Остров Творцов

– Это не имеет смысла, – тихо ответил философ. – Я буду говорить правду. Мне не раз уже угрожали Инквизицией, Джованни, но я всегда считал это шуткой, ибо я всегда могу дать о себе ответ.

– Молчать! – рявкнул на него капитан Инквизиции и толкнул в спину. – Увести! – приказал он.

Мочениго всучил капитану конверт со своей фамильной печатью, зная, что текст внутри закроет для Джордано все пути на свободу. Более того, он будет ожидать приговора не в человеческих условиях, а в государственной тюрьме под свинцовой крышей. Лучшего наказания для своего учителя Джованни и пожелать не мог…

Сам Джордано не представлял, через какой кошмар ему придется пройти. И каждый раз, оказываясь на холодном, грязном, застеленном сгнившей соломой полу, он вспоминал слова каирского прорицателя о том, что он, Джордано Бруно, отнюдь не героем войдет в двери тюрьмы, но выйдет им много лет спустя. Слезы сами текли из глаз, а мысли складывались в причудливую логическую цепочку, способную вызволить его из лап Инквизиции. К июлю после нескончаемых допросов и пыток философ был готов отречься от самого себя, лишь бы выйти на свободу. На очередном заседании суда Джордано вдруг осознал, что, как бы он ни отвечал, его всё равно не отпустят. Обессилев, он упал на колени перед судьями и со слезами на глазах заговорил:

– Послушайте! – его голос давно сел, да и в нем самом, казалось, не осталось ничего от прежнего гордого человека. – …Я смиренно умоляю Господа Бога и вас простить мне все заблуждения, в какие я только впадал!.. – он низко кланялся, чуть ли не касаясь лбом пола. – С готовностью я приму и исполню всё, что вы постановите и признаете полезным для спасения моей души. Если Господь и вы проявите ко мне милосердие и даруете мне жизнь, я обещаю исправиться и загладить всё дурное, содеянное мною раньше…

Он был не в силах сдерживать слезы. Говоря всё это, он видел себя будто со стороны. Эта сцена до боли напоминала суд над Христом. А еще он слышал голос каирского прорицателя в своей голове, и это было то единственное, что держало его на этом свете.



28 февраля 1593 года, Рим, Италия

Прошло пятнадцать лет с тех пор, как Джордано сбежал из Вечного города, и теперь он снова здесь, правда, в кандалах и без шанса обрести свободу. Однако отчаяния в его глазах никто из тюремщиков усмотреть не мог. Казалось, он ждал прибытия в Рим. Так сложилось, что он попал в одну камеру с монахом, так же, как и он, обвинявшимся в ереси, но чей приговор не будет затянут на годы. Оба узника были бледными тенями самих себя, но что-то их объединяло.

– Как тебя зовут? – тихо спросил Джордано, боясь привлечь внимание надсмотрщиков.

– Марко Бьянки… – не поднимая головы, ответил монах.

– Бьянки? – удивленно переспросил Бруно. – Из Рима? – Тот кивнул. – О, прости мне мое любопытство, но не приходил ли к тебе человек со смуглой кожей, одетый во всё черное? Не спрашивал ли тебя о реликвии?

– Нет. Я бы запомнил такой чудной вопрос. Да и когда он ко мне мог прийти? Я уже год как в этих застенках… – Он вдруг замолчал. – Жду.

– Смерти?

– Нет. Тебя.

– Я тебя не понимаю, – покачал головой философ. – Ждешь меня здесь?

– Именно. Я всё оттягивал свой приговор, потому что должен был дождаться того, кто спросит о реликвии. И вот он ты… Я так боялся, что им окажется один из них, а это ты. – Марко больше походил на сумасшедшего. Он не смотрел на своего собеседника, взгляд его был устремлен куда-то далеко, за пределы этой темницы. Внезапно он поднялся с места и, держась за стену, медленно пошел вдоль нее. Он ощупывал стену в поисках чего-то, и только сейчас Джордано понял, что изверги выкололи старику глаза. – Я спрятал это здесь, дар Творца…

Бруно поспешил подняться и как можно тише подошел к монаху, указывающему на глубокую трещину в стене. По жестам Джордано понял, что нужно запустить руку внутрь углубления. Он так и сделал и спустя мгновение нашел там какой-то сверток размером с детский кулак.

