Опоздавшие

День матери! Очередная выдумка американцев, которые вечно хотят чего-нибудь новенького, в отличие от ирландцев, предпочитающих, чтоб всё оставалось, как было спокон веку. По рядам передали корзины с белыми гвоздиками, чтобы каждая мать взяла себе цветок. Когда корзина добралась до Брайди, рука ее застыла над ароматной пеной белых лепестков…

– Матери владеют тайнами, непостижимыми для мужчин! – с амвона гудел священник.

Брайди всё не могла расстаться с корзиной, которую, наконец, сосед деликатно высвободил из ее рук и передал сидевшей рядом монахине, а та отправила дальше.

В соседе Брайди узнала Оскара Энгеля, кучера-немца Холлингвортов. Почему он здесь? Разве он католик? После службы кучер предложил подвезти ее до дома, но Брайди досадливо отказалась от непрошеной любезности.





16

Брайди




Веллингтон, Коннектикут

Июнь, 1909



Утро в кухне. Пользуясь лопаточкой, Нетти уже перекладывала пирожки со сковородки на серебряное блюдо. Брайди поспела вовремя, чтобы поставить его на поднос, рядом пристроить кувшинчик с кленовым сиропом и четыре невысоких стакана сока (два с апельсиновым, два со сливовым), пройти через кладовую и узким коридором добраться до распашных дверей, что вели в столовую. Почти все семейство уже было в сборе: Сара, Бенно, Ханна и мистер Холлингворт. Рейчел к завтраку выходила редко, предпочитая около полудня звонком вызвать Брайди и откушать в постели.

Бенно о чем-то возбужденно говорил, потрясая утренней газетой. Казалось, голос его стал еще басовитее за те шесть недель, что Брайди провела в доме. Ровесник Тома, которому тоже исполнилось бы восемнадцать, он имел вид взрослого лощеного мужчины. Может, оттого, что носил представительный костюм-тройку. Каждые каникулы он работал на фабрике Холлингвортов, готовясь к тому дню, когда примет ее под управление.

– Но почему не приобрести «Гачо», отец? – горячился Бенно. – На дворе 1909-й! Зачем жить, как в начале прошлого века?

Что еще за Гачо? – подумала Брайди, изнывая от желания вытереть струйку пота, сбегавшую по спине. Здешние старожилы не припоминали такого июньского пекла.

– Это «очаг» задом наперед. – Бенно ткнул пальцем в рекламу. – Он гонит холод вместо тепла!

– Кэнфилды его уже купили, – вставила Сара.

– Никчемная блажь, – сказал мистер Холлингворт, не отрывая глаз от страницы с биржевыми новостями. – Мистер Хейден говорит, этой штуковине требуется прорва льда. – Он взглянул на Брайди с подносом: – Ну что, вы настроены взять урок плавания, мисс Моллой?

В доме все называли ее по имени, и только мистер Холлингворт обращался так официально. Пускай, он же человек прошлого века, думала Брайди, хоть и сама родилась в предыдущем столетии. Однако девяностые годы, когда уже начались перемены, ей казались скорее началом нового века, нежели концом старого, этакой прелюдией симфонии.

– Всенепременно, – ответила Брайди. Правда, она жутко боялась воды и сердце ее частило от одного только слова «плавание». Однако мистер Холлингворт требовал, чтоб в его доме все умели держаться на воде.





* * *


Еще раньше Сара объяснила, что так на него повлияла смерть утонувшего сына. Однажды Брайди подавала ланч семейству, и тут случайно выяснилось, что она не умеет плавать. Это удивило всех без исключения: как так, она же выросла на берегу моря?

