От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов

– Вот возьмём, к примеру, мой полк. Сейчас машины выработали свой ресурс, и полк убыл на переформирование. В течение полутора-двух месяцев нам будут менять двигатели, пушки, колёса, некоторые машины будут заменены полностью. Фактически полк в течение этого срока будет небоеспособен. За это время растеряются наработанные навыки, полк потребуется снова вводить в строй. А в это время, вместо опытных боевых лётчиков, будут воевать пацаны из лётных училищ, которые едва научились за ручку держаться. Соответственно, наши потери возрастут. А немцы будут только рады, будут докладывать о том, что они мастерски сбили огромное количество наших. А на Кубани наши даже заставили их закрасить эмблемы, которыми они всё время пользовались. Поэтому необходимо по-другому готовить смену машин в полках: полк должен иметь второй комплект самолётов к моменту окончания ресурсов основных машин. Неделя для отдыха, и снова в бой. Благодаря этому уменьшится и количество лётных происшествий, и количество потерь. Мне кажется, что именно здесь находятся наши резервы.

Сталин молчал и курил свою трубку. Я тоже замолчал.

– Мне доказывают, что это вовсе не так, товарищ Титов. Что лётчики не выдерживают нагрузок и им требуется отдых.

– Нет, товарищ Сталин. Дело в том, что техническая служба отстает и не успевает подготовить новые машины. Мы сейчас будем ждать самолёты.

– Что требуется для того, чтобы исправить положение?

– Увеличить на двадцать пять процентов технический состав полков, возложить на инженера полка обязанность подготовки второго комплекта самолётов. Ввести военную приёмку на всех авиазаводах.

– Сколько вы потеряли людей в последней операции?

– Шесть человек, товарищ Сталин. Остальные вернулись или вернутся в строй в ближайшее время из-за ранений.

Сталин прошёл к столу и сел. Открыл какую-то папку и стал читать.

– Вы в партию вступили? – неожиданно задал он вопрос.

– Пока нет, я кандидат в члены ВКП(б).

– Поедете на Юго-Западный фронт, в 17-ю воздушную армию. Она недавно сформирована. Заместителем командующего по истребительной авиации. Ваше предложение о введении военной приёмки будет нами рассмотрено. По второму вашему предложению… В Саратове, на Энгельсской авиабазе, сейчас около трехсот И-185. Я знаю, что вы дали очень лестные отзывы об этом самолёте. В вашем полку все лётчики готовы пересесть на него?

– Да.

– Кто сейчас командует вашим полком?

– Подполковник Хабаров, но я бы хотел передать полк майору Макееву.

– Тогда так: 14-й полк получает новые самолёты в Саратове, и будет включён в 17-ю воздушную армию. В порядке эксперимента, мы изменим штатное расписание так, как вы сказали, для истребительной авиации 17-й ВА. До сих пор все ваши предложения приносили успех. Посмотрим, что будет на этот раз. Насчёт Макеева? Поступайте так, как сочтёте нужным, товарищ генерал.

Я посмотрел на Сталина.

– Да-да! Приказ о присвоении вам звания генерал-лейтенанта я только что подписал. Мы внимательно следили за тем, что и как вы делаете на Кубани. Были некоторые сомнения по вашему поводу, да вы о них знаете. Так как всё подтвердилось, то… Командуйте. Тем более что у меня есть претензии к командованию 17-й армии. – Он передал мне приказ, в котором рукой Сталина было зачеркнуто слово «майор» и написано «лейтенант». Второй раз я получаю это звание. В первый раз всё было значительно дольше и муторнее. 17-я Воздушная армия? Не зря я вспоминал Кушку! Всё моё детство прошло на аэродромах этой армии. Мой отец, с кратковременными перерывами на учёбу в академии, работу в Чкаловском, «загранкомандировками», всегда служил в ней. Командовал эскадрильями, полками, дивизиями, был замполётом армии, а в конце службы и. о. командующего. Да и сам я «не мимо проходил». Тоже отметился. Был и командиром полка, и командиром дивизии, и последним командующим знаменитой воздушной армии.