– Что это? – шепотом спросил философ.

– Твоя реликвия. Правда, мне так и не открылось ее предназначение. Единственное, что я смог сделать, это уберечь ее и пронести с собой сюда. Не знаю, однако, какая от нее будет польза, учитывая, что оба мы обречены на смерть.

Джордано размотал кусок ткани и обнаружил внутри то, что видел в глазах статуи, – реликвию Творца. Это был гладкий камень неправильной формы, глубокого черного цвета. На лицевой стороне изображены четыре стрелки, будто указания компаса, а на обратной – такой же символ, что и на печати древнего манускрипта, который год назад принес Сет.

– Он всегда был черным, хотя сердце подсказывает мне, что, когда придет время, камень изменит цвет и укажет путь в одну из сторон света, – прошептал старик, усаживаясь на пол.

– Именно так, – кивнул Бруно. – Так и будет.

– Скажи мне, а почему он не указывает путь сейчас? Чего же он ждет?

– Мой хороший друг полагал, что он молчит до тех пор, пока Творцу Творцов не придет время увидеть истину.

– Загадка, – улыбнулся Марко, – которую предстоит разгадать потомкам… Им понадобится этот камень. Надо было его спрятать на свободе.

– Не волнуйся, Бьянки, камень попадет к ним. Я знаю.

Монах Марко не дожил до утра. Исполнив свою миссию, он заснул и умер во сне. Однако своим даром он помог Джордано обрести внутреннюю силу. Реликвия изменила его навсегда. До 1599 года он каждодневно проводил время или на допросах, или в спорах с богословами от Инквизиции, которые только и знали, что твердили заученные догмы и всеми силами стремились, чтобы философ отрекся от своих слов, от своего великого знания. И вот спустя долгое время итальянец вовсе перестал отрекаться ради спасения. Он вдруг осознал, что важнее истины для него нет ничего. Как-то раз после очередной беседы с ретивыми католиками он написал на желтом обрывке бумаги короткое послание на латинском языке:

«Храбро боролся я, думая, что победа достижима. Но телу было отказано в силе, присущей духу, и злой рок вместе с природой подавляли мои стремления… Я вижу, что победа есть дело судьбы. Было во мне все-таки то, что могло быть при этих условиях и в чем не откажут мне будущие века, а именно: “Страх смерти был чужд ему, – скажут потомки, – силою характера он обладал более, чем кто-либо, и ставил выше всех наслаждений в жизни борьбу за истину”. Силы мои были направлены на то, чтобы заслужить признание будущего».



9 февраля 1600 года, Рим, Италия

Пленник Бруно в полдень был отправлен во дворец Великого Инквизитора кардинала Мадручи. Он стоял перед ним и еще перед десятком знаменитых теологов, с которыми не раз спорил в застенках. Бесцеремонные стражники принудили его преклонить колено и выслушать приговор, не поднимая головы. Под всеобщее ликование и одобрительные возгласы его лишили священнического сана и торжественно отлучили от церкви. Джордано поражал присутствующих своим невозмутимым спокойствием и достоинством, с каким он держался. Выслушав приговор, он лишь усмехнулся и тихо сказал:

– Быть может, вы произносите приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю…

Мадручи смерил узника хмурым взглядом. В словах Джордано была доля правды. Взяв себя в руки, кардинал подозвал представителя светской власти.

– Инквизиция вручает вам этого лидера еретиков. Мы просим вас подвергнуть его… – он замолк на мгновение, выдерживая паузу и глядя на Бруно, будто снова предоставляя ему шанс отречься от самого себя, – …самому милосердному наказанию и без пролития крови.