Вот этак Брайди познакомилась с американским восприятием ирландцев: все они там, в своей Ирландии, поголовно живут у моря. Она не стала утомлять Холлингвортов рассказом о том, что от Килконли до залива Голуэй полдня пути, да и то в повозке, а местное озеро захватили рыбаки, не желавшие, чтобы кто-то своим бултыханьем распугивал их пропитание. Брайди на всю жизнь запомнила охвативший ее ужас, когда в три года вывалилась из лодки и уже хлебнула темной воды, сомкнувшейся над головой, но сильные отцовские руки схватили ее и вытащили на свет божий. Какое счастье было вновь увидеть голубое небо и папу, от которого несло виски.





* * *


Нетти показала фото утонувшего мальчика. В библиотеке она обучала Брайди, как стирать пыль со стеклянного купола, укрывавшего восковые цветы на каминной полке. Рядом стояла складная медная рамка, Нетти ее раскрыла. В одной ее половинке под стеклянным пузырем хранился темный локон, в другой была фотография мальчика и девочки.

– Это Сара, – сказала Нетти.

В облике девочки, одетой в платье с фестонами и рюшами, Брайди распознала знакомые черты. Девочка держала за руку малыша в белом костюмчике. Она стояла, а мальчик сидел в большом черном кресле, в котором выглядел совсем крохой. В позе его было что-то странное.

– Он мертвый, – прошептала Нетти. – Фотографа позвали уже потом. Мать не соглашалась предать его земле, пока не получит хоть какую-то память о нем.

Брайди ошпарило ужасом, который вдруг сменился сожалением, что у нее нет фотографии Тома, пусть даже мертвого. Это было бы утешением, а то вот минул год, и она, страшно сказать, уже почти не помнит синевы его глаз.






* * *


Брайди сильно сокрушалась, что не с кем поговорить о Томе и малыше. Нетти, наверное, ее поняла бы. У нее доброе сердце. Хоть на десять лет старше, не была замужем и бездетна, она понимает, что к чему. Но беда в том, что она болтушка. Пожалуй, доверить ей секрет всё одно что дунуть на одуванчик, который вмиг разнесет семена тайны молочнику, торговцу льдом, зеленщику (что сейчас с коробкой протискивался через сетчатую дверь кухни), и тогда весь город осудит Холлингвортов, взявших в услужение этакую девицу – мало что ирландку, так еще и шлюху. (Нетти говорила, к ирландцам здесь относятся с подозрением.) Молва дойдет до мистера Холлингворта, и что он подумает о той, кого взял в дом, уступив просьбам дочери? Страшно представить.

И с Сарой не поговорить по-настоящему. Пусть на пять лет старше и образованная, тягот жизни она не знает. Сперва больше всего боялась, что младшая сестра Рейчел выйдет замуж раньше нее. Но вот свадьба с Эдмундом назначена на июнь следующего года, так теперь она паникует из-за кометы Галлея, которая, говорят, в мае врежется в Землю, чем нарушит все планы на супружество.

Однажды вечером они вдвоем готовили Сарино приданое. Вдруг Сара выронила крючок, которым плела кружево, кровь бросилась ей в лицо.

– Если комета отравит нас своим газом, что толку в этих салфеточках? – вскричала она.

Брайди как могла ее успокоила, но сама подумала, что для нее, наверное, было бы благом сгинуть в пламени кометы, лишь бы сынок ее уцелел. И еще мысленно помолилась, чтоб родные ее купили разрекламированные пилюли, спасающие от ядовитых газов небесного тела.





17

Брайди




Холлингвуд

Июнь, 1910



Знай Брайди о кошмарной американской традиции выставлять свадебные подарки, словно товары в витрине, заподозри она хоть на секунду, что из спальни вынесут кровать, комоды, книжные полки и поставят столы, застеленные скатертями и украшенные цветами, дабы создать выгодный фон для даров, предположи она, что каждое подношение снабдят карточкой, на которой витиеватым почерком жены хозяина писчебумажного магазина, славящейся своей каллиграфией, будет означено имя дарителя, то свой подарок преподнесла бы уже после свадьбы.

