему, десять, на улице были сумерки, и идти предстояло максимум минут десять по благополучному, спокойному району. Даже осознавая, что страхи сильно раздуты, даже понимая важность воспитания в ребенке независимости, я чувствовала, как колотится сердце, и пришлось очень постараться, чтобы сосредоточиться на чем-то другом несколько минут, пока мой мальчик не добрался до дома.

В мире происходят ужасные вещи. Но так было всегда, и сегодня неприятности статистически менее вероятны, чем в предыдущие десятилетия. Тем не менее мы слышим плохие новости сразу, где бы они ни произошли. У нас включается эволюционная реакция «бей или беги», но бежать никуда не надо, поэтому организм остается в повышенной готовности.

Эволюционный биолог Роберт Сапольски — специалист по стрессу у человека. В книге Why Zebras Don’t Get Ulcers: A Guide to Stress, Stress Related Diseases, and Coping[30], которая выдержала уже три издания, он объясняет, почему вреден страх перед неприятностями, которые всего лишь могут произойти.

Если стрессовая реакция активировалась из страха перед опасностью, которая оказалась реальной, можно себя поздравить: когнитивный навык помог вовремя мобилизовать защиту. Предупреждающая защита может быть довольно эффективной, поскольку стрессовые реакции во многом подготовительные. Однако если человек переходит в состояние физиологического волнения и активирует стрессовую реакцию вообще без повода или из-за того, с чем все равно ничего не поделаешь, это называется тревожностью, неврозом, паранойей, излишней враждебностью и так далее.

Таким образом, стрессовая реакция может быть мобилизована не только в ответ на физические или психологические атаки, но и в ожидании их. Больше всего удивляет именно всеобъемлющий характер стрессовой реакции: физиологическая система активируется не только всеми видами физических неприятностей, но и самой мыслью о них[31].

Круглосуточный доступ к потоку новостей со всего мира появился сравнительно недавно, и человеческий организм еще к нему не приспособился. Переизбыток информации действительно существует.





Криминализация обычного поведения




Даже если лично мы не боимся, придется проявлять постоянную бдительность и быть готовым к любым опасностям, чтобы не прослыть нерадивым родителем. Оставленный без опеки ребенок вне дома — такое редкое зрелище, что сразу возникает мысль, что что-то не так. Может, он потерялся? Или, того хуже, беспризорный? Кто-то может сообщить в полицию или в службу защиты детей.


Дебру Харрелл из Южной Каролины в 2014 году посадили в тюрьму по обвинению в лишении ребенка родительской опеки после того, как она отправила девятилетнюю дочь поиграть в парке, пока сама работала в «Макдоналдсе». Ее выпустили под залог на следующий день, и вскоре она восстановила родительские права в отношении девочки, которую уже успели отправить в детский дом, но дело в Департаменте социального обеспечения не закрыли, и ее ждет судебное разбирательство[32].

Писательница Ким Брукс была арестована за то, что в холодный день на пять минут оставила своего четырехлетнего сына одного в машине. Ей пришлось провести больше года в судебных баталиях и отбиваться от обвинений в «содействии преступлению в отношении несовершеннолетнего»[33]. На парковке оказался «добрый самаритянин», который снял оставленного ребенка на видео, а затем позвонил в полицию.

Незнакомцы, заметившие сына Брукс и дочь Харрелл, — благородные спасители или паникеры? Ведь с детьми не произошло ничего дурного, а все преступление их матерей заключалось в потенциальном ущербе. Это лишь два из более чем дюжины недавно преданных огласке дел, в которых родителям (почти всегда матерям) предъявили уголовные обвинения за поступки, которые не только были нормой всего поколение назад, но и, пожалуй, необходимы сегодня в том смысле, что дети не могут постоянно ходить за нами на привязи. Вероятность, что ребенка убьет родственник, в 20 раз выше, чем шанс погибнуть от руки незнакомца[34], и тем не менее такие «дружинники», как злые самаритяне, готовы обвинить мать в том, что она в сложных обстоятельствах пыталась действовать наилучшим образом. Мать ребенка, с которым в реальности ничего не случилось. Настоящее беспокойство должны вызывать как раз такие «помощники правосудия».

