Оленьи сказки

В голове у Йонаса никак не укладывалось услышанное. И дело было даже не в возможных намерениях короля. Нет, будоражило Йонаса другое: он всегда считал пропавшую принцессу погибшей. Разве могла маленькая девочка, даже если она и сбежала из замка, выжить в одиночку? Да и всем было известно: ни одна живая душа не вышла за ворота в ту ночь. Но теперь все изменилось. Ведьма. Как Йонас мог не подумать о ведьме?

Йонас, как никто другой, был уверен в том, что ведьмы существуют. Он своими глазами видел, как старуха обратила в белку мальчишку, который воровал яблоки из ее сада. И пусть никто не верил ему, а мальчишка через несколько дней вернулся человеком и отказывался сознаваться, Йонас знал: ему не привиделось. И что мешало ведьме и в ту роковую ночь выпустить принцессу из замка ласточкой или воробьем?

И вновь идея, которую он давно оставил как безнадежную, загорелась в его сознании. Он мог вернуть принцессу домой. За это король, конечно же, щедро наградил бы Йонаса. Может, даже сделал бы его герцогом, и тогда никто не посмел бы вспомнить о его прошлом. Он стал бы героем, а героям положена только слава. И, быть может, все невзгоды вели его именно к этому? Йонас мечтательно улыбнулся.

С небес на землю его вернул резкий взрыв хохота. Он вновь прислушался к компании, надеясь уловить еще какую-нибудь зацепку.

– Ну ладно, оставим споры, я могу вам рассказать такую байку из замка, что вы все лопнете от смеха. Вы слышали про принца?

Йонас почувствовал, как внутри резко похолодело. Он вскочил и едва не уронил стол. Пусть на него обернулась почти вся таверна – историю про принца он знал слишком хорошо, чтобы слушать ее еще раз.





Яркое солнце, отражаясь в окнах, слепило глаза. Арунас зажмурился лишь на мгновение и едва не пропустил удар. Гантарас, пусть и не был мастером клинка, двигался ловко и быстро. Он никогда не придерживался определенной тактики, стараясь измотать, а после обезоружить неожиданным выпадом.

Арунас тяжело дышал. Воспользовавшись небольшим замешательством, он отер со лба пот. Соленые капли попадали в глаза, заставляя щуриться, а ему требовалось все внимание. Будучи от природы выше и сильнее, он мог рассчитывать на легкую победу, но для этого должен был выбрать подходящий момент.

– Если ты устал, можешь сдаться!

Гантарас довольно улыбался. Влажные кудри липли к лицу, ноздри часто раздувались.

– Только не сегодня. Не могу же я опозориться перед будущей женой.

Арунас сделал резкий выпад, но Гантарас сумел уклониться и, почти танцуя, оказался у него за спиной.

– Не волнуйся об этом. Любая мечтает выйти за будущего короля. Слышал бы ты, как по тебе вздыхают дамы на балу.

Арунас смущенно отступил. Он замечал взгляды, обращенные в его сторону, но ему казалось, юные красавицы смеются над ним. Высокий и рослый, с копной каштановых волос, он напоминал себе медведя – косолапого и неловкого.

– Ты путаешь меня с собой. Ведь именно тебе не отказывает в танце ни одна красавица.

– Только потому, что я не наступаю им на ноги.

Гантарас встряхнул головой и, довольный собой, пропустил удар. Арунас приставил лезвие к шее брата.

– Кажется, мне будет чем похвастаться перед Юра́те. – Он широко улыбнулся. Заморская красавица с бледной кожей и нежной россыпью веснушек на лице и плечах заслуживала побед.

– Ошибаешься.

Гантарас посмотрел вниз, и Арунас, последовав за его взглядом, заметил клинок, приставленный к животу.

– Но так нечестно! – почти обиженно воскликнул Арунас.

Правила поединка не подразумевали использование клинков.

– То, что ты старше и сильнее, тоже нечестно. И все же я победил.

Гантарас всегда был хитрецом. Арунас фыркнул и дружески толкнул брата в плечо. Он не хотел бы оказаться на месте его настоящего противника.





Глава 3

Ожившая легенда




Сквозь пелену тумана она с трудом могла разглядеть собственные руки. Бледно-серая дымка струилась и заполняла все пространство. Сердце учащенно стучало. Она осторожно шагала вперед, озираясь на мелькающие то тут, то там тени. Влажный сгустившийся воздух поглощал все звуки, но она отчетливо чувствовала запах. Свежий и одновременно яркий и терпкий, он щекотал нос с каждым легким дуновением ветра. Мягкий ковер под ногами приятно покалывал стопы.

Восторг и трепет смешались внутри, и она точно знала, что должна быть здесь. Внезапно в торжественную тишину вплелся голос. Нежный, глубокий, сливающийся с туманом и обволакивающий все вокруг. Кто-то звал ее, она чувствовала это, пусть и не могла разобрать слов. Голос был ей знаком. Она зажмурилась, изо всех сил стараясь вспомнить…



– Олененок!

От внезапного громкого звука она вздрогнула и резко открыла глаза. Олененок потерла глаза и растерянно проморгалась, прежде чем сумела осмысленно посмотреть на Руту.

– Сколько можно спать? Я успела подоить козу, сходить в лес и переписать пару страниц. Может, ты действительно принцесса? – Она старалась говорить строго и смотреть осуждающе, но всерьез ругаться на Олененка не могла.


– Так и есть! – Она нахмурилась и хотела добавить еще что-то, но вместо этого не сдержалась и зевнула.