Надежды Инквизиции не оправдались, еретик так и не устрашился казни и не отрекся от своей истины. Через узкое окно у потолка темницы Джордано видел кусочек весеннего неба и мысленно возвращался в Каир, к той удивительной статуе. Он крутил в руках черный камень и представлял себе, каким будет будущий мир. Образы, вспыхивавшие в его сознании, заставляли философа улыбаться. Он знал, что шанс передать реликвию в руки достойного ему еще представится. Ведь именно это напоследок сказал ему каирский прорицатель.

…Весна выдалась ранняя и теплая. Уже семнадцатого февраля вовсю пели соловьи и благоухали первые цветы. Звенели колокола, и сотни гостей прибывали в Рим на празднование юбилея папы Климента VIII. Народ вышел на улицы в своих самых ярких нарядах. В городе царил дух веселья. А главным действом сего дня должно было стать сожжение заживо философа-еретика. И все эти адепты «религии любви» предвкушали зрелище предсмертных мук. По обыкновению такие казни специально совершались в дни больших торжеств. Власти старались даже к этому времени накопить побольше жертв, чтобы их численностью увеличить значение праздника. В особо торжественных случаях при казнях присутствовали короли. Они сидели с непокрытыми головами, занимая места ниже Великого Инквизитора, которому в эти дни принадлежало первое место. Да и кто бы мог не трепетать перед трибуналом, рядом с которым не садились сами короли?


Сотни тысяч людей толпились на площади. Те, кому не хватило места, старались встать хотя бы на примыкающей улице, чтобы увидеть процессию. И вот громче зазвонили колокола. Появился юный стражник Инквизиции, несший алое, как кровь, знамя. За ним шли священники в полном облачении и пели свои священные гимны. А следом, закованный в цепи, медленно шагал великий еретик, облаченный в желтое одеяние, на котором черной краской были нарисованы черти. На голову ему надели бумажный колпак, который оканчивался фигурой человека, охваченного огненными языками пламени и окруженного отвратительными демонами. Обращенным против Джордано несли распятие, в знак того, что спасения не существовало для него. Следом за философом шло духовенство в праздничных одеяниях, представители власти и дворяне. Замыкали шествие отцы церкви, осудившие его. Зрители не получили удовлетворения от вида приговоренного, которого они представляли себе каким-то божеством.

…Глазами Джордано скользил по толпе зевак, словно выискивая кого-то. Наконец он встретился взглядом со смуглым парнишкой, так похожим на его египетского друга. Поднеся руку ко рту, Джордано незаметно для всех вытащил изо рта камень и бросил его себе под ноги. Боковым зрением он увидел, как ребенок пулей метнулся за камнем, в немыслимом кувырке поднял его с земли и исчез на противоположной стороне. Подойдя к помосту, философ заметил недалеко от него своего египетского друга. Они встретились глазами. Сет Фэро поднес к губам черную реликвию и кратко поклонился итальянцу.

На высохших и потрескавшихся губах Джордано снова заиграла улыбка. К народу Рима он испытывал смесь жалости и презрения, но радость от того, что ему удалось передать реликвию семье Фэро, заставляла его сердце биться быстрее. Теперь он знал наверняка, что будущее в надежных руках и он еще его увидит.

И вот цель шествия достигнута – пара ступеней отделяет приговоренного от места казни. Джордано поднялся, аккуратно ступая босыми ногами по деревянным доскам. Его тут же привязали цепью к столбу. Палач снисходительно предложил ему сказать что-нибудь напоследок. Философ лишь устало улыбнулся.

