От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов

– Четыреста, выше тысяча.

– Наблюдаю.

Чуть прибавил скорость. Рановато для атаки. «Мессеры» начали снижаться.

– Четвертый, они пошли вниз!

– Понял! Следи за дистанцией!

«Мессеры» разогнались, а я потихоньку прибавляю обороты.

– Коса, других нет? Вопрос!

– Четвёртый, чисто!

Ещё прибавил оборотов и полез наверх, сбивая глиссаду. «Мессы» выравниваются.

– Четвертый! Превышение ноль, скорость целей 670!

– Понял, сближаемся!

– Точки слились!

Начинаю отсчёт, ещё, ещё, ещё, переворот! Слежу за «мессерами»: тоже перевернулись и выбросили дымки из моторов: винты облегчили! Пошли вниз, пытаясь срезать круг! Даю ручку от себя и нажимаю на кислородный клапан. Шею сдавил надувной воротник, и я пошёл вверх, а они пошли вниз! Ну что, козлы вонючие! Теперь потягаемся! Я выше и сзади, охотнички! В 1943-м такие маневры невозможны! Но не для меня! С переворотом на форсаже сажусь на хвост «мессам». В прицеле «Черт на метле». Очередь! Корми рыб, сука! Чуть сбрасываю скорость и повисаю в шестидесяти метрах от ведущего. Он влево! Молодец! Вот тебе впритирку! Он вправо, теперь впритирку справа, и вниз не ходить.

– Коса! Их канал связи! Срочно!

– Семнадцатый!

– Уйду со связи! Эй, Ochse, Kursrichtung 85, Geschwindigkeit 500, und hцr zu, Kalb, ohne Witze, sonst wirst Rind und ich mache aus dich einen Steik[1].

Он молча попытался уйти на вертикаль, я не отставал, но прижимал его сверху короткими очередями. Потом мне надоело, и я воткнул ему три снаряда в левую законцовку.

– Эй, Кальб! Курс 85, высота 3000, скорость 500. Последний раз повторяю!

– Кальб понял! Выполняю! – «Мессер», практически потерявший ход, выровнялся, лег на курс 85 градусов, я пристроился за ним.

Он пытался поболтать и отвлечь меня, чтобы вывернуться. Но я его оборвал тремя снарядами над фонарём. Я переключился на свой канал и попросил настроиться на 17-й канал и переводчика.

– Веду бычка на верёвочке, сажать буду дома. Васильева срочно в штаб, у меня немецкого не хватает! Его позывной Кальб: Телёнок. Сажайте! Я сзади его придержу.

Он даже вырваться особо не пытался. На подходе к Геленджику попытался уйти на вираж, но получил снаряды в правое крыло.

– Брось, Кальб, не дёргайся! Я тебя держу.

– Яволь, их фольге.

Он выпустил шасси и пошёл на посадку. Я немного волновался: не изобразит ли немец капитана Гастелло? Нет, сел и выключил двигатель. Открыл фонарь и выбросил пистолет, как мне потом рассказывали. Отстегнулся и вылез из кабины на крыло. Поднял руки. «Их капитулире!» Опустил руки, спрыгнул на землю и опять их поднял. Его прыжок с крыла я уже видел сам. Зарулил на стоянку, снял воротник, пересел в «виллис». Догнал конвоирующих немца бойцов, притормозил возле них, я приказал вести его в штаб. Когда его привели, я пил холодный чай. Немец с ходу представился:

– Оберст-лейтенант люфтваффе Дитер Храбак, командир ягтгруппе 52. Бывший, видимо. – Васильев перевёл как: «Командир 52-й истребительной дивизии полковник Дитрих Храбак».

– Гвардии полковник Титов, командир гвардейского Сталинградского истребительного полка.

– Вы тоже были под Сталинградом, полковник Титов? Меня там сбила «Аэрокобра» в сентябре.

