Орден бесогонов
Часть 41 из 45 Информация о книге
– Если тебе довелось хоть раз суметь увидеть бесов, то это навсегда, – торопливо бросился объяснять я. – Просто повнимательней присмотрись к физиономиям этих «фрицев», и ты легко заметишь истинные черты их морд, проступающие сквозь маски человеческих лиц. – Какого Блюхера… – начала возмущаться она, но вовремя прикусила язычок. Даша резко побледнела, у неё судорожно сжимались кулаки и дрогнули губы. Я дал сигнал Гессу: быстренько лизь её два раза, пусть успокоится девочка. Верный пёс понял меня без слов, когда надо, он бдительный и умный. Большой розовый язык щедро умыл седую внучку от подбородка до лба и обратно. Она икнула, чихнула, вытерла нос и благодарно кивнула. Работаем. Меж тем быстро, по-военному, одевшийся батюшка направо-налево раздавал приказы: – Анчутка, от подними-ка половицу, достань пулемёт-то. Ставь от его в оконце, да стёкла-то не побей! Будешь от стрелять короткими очередями, как подойдут поближе. По своим-то стрелять от сможешь? – Какие они мне свои, ваше святейшество?! – Добро же. А ты от, паря, бери винтовку внизу, там, в коробе-то, ещё с полсотни патронов от с пулями серебряными. Бей тока по офицерам, цель в лоб! Гранаты от не тронь, не стоит от из-за всякой ерунды людей по ночи зря баламутить. – Понял, отче. – Дашка? – Угу… – Курсант от Фруктовая?! – Есть, – опомнившись, вытянулась она. – Нос от вытри! И бегом марш за мной от, ползком и до дровяного сарая. Прикроете? – Так точно, – в один голос слаженно ответили я, безрогий брюнет и мой доберман. Который, впрочем, сразу добавил «гав-гав!». Типа ловко выкрутился, ага. Меж тем Анчутка так быстро вскрыл пол, словно и без того отлично знал, где и какое оружие у нас припрятано. Я помог ему вытащить станковый пулемёт Максима без щитка, две коробки с лентами, а он передал мне дореволюционную мосинскую трёхлинейку с лотком патронов. По требованию батюшки ему и седой внучке были торжественно вручены два воронёных пистолета ТТ, по-моему, сорок четвертого или сорок пятого года. – Стрелять-то, умеешь от, внученька? – Не хуже некоторых, между прочим. – Гордая курсант МЧС, задрав носик, мрачно забрала ствол. – Отметьте, я даже не спрашиваю вас, чё за хурма тут творится, но очень хочу знать: кто виноват? К моему немалому изумлению, взгляды всех присутствующих дружно сошлись на мне. И ты, Брут?! В смысле и ты, Гесс? Он радостно вывалил язык и подмигнул, конечно же он как все, он в команде, это же здорово, да? На тебе лапку! – Мы от пошли, пожалуй. – Отец Пафнутий обнял меня на прощанье, показал кулак безрогому бесу и ласково потрепал по холке пса. – Паря, продержитесь от минут пять-шесть, ну от максимум десять. А уж там-то… как говорится… не при девице будь сказано… победим их от, короче! – Но пасаран. – Дарья подняла кулак правой руки к плечу. Они ушли из дверей баньки, по-пластунски нырнув в снег, я наконец-то смог одеться, а то эта греческая тога уже несколько задолбала. Потом мы с Анчуткой погасили свет, распахнули оконце и без предупреждения дали первую очередь по фашистским оккупантам. Причём, судя по той ярости, с которой безрогий брюнет жал на гашетку, с немцами у него были личные счёты: Прощай, Люсия! Грустить не надо. О белла, чао, белла, чао, белла, чао-чао-чао! Я чёрной ночью уйду с отрядом Венесуэльских партизан! На фронте трудно, я это знаю. О белла, чао, белла, чао, белла, чао-чао-чао! Но за свободу не умирают, Мы будем биться до конца! Ему вторил старенький «максим», набирающий голос, и грозные линии пуль буквально скосили первые ряды. Немцы залегли, но мне казалось, что их ряды только прибывают. Стройный высокий офицер СС в надвинутой на лоб фуражке что-то крикнул на немецком, взмахнув вальтером, и на этом моменте подставился под мою пулю. Одним меньше… В условиях реальных боевых действий профессиональный тандем снайпера и пулемётчика почти непобедим. Один накрывает огненным ливнем широкие площади, другой точечно достаёт уцелевшего противника. Схема старая, проверена ещё, Декарт мне в печень, со времён Англо-бурской войны. Там и тогда это срабатывало, да и в условиях наших последних кавказских войн этот дуэт зарекомендовал себя вполне успешно. – Ахтунг, ахтунг! – раздалось под ночным небом над снежной скатертью двора. – Русишь пастор Паффнутий, унд монашек-партизанен Фиедька, унд либ доберман Гесс, виходить по одному! Немецкое командование гарантирует вам всем горячий пища, холодный водка, толстый баба, европейский свобода! Вам есть сезонный работа в Германии на благо Третий рейх, сбор вишня и черешня. Арбайт унд дисциплинен! Аусвайс и дойчен марки! Я? Я, я! – Дас ист фантастиш, – на автомате продолжил я, отчего Анчутука, дрогнув, поднял на меня круглые глаза по царскому пятаку. – Чего? Просто вспомнилось, я не предатель, не парься! – Верю, мон ами, доверяй, но проверяй. – Тогда просто валим их всех, чего ждать-то, психологической атаки в лоб? – Ты про советский фильм «Чапаев»? – Да. – Не про современный сериал «Страсти по Чапаю» с кучей странных тёток? – Нет. – Ну тогда