Ленор Скенейзи, борец за «свободный выгул» детей, пытается противостоять этим людям. В конце своей книги Free-Range Kids[35] она дает совет для родителей, не возражающих, чтобы их дети были на улице сами по себе: повесить на рюкзак ребенка или приколоть булавкой к футболке бирку, на которой написано: «Я не потерялся. Я ребенок на свободном выгуле!», а затем дать объяснение причин[36]. Звучит абсурдно, как антиутопия, однако это практичное профилактическое средство от вмешательства людей, которых может напугать то, что мы безрассудно позволили ребенку играть в одиночку вне дома. Конечно, бирка на футболке в определенной степени перестраховка, и над ней могут похихикать соседи. С другой стороны, полиция все равно может обвинить нас в нарушении пока еще не написанного закона, определяющего, когда разрешается выпустить ребенка поиграть, а когда запрещено. Как показал опрос, проведенный в 2014 году после дела Дебры Харрелл, 68 процентов американцев считают, что девятилетнего ребенка не следует оставлять в парке без присмотра, а 43 процента думают так же и о двенадцатилетних детях[37]. Остальные с этим не согласны.

У таких родителей, как Брукс, по крайней мере есть деньги и свободное время, чтобы углубляться в хитросплетения судебного процесса, разбираться со службой защиты детей и платить штрафы. А как быть бедным родителям, рабочему классу вроде Харрелл? Она зарабатывала восемь долларов в день и вынуждена была оставлять дочь в парке на время работы как раз из-за того, что не могла позволить себе детский сад или летний лагерь. Такие неразрешимые конфликты возникают регулярно. Вторжение полиции в личную жизнь пугает[38], и здесь проявляется настрой против работающих женщин — не знаю, явный или скрытый, но не сулящий ничего хорошего. И я точно знаю — как будто испытала это на себе, — что и Брукс, и Харрелл перенесли психологическую травму, которую невозможно измерить.

А каково детям, которые видят, что решения их родителей публично оспаривают? Каково детям, которых забрали из семьи, пока их мать боролась с системой правосудия? В некоторых обстоятельствах это само по себе горе. Что думать такому ребенку?

У меня в Стэнфорде работала женщина по имени Аманда — она координировала исследования для этой книги. Они с мужем живут в сельской части Кремниевой долины и воспитывают двоих сыновей. Старшему, Роланду, четыре года, и он очень активно все пробует и развивает независимость. Обычно Аманда с удовольствием позволяет ему проявить самостоятельность, например положить белье в стиральную машину и сушилку или помочь что-нибудь приготовить.

Недавно Роланд несколько раз спрашивал, можно ли ему оставаться дома или в машине, а не ходить с мамой, если ей надо быстро отлучиться. Аманда уверена, что он более чем способен спокойно подождать и ненадолго занять себя без постоянного присмотра родителей и других взрослых. Однако, учитывая, как часто «беспечные» матери в последнее время попадают в новостные выпуски, ей пришлось объяснить сыну, что другим людям и полиции это не понравится, и у семьи могут возникнуть проблемы.

Роланд громко рассмеялся и заявил, что ничего плохого он делать не собирается, поэтому его не «поймают». Тогда Аманда объяснила сыну, что все наоборот: незнакомцы и полиция подумают, что это она, родитель, поступает неправильно, оставляя ребенка одного, потому что решат, что без присмотра взрослых он в опасности. Роланд с недоверием посмотрел на нее и сказал: «Почему они не понимают, что я умею хорошо себя вести, я осторожный, и со мной все будет в порядке?»