Сара сказала, ей претит старомодный мещанский обычай демонстрировать дары, но незаметно убрать их не могла, поскольку всякого гостя препровождали в спальню на обзорную экскурсию.

Чтобы освободить комнату, ушло целое утро. Брайди снимала книги с полок и укладывала их в коробки, которые Оскар и наемные грузчики относили в сарай. Рабочие сделали много ходок, а потом еще намучились с тяжелой мебелью, пока протаскивали ее сквозь двери и спускали по узкой лестнице, маневрируя, чтобы не отбить лепные карнизы.

Когда они ушли, Брайди задержалась в пустой и оттого гулкой комнате, представляя себя ее хозяйкой, которая оглядывает свои владения, прежде чем взяться за уборку.





* * *


– Брайди, отведи Дакси наверх, пусть всё быстренько посмотрит, хорошо? – попросила Сара.

Остальные девушки уже сидели за столом, накрытым к обеду для подружек невесты, а вот Дакси опоздала. Светленькая, худенькая, она смахивала на суетливую птичку, которой на всё про всё времени отпущено меньше, чем другим. Часто так оно и было, но лишь по ее собственной вине. Известная копуша, она всегда и всюду опаздывала. Хозяек это бесило, и оттого в приглашениях, адресованных ей, они нарочно указывали начало мероприятия на час раньше. Так поступила и Сара, вот почему Дакси поспела к супу. Но она упросила сперва показать ей подарки – видимо, для того, чтобы затем поучаствовать в их застольном обсуждении.

Приняв ее шляпку и парасоль, Брайди положила их на банкетку к прочим головным уборам и зонтам и повела гостью наверх. Неспешно поднимаясь по винтовой лестнице, она спиной чувствовала нетерпение Дакси.

Брайди трепетала перед этой комнатой, излучавшей сияние, от которого даже в сумрачном коридоре как будто становилось светлее.

Пустая, она казалась просторной. А сейчас была тесно заставлена фарфором, полированными шкатулками, гравюрами в золоченых рамах, турецкими коврами в скатках, слегка развернутыми, дабы виднелись яркое шитье и золотая бахрома. И бессчетно столового серебра! Брайди знать не знала о существовании блюдец для фрикаделек и вилок для устриц, щипчиков для спаржи и мешалок для шоколада, ложечек для бульона и еще таких, с длинной рукояткой и дырочкой в лопасти, чтоб стекал маринад маслин. Дакси преподнесла набор серебряных вилок для ягод.

Здесь же был выставлен подарок Брайди, гадкий утенок в лебединой стае. Над ним она работала по ночам, при свете маленькой керосиновой лампы на прикроватной тумбочке. Мисс Бригита Моллой, обвиняла надпись на карточке. Буквы «М» и «Б» как будто вопили. Брайди надеялась, ее подарок останется незамеченным, но…

– Какая прелестная вещица! – сказала Дакси и рукой в перчатке взяла (о господи!) скромную кружевную салфетку.

Жаль, она была связана крючком, а не иглой, позволяющей через тысячи стежков сочинить хитроумные узоры, которым на своих уроках обучила сестра Гортензия. Да вот беда, не было льняной нити, только хлопковая, пришлось вязать стальным крючком. Эта долгая кропотливая работа выражала благодарность, для которой не находилось слов.

– Где ты ее раздобыла? – спросила Дакси, разглядывая ажурный узор на просвет. Восторг ее показался неумеренным, когда, получив ответ, она воскликнула: – Сама?!

Но, как ни странно, Брайди удостоилась похвал и других девушек, когда, стараясь не греметь подносом, убирала со стола ушастые миски и подавала устрицы в соусе, салат из лобстера и треугольные сэндвичи с оливками.

Позже рукоделие, которому Брайди обучилась у монахинь, считавших, что им непременно должна овладеть всякая женщина, стало для нее источником денег на булавки. По городу разошлась слава: она почти задаром сотворит то, что на Дамской миле стоит бешеных денег.





18

Сара