– …Сжечь меня вовсе не означает сжечь истину, – тихо проронил он, снова поймав на себе пристальный взгляд Фэро. – Не надо, друг, – сказал Джордано одними губами Сету, понимая, что тот до последнего искал и ищет способ спасти философа. – Это конец моего пути, как и предсказано. Мы еще встретимся…

Спустя мгновение палач зажег костер. Затрещало пламя, огненные языки стали подниматься всё выше и выше, уничтожая позорное желтое одеяние и сжигая бумажный колпак… К разочарованию собравшихся, в тишине этой площади Джордано Бруно сохранял сознание до последней минуты. Он не проронил ни одной мольбы, ни одного стона не вырвалось из его груди. Покуда огонь не поглотил сердце и разум, глаза его были устремлены к небу…





Глава II

Поход за мистикой




Наше время, Сейдозеро, Мурманская область

Первые лучи солнца только-только коснулись водной глади. Вокруг царила тишина, и именно сейчас можно было услышать дыхание горных духов, парящих над поверхностью воды, подернутой легким туманом. В воздухе висел аромат душистой малины. Казалось, что вот-вот из-под воды вынырнет прекрасная русалка и позовет с собой на поиски древних сокровищ. Куйва2из вечной темницы на скале озирал свои бескрайние владения. Его черный силуэт с раскинутыми руками неустанно вглядывался вглубь таинственного озера, будто ожидая помощи. Мелкая рябь шла по воде и разбивалась о небольшие камни на берегу, где, аккуратно сложенные, лежали чьи-то вещи. Рядом, на высоком камне, сидела довольно крупная белая белка с рыжими лапами, такой же рыжей мордочкой и ушами. Кончики ушей украшали длинные огненно-красные кисточки. Темные глаза внимательно следили за кем-то на озере. Словно убедившись в чем-то, животное спрыгнуло на землю. Не раздумывая, белка уселась прямо на махровую кофту ядовитого желтого цвета, лежавшую сверху. Когда из-за кустов вышел мужчина исполинского роста в походной одежде, белка и ухом не повела. На вид ему было лет сорок. На бритой голове красовалась выцветшая бейсболка цвета хаки. У мужчины были светлые глаза с чуть ироничным прищуром и широкие выгоревшие брови. Лицо обрамляла короткая рыжеватая борода. Увидев белку, он ничуть не удивился.

– Вот ты где! – улыбнулся он. – А хозяйка твоя куда подевалась? – не сомневаясь в получении ответа, спросил явный турист. Белка лениво кивнула на озеро. – Ну конечно, как всегда, – сказал мужчина и подошел к кромке воды. Наклонившись, он коснулся ее рукой и тут же отдернул. – Боже! Да она ледяная! Бр-р! – поежился он. – Ну, я пойду, Кузьма, не задерживайтесь здесь. – Он скрылся за высокими кустами.

Тем временем довольно далеко от берега, никуда не спеша, на спине плыла девушка. Она с нескрываемым удовольствием водила руками по воде. Ее глаза были закрыты. На бледноватом лице ярким красным пятном выделялись плотно сомкнутые пухлые губы. Тонкий, давнишний, но заметный шрам тянулся от левой скулы к самой шее. Длинные рыжие волосы, подобно водорослям, развевались под водой. Видно было, что девушка наслаждается каждым мгновением. Вдруг ей показалось, что она слышит какой-то гул, идущий из глубины. Будто чей-то голос говорил с ней. Однако на ее лице не дрогнул ни один мускул, она продолжала вслушиваться, пытаясь разобрать неизвестную речь. В ее воображении тут же стали вспыхивать картины из различных мифов и преданий. В душе на краткий миг она ощутила себя героиней невероятной магической саги и улыбнулась краешком губ этой своей детской фантазии. Спустя еще мгновение перед глазами вспышкой возникло лицо какого-то мужчины с ярко-голубыми глазами. И вот это уже заставило ее сразу же открыть глаза.

– Это еще что?! – спросила она вслух, чем вынудила белку на берегу навострить уши. – Глюки пошли? Ничего себе, ты, Кира, переутомилась, – она провела рукой по голове.

Луч солнца тут же скользнул по ее лицу, осветив глаза – один зеленый, почти изумрудный, второй цвета темного сапфира. Перевернувшись на живот, девушка огляделась по сторонам и нырнула, смывая миражи, посланные горными духами. Она нырнула метра на три вниз, всматриваясь в прозрачную воду и в илистое дно, скрывающее руины давно забытых строений.

