Остров невиновных

— Говорите.

Кен открыл рот, но его перебил недовольный рев разбуженного посреди зимы медведя:

— Какой, в задницу, междугородный вызов?! Кому неймется?

— Фаулер, — коротко назвался пес.

— Чего? — снова взвыла трубка. Затем — тишина и сокрушенный вздох: — Ну как так-то, Кен? Я ведь точно помню, была у тебя совесть! И часы были…

— Прости. Позже связаться не получится. Но если тебе нечего мне сказать, можешь идти досыпать.

Зря он это ляпнул, с Уоллеса сталось бы отключиться и завалиться обратно в постель, но повезло, и везение это тянуло на сенсацию: репортер оказался совестливее полицейского.

— Есть, — сознался он нехотя. — Сам тебе звонил вчера. В нормальное время, между прочим! Только тебя носило непонятно где.

— Прости, — повторно извинился Фаулер. — У нас тут… Много всего, расскажу потом. А пока — ты. Узнал что-то интересное?

— Вроде бы. Как по мне, для журналистского расследования вполне интересно. А для полицейского… Это уже тебе решать.

— Рассказывай. Коротко, если получится.

— Длинно и не собирался, — буркнул Руби. Видно, надеялся еще поспать. — Ты спрашивал про опальных лордов. Так вот, по двум родам из трех — ничего стоящего. Сидят на своих островах, показаться лишний раз боятся. А третий… Хотя нет, сначала — о близнецах.

Джо, слушавшая разговор через наушники, вопросительно приподняла бровь: он не говорил ей, что подозревает в чем-то Адама, а то пришлось бы объяснять в чем, а этого Фаулер сам не понимал. Просто чутье. И не подвело, судя по всему.

— В Идвере нет психиатрических клиник, — сказал как отрезал Руби. И тут же добавил эффектно: — Но…

— Но? — поторопил Кен. Театральные паузы крали драгоценное время.

— В пригороде имеется санаторий, и один из корпусов отведен для пребывания пациентов с определенными проблемами. Как мне разъяснили, откровенных психов среди них нет, просто люди, пережившие тяжелые душевные потрясения и полностью от них не оправившиеся. В прошлом году Вивиен Кейдн прожила там семь месяцев. Пришлось побеспокоить давних знакомых, чтобы разжиться сведениями, так что мне даже фото ее переслали. И историю, само собой.

— И что там?

— На фото? Милое белокурое создание с затравленным взглядом. Девочка несколько недель пряталась в погребе и грызла сырой лук, так что неудивительно…

— А что удивительно? — Фаулеру не терпелось добраться до сути, а Руби пока только пересказал то, что ему и так было известно.

— Ее определил на лечение двоюродный дядя. Некий Габриэль Кейдн. Его же внесли в карточку девушки при поступлении в санаторий как единственного родственника и опекуна. А когда Вивиен переводили в лечебницу на Карго-Верде, об этом забыли, родственников у бедняжки прибавилось, и опекуном внезапно стал брат — Адам Кейдн… Ты уверен, что он ей действительно брат?

— Абсолютно.

Он видел их обоих и видел не только глазами. Помимо внешнего сходства Адама и Вивиен объединяло близкое кровное родство, и связь между ними была сильна — у близнецов именно так и бывает.

Джо тронула за руку, привлекая внимание. «Мальчик, которого не было», — прочел Кен по ее губам.

— Тогда продолжаем, — не оспаривал его мнения Руби. — И продолжаем говорить о жителях славного города Идвер. Ты же в курсе, что он славный, хоть и сравнительно небольшой и находится где-то на задворках империи? А все потому, что под ним, как говорят, проходит мощная энергетическая жила и особняки в центре давно выкуплены древней аристократией и магами. Даже парочка лордов имеет там сезонные резиденции. Но нас интересует только один из них — наследник третьего опального рода, лорд Стайн. Томас Энтони Стайн.

— Чем же он так интересен?

— Многим. Во-первых, то, о чем мы говорили в прошлый раз: Ликардия, заговор лордов. Лорд Томас остался в хорошем выигрыше после тех событий. До войны о нем практически не слышали и даже в собственной семье в расчет не брали, в очереди на место главы рода парень был едва ли не первый с конца. Но, когда несколько его родственников погибли во время якобы нападения на Архипелаг дарнийцев, лорд Томас вдруг сделался единственным претендентом. Хотя были и другие, но их, скажем так, попросили подвинуться.

— Попросили? И кто?

— Считаешь, многие могут позволить себе подобные просьбы? — вопросом на вопрос ответил Руби.

— Император? — догадался Фаулер. — С чего бы?