Если вы думаете, что можно собрать толпу мужиков, назвать её «армией», и это будет армия, то вы глубоко ошибаетесь! 17-я воздушная имела три истребительные дивизии, три «ночных» бомбардировочных авиакорпуса: это которые на По-2: «Я думала, что вы – ас, а вы – У-два-с!» Это про них! Одну штурмовую и одну бомбардировочную дивизии. Когда я приехал в Миллерово, где располагался штаб армии, принял доклад начальника штаба, сразу после него ко мне зашёл член Военного Совета армии и рассказал, что творится на местах. Полтора года в тыловом округе разложат любую армию! Именно тогда я понял, почему Иосиф Виссарионович изменил приказ. На представлении командующему я понял, что «у нас есть проблема»! Генерал-лейтенант Судец воспринял моё назначение как личное оскорбление. Он вёл третью войну в своей жизни, но первую авиационную. Я – пятую. Но для него я был «молодым выскочкой», которого надо укоротить. Желательно «отрубив хвост по самую голову». Самое обидное заключалось в том, что тот же Судец, в своё время, рекомендовал меня на дивизию, дал рекомендацию в Академию Генштаба. Мы жили «душа в душу»! Лучший мой «командующий»! Но сейчас армия представляла собой небоеспособный сброд тыловиков. В полках двадцать шесть процентов летчиков имеют боевой опыт, остальные – сержанты ускоренного выпуска. Пьянство, есть дезертиры. Питание в полках просто никакое: всё разворовано. А через полмесяца немцы ударят в стык 57-й армии и Воронежского фронта. Пришлось наводить порядок. Заслужил прозвище «Цербер». Это такая трехглавая собака, охранявшая вход в царство Аида. Но больше тридцати начальников тыла поехали в места не столь отдалённые: в штрафбаты. Хабаров и Макеев перебазировали полк почти мгновенно. Хабарова сделал командиром резервного полка. Он попытался обидеться, но я пообещал ему дивизию. Он – службист, в мирное время ему цены нет! А воевать будет Макеев! Полк мгновенно прозвали «придворным». Он, действительно, расположился в Миллерово.

Армия – это снабжение и планирование! В первую очередь занялся этим, а Дима Макеев и Василий Хабаров занялись проверкой лётной подготовки в истребительных частях. Кстати, их восприняли в армии ещё хуже, чем меня! Они меня «обрадовали»: потерь будет много! Сидят передо мною.

– Командир, что делать будем? «Ночники» с нами работали по Котельниково, остальные – «тыловики».

– Трясти. Всех трясти! Но к 5 июля у нас должны быть дивизии.

– Легко сказать! – заметил Хабаров.

Единственный гвардейский полк, конечно, стал «эталоном». Все были задействованы на проверке трех дивизий. Они тасовали полки, создавали пары и звенья. Проверять их не приходилось. Все они «довоенного разлива», прошли ад Ленинграда, Сталинграда и Кубани. Элита! Ночники-истребители. Дату начала я знал точно, поэтому действовал до последнего часа. В одном из полков неожиданно встретил отца. Он должен быть в другом полку! И летать на «яках»! Он увидел, что я внимательно на него смотрю, вытянулся. В «той истории» через шесть дней его тяжело ранят в воздухе. Что будет сейчас? Воюй, сержант! И не забывай оглядываться!

Третьего приказал Макееву собрать полк и перебазироваться на правый фланг фронта в Вейделевку, куда я перебросил дополнительно два дивизиона КЗА. Против нас был наш «старый приятель» генерал-фельдмаршал авиации Вольфрам фон Рихтгофен, который расположил свой 4-й флот в Харькове и Чугуеве более чем на 20 аэродромах. Повторять крымский опыт он не хотел. А придётся!