«Ваня его и сбил, а теперь он сбил Ваню!» – подумал я.

– Да, наш полк был под Сталинградом, на «кобрах».

– Насколько я понимаю, это вы меня «сажали»? Как вы выполнили «обратный иммельман»? Это же невозможно!

– Но вы это видели?

– Видел!

– Я после войны вам расскажу, как это делается. Вы вчера выполняли вылеты?

– Да, два.

– Над Цемесской бухтой были?

– Да, сбил одну «кобру».


– Не сбили, могу её показать. Но обстреляли. Почему вдруг командир дивизии летает на охоту?

– Из-за больших потерь на земле и в воздухе наблюдается некоторое падение боевого духа. Особенно с появлением у вас «ночных» истребителей и штурмовиков. Командование люфтваффе обеспокоено этими потерями. Рейхсмаршал приказал лично поднять воинский дух в частях. Лучшего лекарства, чем победы, не придумать.

Я заулыбался.

– Бой есть бой, господин гвардии полковник. Несмотря на вашу молодость, вам проиграть совсем не стыдно. Несмотря на то что у меня сто пять побед. Но сегодня я был телёнком, которого вы привели на верёвочке. Такому уровню пилотажа можно только позавидовать.

– Сто четыре. Старший лейтенант Елисеев вернулся на базу.

– Не буду спорить, господин гвардии полковник. Сто четыре.

Злость куда-то ушла, Ваню уже увезли, не показать ему, что я отомстил за него. Он уже в Кисловодске. Немец держался хорошо. Он сдался сильнейшему, в собственных глазах выглядел рыцарем. Я приказал увести его, снял трубку и позвонил Ермаченкову.

– Василий Васильевич! У меня подарок: посадили командира 52-й дивизии немцев у себя на аэродроме. На новом «мессере»: 109G-6.

– Выезжаю к вам! Науменко позвони!

Позвонил Науменко. Всё-таки первый за всю войну пленный командир авиадивизии. Вышел на поле, весь полк, не занятый на полётах, собрался возле «мессера». Пошёл к ребятам. «Ох, зря я это сделал!» Они качать меня задумали. Насилу отбился. Но погон на куртке мне оторвали, стервецы. Хорошо, что не уронили! «Мессер» новый: три пушки и два синхронных пулемёта. Носовая 30-мм и две крыльевых 20-мм в гондолах. Гермокабина и убирающийся костыль. Иные обводы крыльев и более толстые стойки шасси. Необычная окраска: черные и серые неправильной формы пятна. Нет привычной желтой краски на капоте. Только желтая «D» за кабиной. На носу герб с прыгающим быком. Стабилизатор украшен полосками, означающие сбитых. На обоих законцовках большие дыры от моих снарядов.

– Петрович, про бой расскажи! Как ты такую зверюгу схомутал?

– Заставил ошибиться в расчётах, они вниз пошли, а я наверх, перевернулся, зашёл в хвост, сбил ведомого. На вертикали И-185 превосходит «месса», в скорости пикирования – тоже. На «отрицаловке» нас моторы не глохнут. Деваться ему было некуда. Вот и привёл. В общем, мужики, один на один или один на два для нас на «мордатых» уже не страшно. Но они изменят тактику: сейчас начнут ловить на выходе, как Ивана зацепили. В прямую схватку они больше не полезут. Будут бить из-за угла. Так что, внимательнее следим за хвостами в верхней задней полусфере. И подстраховываем друг друга при атаках. Всем собраться в тактическом классе.



Во время занятий по тактике подъехала куча начальства.

– Товарищи офицеры! Товарищ вице-адмирал! 14-й гвардейский Краснознаменный Сталинградский полк проводит занятия по тактике. Командир полка гвардии полковник Титов.

– Вольно, товарищи офицеры. Садитесь. Полковник! Тема занятий? – спросил командующий флотом.

– Выход из-под атаки из задней верхней полусферы. Взаимодействие в бою с участием свободных охотников противника.