— Говорят, молодой лорд Стайн неплохо проявил себя во время войны. Почти дошел до Ликардии, кстати, и вроде бы был одним из тех, кто обратил внимание на ритуальные убийства. Предотвратить он, как ты помнишь, ничего не предотвратил, но, возможно, минимизировал в какой-то степени потери имперской армии. А заодно доказал, что никак не связан с поддерживающими заговор родственничками…

— Или попросту сдал их, — закончил Кен, поняв, куда клонит собеседник.

— Или так, — согласился тот. — Вряд ли мы узнаем. Мы ведь и о заговоре ничего не знаем — вдруг это всего лишь наши фантазии и все совпадения случайны? А что до участия императора в судьбе Томаса Стайна, для этого есть другие причины. Не может же его величество позволить любимой кузине выйти замуж за рядового лорда? Куда лучше — за главу рода, пусть даже в отдаленной перспективе.

— Любимая кузина?

— В прошлом году Стайн объявил о помолвке. Невеста — Аманда Алфорд-Дешон, дочь Лоуэлла Дешона, графа Монгери. Правда, незаконнорожденная. Ее мать была актрисой в каком-то провинциальном театре, а лорд Лоуэлл в те годы немало путешествовал по стране и страстно любил театры. И актрис… Но это уже лишние подробности. Главное, дочь он признал. Как чувствовал, что она пригодится кузену-императору, чтобы оказать честь герою войны и возвысить его род.

— Но не так чтобы большую честь и не слишком возвысить?

Уоллес Руби одобрительно хмыкнул:

— Соображаешь. Только в случае Аманды Алфорд-Дешон есть еще один нюанс. Сам в этом не копался, не моя сфера интересов, но есть информация, что леди Аманда — это Мэнди Стрекоза.


Джо прищурилась, что-то припоминая, да и Кен определенно уже слышал это имя. Но где и когда?

— Командир маленькой, но весьма активной диверсионно-разведывательной группы, — не стал испытывать его память собеседник. — Ребята во всех смыслах попили крови у противника. Работали на оккупированных территориях, а после, поговаривают, даже в Дарнию забрели и там пошумели. Но, в отличие от их операций, о самих членах группы мало что известно, кроме того что их было всего пятеро или даже четверо и руководила ими женщина с позывным «Стрекоза», а несколько раз в эфир просочилось имя — Мэнди. Поскольку информацию не рассекретили даже после окончания войны, можно сделать вывод, что группа до сих пор работает, вопрос только — где, или же имена диверсантов держат в тайне по другим причинам. Мои источники склоняются ко второму варианту. И если они не ошибаются, сложно сказать, действительно ли лорду Томасу оказали честь или же к нему приставили пожизненную охрану, дабы случайно не свернул на проторенную дядьями дорожку. Думаю, Стайн сам все это понимает, потому и тянет со свадьбой. Сначала писали, что у него проблемы со здоровьем. Вроде бы он получил ранение на фронте, но мы же помним, что на лордах все заживает как на собаках? Извини… А когда он уже перебрался из столицы в Идвер, в газетах появилась другая версия отсрочки. Романтическая. Дескать, как раз после ранения у Стайна случилось великое чувство. Девушка была то ли медсестрой, то ли доктором, он любил ее, она любила его… К слову, хороший ход: лорд и простолюдинка. Читатели любят такое, но счастливой концовки в подобном сюжете не жди. Они планировали пожениться, но чуть ли не в день свадьбы в госпиталь угодил замагиченный снаряд и девушка получила осколок с отсроченным проклятием… Слышал же про эту мерзость?

— Угу, — промычал Фаулер, обменявшись с Джо взглядами.

— В общем, она умерла у него на руках, — закончил без патетики Руби. — Проплаченная сказочка, как по мне, но состряпана с умом. Было ли в жизни Стайна что-то мало-мальски похожее, не знаю. Не успел разобраться, только статейки те нашел, но зацепиться в них не за что. Фамилию девушки, разумеется, никто не упомянул, а по имени попробуй разыщи. К тому же имя выбрали распространенное…

— Мартина?

— О, так ты это читал?

— Да. Ты сказал, я вспомнил… Сам Стайн эту историю не подтвердил, как я понимаю?

— И не опроверг, — заострил внимание на данном факте репортер. — Ни он, ни его невеста тех статей не прокомментировали. Но и не поженились до сих пор. Леди Аманда до недавнего тоже жила в Идвере и иногда появлялась с женихом на публике, а когда я связывался с идверскими знакомыми по твоим вопросам, узнал, что она уехала из города. Официально — навестить родственников в столице. А что там на самом деле и вернется ли она — никто не знает.

— Уехала? — заинтересовался Кен. — Давно?

— Нет, я же сказал, всего несколько дней как…

— Ты ее видел? Сможешь описать?

— Зачем? — подозрительно уточнил Руби. — Впрочем, все равно ведь не скажешь… А видел я ее только на фотографиях. Красотка, как раз в моем вкусе. Да и вообще красотка — лицо, фигура… Ей сейчас около тридцати, но выглядит моложе…

— Блондинка или брюнетка?