В ночь на 5 июля 14-й полк до пяти утра «обработал» четыре самых крупных аэродрома противника по крымскому варианту: заминировав полосы и стоянки. Важно было сразу перехватить инициативу у немцев. Нас выручало то, что мы находились на левом фланге, чуть в стороне от мест основных боёв, поэтому могли постепенно вводить необстрелянные полки в бой. Нашим соседом справа была пятая ВА Горюнова: обстрелянная, прошедшая много километров фронтовых дорог от Одессы до Кавказа и от Кавказа до Курска. Её штаб сейчас в Старом Осколе. Утром пятого июля мы наблюдали с НП армии, какой бой разгорелся на правом фланге. Днём 14-й полк разбился на пары и перешёл к свободной охоте, помогая Горюнову. 306-я штурмовая дивизия нанесла несколько ударов по Чугуевскому узлу. Ближе к обеду позвонил Горюнов и попросил перебросить на правый фланг штурмовиков и истребителей. Ввели в бой 236-ю и 189-ю дивизии. Остальные продолжали работать над нашим фронтом. Здесь высокой интенсивности боёв пока не было. Отпросился у Судеца на правый фланг и улетел в Вейделевку. Отсюда до линии фронта всего 25 километров. Немцы ударили на северо-восток, ввели крупные силы танков и самоходных орудий. В воздухе черно от самолётов с обеих сторон. Полковник Кудряшов, командир 236-й дивизии, единственная «боевая» дивизия у нас на тот момент, доложил о значительных потерях при сопровождении штурмовиков. У немцев очень сильное ПВО в танковых дивизиях. А у него два полка «яков» и только один полк Ла-5. Ла-5 все пятибачковые, тяжёлые. Но полки обстрелянные, воевали на Кавказе в 42-м. Выдержат! Связался с Макеевым. Он доволен! Немцев искать не надо, сами летят. Попросил его не расслабляться, а работать. Кудряшову перебросил от Аладинского полк И-185. Кудряшов, по старинке, использует «шестёрки», вместо «восьмёрок», сделал ему замечание. В этот момент доложили, что его «шестёрка» под командованием капитана Лавейкина сбила семь «хейнкелей». Потерь не имеет. Кудряшов расцвёл, но при мне передал приказ увеличить группы до двух «восьмёрок» в каждой. День стремился к закату, немцы продвинулись всего на четыре километра. Новые кумулятивные бомбы в тот день вывели из строя большое количество танков. 291-я ШАД разрушила двенадцать переправ через Северный Донец. Своевременный удар по аэродромам, перенесённый на ночь, а не на туманное утро, позволил в первый день боёв резко снизить интенсивность действий ВВС противника в полосе нашей армии. Мы совершили более 2000 самолетовылетов, немцы на южном участке произвели меньше полутора тысяч самолетовылетов. Небо осталось за нами! Сбитый немец, недавно переведённый с Западного фронта, удивлялся:

– Я не ожидал, что меня так быстро собьют, в первом же вылете. Похоже, что у вас сохранилось большое количество опытных лётчиков.

Он сообщил много интересного: например, о том, что немцы сняли две ночных эскадрильи Ме-110 в Югославии и переправили их сюда. Партизаны Тито получат больше оружия. Немец назвал и аэродром, где будут базироваться «ночники». Интересно, как они на тихоходном 110-м будут ловить «мордастых», но вот для АДД – это серьёзная угроза. Передали сведения командованию АДД. Ответ пришёл немедленно: «По возможности нейтрализовать или уничтожить!» – подпись: генерал-полковник Голованов. Ночью занялись разведкой и продолжили минирование аэродромов противника. Три ночных авиакорпуса, ну и что, что на У-2, но их МНОГО! Немецкие «ночники» нашлись на правом берегу Ворсклы в районе Головчина. Прятались в лесопосадках. Немцы построили для них настоящие капониры, благо леса много. Сожгли напалмом.