– Хорошо, полковник. Кто-нибудь может вас заменить?

– Так точно! Зам по лётной подготовке Хабаров. – Я показал Хабарову место в конспекте, на котором остановился.

– Тогда пойдёмте, покажете вашего пленника.

Октябрьский, Новиков, Тюленев и Ермаченков устроили перекрёстный допрос Храбаку. Затем полковника увезли в Туапсе. И все переключились на меня.

– Ты зачем сам, в одиночку, полез к немцам? В плен захотел? Не мог кого-нибудь послать?

– Не мог! Дайте самолёт, который ходит выше «месса», пошлю другого. А пока мы только начали отрабатывать выход из-под атаки охотников. На высотах от земли до 5,5 тысячи наши машины имеют решающее преимущество, а выше – оно теряется, так как падает мощность двигателей. А уйти из-под атаки движущегося на скорости 670 км/час «мессера» очень тяжело. Надо заставить его ошибиться в твоих намерениях. Я – заставил, результат – вон на стоянке стоит, а 52-я эскадра осталась без командира и одного «аса». Буду готовить специальный отряд «егерей»: охотников выбивать! А по поводу меня: как летал, так и буду летать. Нечего из меня птичку в золочёной клетке делать. Я – лётчик и командир, моё дело сбивать немцев и учить мой полк. А не быть вешалкой для орденов.

– Ладно, ладно, Петрович, угомонись! Ишь, как разошёлся!

– Операция «Охота» была подготовлена. На аэродроме была дежурная эскадрилья Макеева. Если бы немцы вылетели бы большей группой, их бы встретила она, я бы повел «охотников» по другому маршруту и вывел бы их на Макеева. А бой с парой «мессеров» на этой высоте мне вполне по силам.

– Тем не менее, товарищ Титов, не следовало так рисковать лично. – Я понял, что лучше заткнуться, не дразнить гусей, иначе последует отстранение от полётов, поэтому перевёл разговор в другую плоскость.

– Товарищ генерал-лейтенант! – обратился я к Науменко. – У нас с вами был разговор на тему фронтовой конференции, а воз и ныне там. Немцы меняют тактику, что и показало ранение старшего лейтенанта Елисеева, и что подтвердил полковник Храбак, а в частях об этом узнают на собственной шкуре.

– Я не забыл о разговоре. За нами едут командиры полков и лучшие лётчики армии. Клуб освободили от эвакогоспиталя. Так что вечером сегодня проведём.

– Можно начать сразу у нас в тактическом классе, думаю, поместимся, а к вечеру переместимся в клуб, чтобы дать возможность и вашим лётчикам выступить и поделиться опытом! – заулыбался я, стараясь сбить возникшее недовольство Науменко.

В комнату буквально на цыпочках зашёл Савелич, адъютант командующего армией, и что-то шепнул Науменко на ухо.

– Мои начали подъезжать, так что, полковник, встречай гостей.



Четыре командующих встали и начали надевать шинели, куртки и полушубки. Местом встречи стал «мессершмитт» Храбака. Я волновался: предстояла встреча с моим учителем по тактике: будущим маршалом авиации, капитаном Покрышкиным. Вон он идет: командир 2-й эскадрильи 16-го ГИАП. Рядом с ним Фадеев, Речкалов, Клубов, весь цвет нашей авиации. Большая делегация! С ходу летит вопрос Покрышкина:

– Товарищ гвардии полковник! А что это за пилотаж вы сегодня утром показывали?

– Потом, Александр Иванович. Не сейчас!

– Почему не сейчас? – послышался голос Науменко. – Капитан Покрышкин, вы о чём спрашиваете?

– Ребята из 66-го полка только что рассказали, что утром полковник Титов выполнил все фигуры высшего пилотажа в перевернутом положении, как бы в обратном направлении.

– Это правда, полковник? Ваши самолёты могут выполнить такой пилотаж?