Может быть, маленький Роланд летом 2014 года слышал передачу по National Public Radio, в которой рассказывали, что в Японии семилетние и даже четырехлетние дети часто сами ездят в метро[39]. После этого репортер на одном дыхании заявил, что в Соединенных Штатах «кто-нибудь вызвал бы Службу защиты детей». Мы теперь понимаем «пренебрежение» так широко, что родителям нельзя определять, когда ребенок уже готов к скромной самостоятельности, и из-за страха перед чужаками жертвуем навыком, важным для развития личности. Можно отмахнуться от сумасшедших японцев, но на самом деле безумцами выглядим мы, американцы, когда с назойливым упорством требуем, чтобы за детьми непрерывно присматривали и сопровождали их. Если на секунду задуматься, в этом есть какая-то жестокая ирония: неизученный вред сегодня возникает как раз из-за того, что дети растут с уверенностью, что чужак на улице, знакомый продавец в продуктовом магазине или, того хуже, сосед, который дарит конфетку на Хеллоуин, желают им зла, а собственные родители могут подвергнуть их опасности.





Скрыться от чужих страхов




Постепенно свыкаясь с желанием чрезмерно защищать своих детей — Сойера и Эвери, я начала ждать, когда они станут студентами, и представляла себе, какую уверенность в себе они к тому времени обретут. Я решила сосредоточиться на том, чтобы дать им больше возможностей проявить независимость уже в детстве, и начала подталкивать их к самостоятельности.

Я занимаюсь этим уже несколько лет. Вот недавний пример. Однажды вечером, когда мы мыли посуду после ужина, Эвери, которая училась в седьмом классе, сказала, что они с девочками решили встретиться вечером в школе, чтобы украсить шкафчик еще одной подруги, у которой завтра будет день рождения. Несмотря на вечерний час, я была совершенно не против, чтобы она поехала в школу на велосипеде — это всего 500 метров, и живем мы в безопасном пригороде. Более того, я сказала, что хочу, чтобы она поехала сама, потому что ей надо учиться самостоятельности. Однако маме одной из подруг Эвери очень не понравилось, что моя дочь поедет одна на велосипеде в темноте. Она предложила подвезти ее туда-обратно. Эвери написала подруге СМС: «Спасибо, но я с удовольствием прокачусь на велосипеде». После дальнейших возражений Эвери пояснила: «Мама хочет, чтобы я поехала сама!» Но страх победил: мама подруги уже заехала за третьим ребенком и без проблем могла к нам заглянуть. Отказавшись, мы выглядели бы как какие-то безумные, преступные отщепенцы. Я стояла, вытирала руки кухонным полотенцем и размышляла, как тут растить ребенка, если страхи окружающих ее сковывают. А еще я чуточку волновалась, что подумали обо мне другие родители.

На встрече с небольшой группой родителей в Северной Виргинии одна из собравшихся, Эми, выразила схожее опасение: «Чувствуешь себя как отчаянный, ненормальный бунтовщик. Почему-то считается, что вокруг очень опасно, хотя на самом деле стало как раз спокойнее». Однажды Эми разрешила своей одиннадцатилетней дочери пойти вечером домой одной с собрания скаутов, но вожатая не согласилась. «Она же девочка! — потом говорили Эми подруги. — Разве можно ее отпускать одну?» Эми хочется научить свою дочь быть умной, чтобы та не выглядела как жертва. Чтобы у нее на лице было написано: «Мне все нипочем».

На каникулах перед восьмым классом Эвери начала ездить в лагерь в Сан-Франциско — это час на электричке. Я знала, что ее надо научить такому выражению лица, и научила. Сначала мы три дня ездили по этому маршруту вместе, а потом она поехала сама. Как и в день, когда Сойер впервые сам пришел домой от друзей, у меня сердце вырывалось из груди. Но когда дочь вернулась, по ее уверенному виду мне стало ясно, что за день она повзрослела на год.

Конечно, даже родители, которые стараются подтолкнуть ребенка к самостоятельности, тоже боятся. «Я восхищаюсь дамой, придумавшей «свободный выгул» (Ленор Скенейзи), — призналась Эми. — Но никто не хочет оказаться в вечерних новостях, потому что из-за него произошло что-то ужасное». Я согласна: сложно идти по минному полю нашей культуры. Мы говорим о больших страхах и вытекающем из них всеохватывающем контроле, но на самом деле нужно задать себе вопрос: «Сколько свободы нужно развивающемуся человеку?»


Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте.
Купить недорого с доставкой можно здесь