Утром на Белгородском направлении у немцев смогло взлететь меньше половины 4-го флота. На каждого немца приходилось четыре-пять наших. Они попытались атаковать наши аэродромы ночных бомбардировщиков. Над Бурлуком состоялся большой и тяжёлый воздушный бой. Примерно такой же, как вчера был над Покровкой! Вот только места базирования У-2 немцы определили неправильно. Основная масса У-2 базировалась в Валуйках, в четырёх больших лесных массивах, гораздо южнее. Это они высоту набирали над Бурлуком! Ловушка себя оправдала! Истребителей и бомбардировщиков 4-го флота мы изрядно пощипали. Особенно досталось пикировщикам: основной ударной силе немцев. На отходе по топливу мы нанесли тремя штурмовыми полками и четырьмя истребительными полками удары по аэродромам противника в Микояновке, Сокольниках, Померках, Основе, Рогани, Барвенково и Краматорской. Атаки были неожиданными и успешными, кроме Краматорской, где потеряли много самолётов. Немцы успели поднять крупные силы с соседних участков. Сорвав воздушную поддержку и уничтожив больше сотни самолётов противника, мы обеспечили успех 5-й ВА и 7-й гвардейской армии. Немцы завязли у станицы Черкасской.

Ещё три дня и две ночи прошли в такой же напряжённой обстановке. В этот момент Жуков перебрасывает к нам на наш участок части Резервного и Степного фронтов. Немцы, увлечённые прорывом обороны 7-й гвардейской армии, пропустили подготовку к удару. Ночью 11 июля, форсировав Северный Донец, 57-я и 5-я гвардейская армии ворвались в Белгород, подрезали основание прорыва Манштейна. Для трех «элитных» немецких танковых дивизий: «Адольф Гитлер», «Великая Германия» и «Мёртвая голова», отчётливо замаячил новый «Сталинград». В условиях завоевания нами полного господства в воздухе, что на Северном, что на Южном фасе, и многократного превосходства в силах и средствах, эсэсовцы были обречены. И они ослабили наступление, пытаясь укрепить фланги. Но штурмовики нашей и 5-й армий буквально ходили у них по головам. Через пять дней ударил Воронежский фронт, форсировал Ворсклу и начал подрезать Манштейна с его левого фланга. На Северном фасе начал наступление Центральный фронт. Манштейн начал массовый отход. Ночью мы обнаружили 12 отходящих колонн противника и обрушили на них удары всех «ночников». Действуя во взаимодействии с АДД, мы наводили на колонны тяжелые бомбардировщики. Блокировали дороги минными постановками, подсвечивали противника напалмом. Наносили удары сами и корректировали огонь. Ночь превратилась в день. Немцы не выдержали, и началось бегство, вместо организованного отхода.

Это была худшая ночь в моей жизни: не приспособлен У-2 к штурмовке маршевой колонны тяжелого танкового полка! Но выпустить немцев из готового захлопнуться мешка я не мог. А когда из выливного прибора льётся горящий напалм, самолёт виден как днём. Я комбинировал удары: сначала наносился удар ротационными бомбами, а следом за ним шли «вошебойки», всё равно потери были большими. Лишь к 2 часам ночи удалось подавить зенитную артиллерию, но и огонь пехоты опасен для «рус-фанера». В ту ночь мы помирились с командующим. Он стоял рядом и практически не вмешивался в управление. Слышал всю ругань, болезненно морщился при докладах, слышал, как орёт Макеев, подгоняя своих ночников. Слышал благодарность Голованова за подсветку. С двух часов докладов о потерях стало меньше, затем на связь вышел Жуков и передал благодарность Ставки за действия ночников.

– Сколько «ночников» действовало, Владимир Александрович?

– Все три корпуса, и 14-й гвардейский полк КБФ.

– Пишите представление на звание «Гвардейских» всем участвовавшим полкам, дивизиям и корпусам. Не выпустили вы Манштейна из мешка.


Судец повернулся ко мне:

– Я было подумал, что ты решил всю армию угробить, ан видишь, как получилось! Умеешь ты воевать, Павел Петрович. – И протянул мне руку. Мы обменялись первым рукопожатием. До этого он меня просто игнорировал.