Спустя некоторое время Кира подплыла к берегу. Не выходя из воды, она брызнула в Кузьму. Белка смерила ее недовольным взглядом, демонстрируя, что взрослого человека такое поведение не украшает.

– Ну, простите, пожалуйста, – улыбнулась Кира, – но умываться полезно. – Девушка вышла из воды и, сделав несколько шагов по крупным камням, остановилась. Она повернулась лицом к озеру как раз в тот момент, когда солнце наполовину выглянуло из-за горизонта. – Никогда не устану на это смотреть, – проговорила она.

Подойдя к своим вещам, Кира взяла полотенце и неторопливо вытерлась. Переодеваться из купальника в походную одежду желания не было никакого, хотелось остаться здесь еще на денек. И хорошо бы в одиночестве. Переодевшись, она снова подошла к берегу. К ней на плечо тут же вскарабкалась белка, оставляя мелкие зацепки на желтой кофте. Вместе они окинули загадочное озеро взглядом.

– Всё хорошее когда-нибудь заканчивается, Кузьма, особенно в мире людей. – Она достала из кармана очищенный лесной орешек и протянула его белке. Та довольно взяла его и сразу же съела. – Особенно когда у тебя желтая махровая кофта и ты живешь вместе с белкой. – Кузьма удивленно навострил уши, а на его мордочке застыл немой укор. – Ладно, пора возвращаться к сумасшедшим, – выдохнула девушка. – А то еще с йети столкнутся…

Кузьма обвил ее шею своим крайне пушистым хвостом и с готовностью кивнул. Это означало, что он готов к последнему рабочему дню.

Бросив последний взгляд на изображение великана, Кира мысленно поблагодарила его и всех горных духов за полчаса блаженной тишины, которой ей в последнее время так не хватало.

Недалеко от берега расположился небольшой лагерь. Шестеро туристов прибыли на осмотр мистических достопримечательностей родного края в надежде отыскать что-то из области фантастики. Из турфирмы «МистВаара» в качестве проводников им выделили двух отличных специалистов. Правда, их знаний было недостаточно, в понимании новоиспеченных путешественников.

…Подъем в лагере проходил совсем не бодро, несмотря на то, что гид Василий изо всех сил гремел посудой и громко рассказывал, какой вкусный завтрак он приготовил. Кира подошла к его импровизированной походной кухне и присела у костра, подставляя руки к огню.

– А ведьмы и колдуны это не едят, – заметила она, с удовольствием принюхиваясь к яичнице с жареной докторской колбасой.

– Ты сама вежливость и учтивость.

– И как их прикажешь называть? Ты видел, что они вчера ночью устроили?

– Что? – перешел он на шепот.

– Боже! Ты пропустил зрелище! Они, голые все, стоя по пояс в воде, бубнили заклинания.

– М-да, парторг был прав, отвратительное зрелище, – поморщился мужчина.

– Так что нужно им что-нибудь другое приготовить. Незачем запасы на нелюдей переводить, – девушка озорно подмигнула.

– Ну, иди собери мне лебеды и крапивы побольше, – хмыкнул Вася, посмотрев на свою коллегу. – Я вообще не знаю, что эти люди едят, – дернул он плечами.

– По крайней мере один из них питается светом, – Кира кивнула в сторону раздетого по пояс мужчины, стоявшего на возвышении с раскинутыми руками. Таким образом он встречал рассвет.

Девушка оторвала от буханки черного хлеба горбушку и, отломив от нее кусочек, закинула себе в рот.

– Всё-таки жизнь с белкой не проходит для тебя бесследно. Ты мне весь хлеб вот так пообкусала!

– Так вкусней! – она ловко вскочила на ноги, уходя от шутливого шлепка Василия. – Пойду разбужу их, а то шабаш пропустят.