заправляем вторую ленту. Мы улыбнулись друг другу. Пулемёт вновь ожил, теперь разразившись так называемой штопкой. Это когда пули ложатся не в упор, а сверху, нахлёстом, тем не менее гарантированно накрывая цель. Якобы этот метод стрельбы изобрели русские офицеры во время Первой мировой, что было особенно актуально в условиях затяжной окопной войны. И пусть у нас во дворе никаких окопов, само собой, не было, тем не менее атака противника захлебнулась, из активной фазы переходя в скучно-позиционную. Вот так вот, гады… Помнится, на фронтах той же Первой мировой войны подобное вот окопное противостояние могло длиться часами, днями, неделями и кое-где даже месяцами. Они там даже брататься успевали, пить вместе, обговаривая время атак, артиллерийских обстрелов и всё такое прочее. Лишь бы не причинить вреда друг другу. Да на фиг кому вообще упёрлось умирать за кайзера или царя?! – Боюсь, нам на такую роскошь не приходится рассчитывать. Они явно намерены взять нас штурмом! – Ты о чём, амиго? – Ложись! – успел крикнуть я, одновременно склоняя носами в пол любопытные головы Анчутки и Гесса. Брошенная граната рванула буквально в двух шагах от оконца баньки, разнеся стёкла вдребезги. Нас троих осыпало мелкими осколками, абсолютно никому не улучшив настроения. Даже мой доберман обиделся, хотя он первый воспринимает любую драку как игру. Когда гул в ушах на минуточку стих, я осторожно выглянул во двор. Немцы всё так же лежали стройными рядами, по десять – двадцать «зольдатен унд официрен», выставив шмайсеры и штурмовые винтовки в нашу сторону. Все ждали команды к атаке. – Если они резко пойдут строем по флангам, то нам не устоять, – честно предупредил я сурово склонившегося у прицела беса. – Я их всех кусь? – с безрассудной отвагой бодро предложил мой пёс. В ответ лишь секунда выразительного молчания. Видимо, мы с безрогим брюнетом и так были достаточно красноречивы. – Нет вам лапки, – обиделся он и улёгся под стол лакать воду из миски. – Я перед тобой обязательно извинюсь, но можно чуточку позже? – вежливо попросил я, вскидывая винтовку в стрельбе с колена. Старая трёхлинейка на этот раз неожиданно тяжело дала отдачу в плечо, но тем не менее уже второй фашистский командир начал удивлённо проверять пальцем глубину дырки во лбу. Не сомневайтесь, унтер офицерик, прошило насквозь! – Браво, мон ами, – сдержанно похвалил меня Анчутка, коротким яростным прицельным огнём не давая прочим гитлеровцам даже шанса поднять голову. Вообще-то нормального чёрта одной серебряной пулей нипочём не завалишь, проверено на собственном опыте, эта нечисть рогатая может и с шестью пулями в башке перегрызть горло любому человеку, а потом вернуться на лечение в пекло, как в санаторий. Поэтому считается, что опытные бесогоны с чертями в драке не вяжутся, выхлоп минимальный, а проблем огребешь столько, что весь остаток жизни только на лекарства работать. И то если очень повезёт. – Слева заходит гад с гранатой, тормознёшь? – попросил безрогий красавчик. Я выстрелил навскидку, целя не в голову или грудь, а конкретно в кисть руки. Граната упала в снег и взорвалась под ногами героя Германии. Судя по воплю, чего-то там крайне важное ему всё-таки задело или оторвало. А глядя на то, как он высокими балетными прыжками умёлся с нашего двора, этот чертяка сделает себе карьеру как хороший танцор у того же Цискаридзе. – А ты весьма опасный тип, амиго. Не хотел бы я, чтоб ты застал меня в Париже со своей любовницей. – У меня нет любовницы. – С Мартой? Я молча направил ему ствол трёхлинейки между ног. – Тео, не надо, – неожиданно вступился Гесс. – Давай лучше я сам его кусь? Бедный бес на секунду потерял голос, потом покрыл нас обоих матом и вновь нажал на гашетку. Пулемёт вновь заплевал свинцом всю территорию. Тем не менее, несмотря ни на что, черти во дворе продолжали прибывать. Как бы героически мы ни оборонялись в маленькой баньке, рано или поздно они подползут поближе и просто сожгут нас фаустпатронами. Это лишь банальный вопрос времени, ничего личного, никакого паникёрства, провокаций или героизма. Мне не раз приходилось бывать в подобных ситуациях в горах, и, если бы не своевременное покрытие поляны дальнобойной артиллерией или успешный вылет трёх-четырёх «вертушек», всю роту можно было бы хоронить как павших смертью храбрых. По крайней мере, на моей памяти именно так объясняли какую угодно смерть любого погибшего горе-солдатика. Подорвался на своей же мине, случайно попал под колёса нашей же бронемашины, повесился из-за измены любимой девушки, перепил ворованного у медиков спирта и упал в пропасть, выдернул чеку гранаты и ждал как дурак девять секунд, и всё такое прочее. В любом случае родственникам всегда и по-любому напишут: «Пал смертью храбрых во время исполнения служебной задачи, боевого долга перед Родиной, Отечеством и всем народом России. Помним, скорбим, чтим! Возможно, так суждено сгинуть и нам…» – Право, амиго! На два часа. – Есть. Принял. Снял. – Лево, на двадцать три. – Есть. – Прямо, слева, справа, на час, пять, восемь! И я тебя лизь!