17 июля, после артподготовки, Юго-Западный фронт начал наступление на Харьков. Пятая воздушная и АДД домолачивали окружённых эсэсовцев. А мы, усиленные 225-й ШАД и 284-й БАД пятнадцатой ВА Науменко, обрабатывали внешний радиус обороны Харькова. Рихтгофен полностью перевёл истребительную авиацию на «свободную охоту» и пытался, за счёт действий «охотников», оправдаться за провал «Цитадели». Вместо Ю-87, он начал использовать ФВ-190 в качестве штурмовиков, по образцу и подобию нашего И-185. Но две 100-килограммовки вместо десяти – это слабое утешение.

Я сам летал мало, в основном занимался налаживанием управления и снабжения. Из госпиталя прибыл Иван Елисеев. Ввёл его в строй, но оставлять у себя жалко! Он – один из опытнейших лётчиков. Вылетели с ним в первый смешанный авиакорпус генерала Аладинского.

– Владимир Иванович! Знакомьтесь: Герой Советского Союза капитан Елисеев, с августа 41-го мой ведомый, 18 сбитых лично, 28 в группе. Прибыл после ранения и отдыха. Вывозной я сделал. В седьмой гвардейский возьмёшь?

– Здравствуйте, капитан! Конечно, возьму! Эскадрилью потянешь?

– Потянет, потянет! Водил он и восьмёрки, и эскадрильи. А мне ведомый нужен. Я тут у вас видел сержанта N. Как он?

– В седьмом полку, как и был. Вызвать? – он повернулся к телефону, позвонил на КП 7-го гвардейского и приказал найти сержанта.

– С вещами!

– Передайте ему, что с вещами и документами, в распоряжение штаба армии.

Где-то через полчаса, пока мы чаи гоняли и разговаривали с Аладинским и его начштаба, вошёл отец, доложился.

– Иван! Передай ему свою машину. Займись пока им.

Ваня подошёл к сержанту и подал ему руку:

– Командир выбрал тебя своим ведомым. Заменишь меня. Пошли, расскажу тебе всё.

Сержант удивлённо посмотрел на меня:

– Разрешите идти, товарищ генерал?

– Идите! Знакомьтесь с машиной. – Они с Иваном вышли.

– А почему именно его, Павел Петрович? Есть лётчики и получше! Вон, Островский, например.

– Взгляд понравился. И машину чувствует, ещё когда вывозной ему делал, то обратил внимание. И почерк похож на почерк Ивана. Чуть поднатаскаю, получится хороший ведомый. Так что у вас по увеличению штатов техсостава? Техники прибыли? – перевёл я разговор в другое русло.

Когда мы закончили и подошли к стоянке, Пётр лежал под крылом, положив голову на «дутик». Услышав наш разговор, поднялся и встал возле левого крыла. Я попрощался с Владимиром Ивановичем, затем подошёл к нему.

– Зовут меня Павел Петрович, позывной «Четвёртый».

– Меня зовут Петя, Пётр Васильевич. Позывного нет, на моём самолёте был только приёмник.

– Будешь «Пятым». Первый, второй, третий – это позывные 14-го полка. Налёт у тебя какой?

– Самостоятельно – 25 часов, из них 8 часов на И-185. Семь боевых вылетов, три сбитых, все «лапотники». Но на таком, – он показал на самолёт Ивана И-185н-71фн, – я не летал. Капитан Елисеев показал всё. Я на земле его опробовал.

– Справишься? Или…

– Справлюсь! Управление одинаковое, товарищ генерал.

– Ладно, по машинам. К запуску!

Разошлись по машинам. Вырулили на старт. Пётр немного резковато тормозит. Волнуется, наверное. Решил замечание не делать, только перед посадкой скажу.

– Я – четвертый! Прошу добро на взлёт!

– Четвертый! Вам взлёт!

Взлетели, «пятый» немного близковато идёт. В полках так учат.

– Пятый, оттянись и держи дистанцию 70—100 метров, выше двадцать.

– Вас понял!

Из Барвенково идём в Купянск. Фронт слева, установил связь с «Косой», там Люда дежурит.

– Четвёртый. Вас вижу. Эшелон 3 и 5. Вокруг вас чисто!

Через десять минут Люда сказала:

– Четвертый! Пересекающимся курсом пара противника, выше два, курсовой 10 часов. Дистанция десять.