— Блондинка.

«С короткой стрижкой?» — хотел спросить Кен, но промолчал: длина и цвет волос у женщин не имеют постоянных значений. А Уоллес подвизается на военных хрониках и политических новостях, глупо ждать от него подробного описания чьей-либо внешности, все-таки не воздушный бой и не пикет на крыльце Сената…

— Понятия не имею, что ты будешь со всем этим делать, но надеюсь, я хоть немного помог, — сказал Руби, заканчивая разговор. — Правда, не представляю, в чем именно.

— Однажды расскажу, — пообещал Фаулер. — Эксклюзив по-прежнему за тобой.





ГЛАВА 22




Похолодание не было неожиданным, о приближающемся шторме говорили давно, но все же к стылой промозглости раннего утра Марти оказалась не готова. Если в первый день на свободе ей было жарко в костюме, то сегодня хотелось, чтобы юбка стала длиною до пят, а у жакета появилась меховая подбивка. Тогда не пришлось бы дрожать от холода в ожидании автобуса.

Впрочем, дрожать Марти начала раньше, чем вышла из гостиницы. Намного раньше — еще вчера, когда, сидя у Бернис и ковыряя вилкой впервые самостоятельно заказанный пирог, поняла, что все-таки поедет в лечебницу. Что бы ни ждало ее там, ответы или новые вопросы, с этим нужно разобраться как можно скорей. Тогда и поселилась в теле мелкая нервная дрожь — то ли тревога, то ли предвкушение, а может, и то и другое сразу. Тревожное предвкушение, предвкушение тревог…

Оно отпустило ненадолго, когда Марти, побродив еще по городу, вернулась в свой номер, приняла ванну и вздремнула недолго, компенсируя ранний подъем. Но уже на закате заглянул вернувшийся от сестры Адам, и беспокойство напомнило о себе.

— Добрый вечер, Мартина. Не составите мне компанию за ужином?

Он хотел поговорить. Опять. Возможно, на этот раз не скрытничал бы и объяснил что-нибудь. Но Марти уже не нужны были его объяснения, она хотела найти их сама.

— Не сегодня, простите, — извинилась она и медленно потянула, закрывая, дверь номера. — Неважно себя чувствую.

— Заболели?

— Обычное женское недомогание. Я тяжело переношу эти дни… если вы понимаете…

Адама, который показывал ей город и возил к маяку, а в архиве с восторгом заглядывал в рот «миз Гарнет», подобное объяснение отказа смутило бы. Но того Адама больше не было, а пришедший ему на смену вряд ли знал, что такое смущение. Он оглядел Марти со скепсисом и, казалось, с насмешкой, будто его позабавила ее ложь, и, перехватив этот взгляд, Марти догадалась… почти догадалась о чем-то… Почти раскрыла один из секретов, коих Адам имел в избытке… Но только почти.

— Тогда увидимся завтра, — сказал он, притворившись, что поверил ее словам. — Доброй ночи.

Была ли ночь доброй? Была. Марти уснула довольно легко, и ее не тревожили сны.

И проснулась она сразу, без будильника, которым так и не обзавелась, — но именно тогда, когда нужно, чтобы успеть привести себя в порядок и не опоздать на автобус.

Вышла из номера… Через окно. Это было странно, но отчего-то подумалось, что раз уж она тайно покидает гостиницу, то дверью пользоваться нельзя, а окно, хоть и узкое, но не настолько, чтобы невысокой и худенькой женщине в него не пролезть, да и выходило оно не на отвесную стену, а все на тот же балкон, откуда можно было выйти в общий коридор и спуститься по лестнице в холл. Но все равно странно. С чего бы ей спускаться крадучись, а после придерживать, чтобы не хлопнула, входную дверь?

Небо нависло над городом темным пологом, в котором вязли рассветные лучи. Ветер трепал волосы и норовил пробраться под одежду. Люди на остановке — их было немного, всего четверо, трое мужчин и женщина, прятавшие руки в глубоких карманах плащей, зашнурованные, застегнутые на все пуговицы, — смотрели со снисходительным сочувствием и даже для вида не возмущались, когда Марти, маленькая, но грозная в своей решимости, растолкала их, чтобы первой забраться в подъехавший наконец-то автобус.

В салоне она свернулась на сиденье, растерла озябшие плечи, отогрела дыханием пальцы, но не смогла прогнать ожившую в них дрожь. Смотрела в окно и пыталась представить, что ждет ее в конце пути. Потом — наоборот, заставляла себя не думать об этом и не строить пустых догадок.

Автобус ехал медленно. Дорога казалась бесконечной. Попутчики задремали, и только Марти, боясь пропустить свою остановку, продолжала во все глаза таращиться в окно на однообразные рощицы, неубранные поля и изредка видневшиеся вдалеке строения.