Рута улыбнулась и окончательно растаяла. За Олененком было трудно наблюдать без улыбки: тонконогая, веснушчатая, с огромными карими глазами, она никогда не сидела на месте. Все вокруг казалось ей интересным, будь то скрипучая постель, на которой она с удовольствием прыгала, чтобы слушать звук снова и снова, или даже графин, гранями которого можно было ловить солнечные лучи и пускать их плясать по всей комнате.

Олененок, казалось, жила в совершенно ином мире, где не было места проблемам, заботам или грусти, и это Руте нравилось в ней больше всего. Одним своим присутствием она согревала дом, а ее неутомимости могли позавидовать белки и кролики в лесу.

– Рута, я хочу есть!

Рута задумалась лишь на пару минут, а звонкий голос раздавался уже из кухни. Олененок сбежала из постели, завернувшись в простынь, и в любом другом случае Рута отругала бы за такое, но она пришла к ней обнаженной, ничуть этого не стесняясь, так что приучить ее надевать на себя хоть что-то было уже достижением.

– Я оставила тебе кувшин молока и хлеба с вареньем, они на сто… – начала было Рута, но, заметив молочные усы над тонкими губами, прервалась на полуслове.

– Очень вкусно, но я хочу еще. – Олененок облизнулась и выжидающе посмотрела.

Рута только вздохнула. Она не переставала удивляться тому, как столь хрупкая девушка могла за пару дней съедать целый котелок каши или оставлять лишь крошки от пирогов. Порой Руте казалось, что даже ее сбережений не хватит на то, чтобы прокормить гостью. Выручала только коза, которую она купила вместо новой шубы. Старая, пусть и почти не хранила тепло, по крайней мере не смотрела на нее жалобными голодными глазами.

Самым сытным в доме Руты было мясо, его ей приносили заглядывавшие в гости охотники, но на него Олененок отказывалась даже смотреть. Как, впрочем, и на самих охотников. Они пугали ее, и в день знакомства она так и не позволила Руте открыть дверь, расплакавшись и спрятавшись за большой спинкой стула.

В этом Рута могла ее понять. Наверняка, будь она оленем, она бы тоже не жаждала встреч с охотниками и уж точно не находила бы их привлекательными. Не понимала она другого: кто такая Олененок и откуда взялась. В магию Рута не верила никогда; пусть многие за глаза и называли ее лесной ведьмой, она точно знала: все дело в свойствах трав или коры, но никак не в заговорах старух.

И сейчас убеждения заводили ее в тупик. Олененок бегала по дому, ела, разговаривала и рушила привычный мир Руты одним своим существованием. Сколько она ни пыталась добиться от нее хоть чего-то, в ответ получала лишь растерянный взгляд. Олененок серьезно задумывалась, посасывала палец и с блеском в глазах выдавала только одно: она принцесса.

Принцесса и больше ничего. Олененок не знала ни своего имени, ни возраста, даже назвать дату не смогла, лишь нахмурилась и предположила, что стоит осень, ведь за окном в то время лил дождь. Рута терялась все больше и больше, но спросить совета у людей не могла, а лес молчаливо хранил свои тайны.

– Рута, а можно у тебя спросить?

Олененок вытерла ладонью лицо и с ногами забралась на стул, обняв колени.

– Я слушаю.

– Откуда ты знаешь мое прозвище?

– Прозвище? – Рута приподняла бровь, не до конца понимая, о чем речь.

– Да, ты называешь меня Олененком. – Она задумчиво прикусила губу и опустила взгляд. – Я помню, что так меня называли раньше. И если ты тоже, может, ты знаешь моих родителей?

Она подняла голову и с надеждой посмотрела на Руту – внутри у той все сжалось. Ей не хотелось ранить Олененка. Такая нежная и наивная, она искренне верила во все услышанное, и любые неосторожные слова могли причинить ей боль. Рута старалась защитить ее от мысли о том, что ее бросили. Слишком хорошо она сама помнила это раздирающее изнутри ощущение ненужности.

– Все может быть, Олененок. – Рута подошла и потрепала девушку по волосам.

Съежившаяся и взъерошенная после ночи, она была похожа на лесного зверька, но, в отличие от них, никогда не отказывалась от ласки.

– Рута, но ведь они должны искать меня, да? Они же любят меня, значит… – Вечно звонкий и задорный голос сейчас звучал непривычно робко. Непрошеные мысли, хотела Рута того или нет, настигали Олененка.

– Я тебя люблю, – прервала ее Рута и, следуя внезапному порыву, крепко обняла. – Можешь ни о чем не беспокоиться. Или тебе не нравится у меня?

– Очень нравится. – Олененок прижалась к ней и уткнулась носом в ее шею.

– Даже очень? – Рута поднялась и хитро прищурилась. – Так ты никогда от меня не уйдешь. Непорядок, а не пора ли тебе купаться?

Олененок широко распахнула глаза, и Рута заметила, как она сжала ладони и вытянулась, словно струна, – готовясь сорваться с места в любой момент. Небольшая темная пристройка, которая служила баней, не нравилась Олененку, а необходимость мыть длинные волосы и вовсе приводила в ужас.

Но больше, чем полутьма, слишком горячая или холодная – как казалось Олененку – вода, банный веник и пауки, ее пугало зеркало, перед которым Рута расчесывала ее после купания. Когда Олененок впервые увидела свое отражение, она отшатнулась и, не решаясь снова взглянуть, спросила у Руты, кто был там, по другую сторону.

Рута смутилась: гроза, ночной гость, внезапно оказавшийся не тем, кем выглядел, – после этого она ожидала худшего. Но когда сама заглянула в зеркало и увидела лишь привычное для себя отражение, она поняла, что дело было в мыслях Олененка. По какой-то причине собственное тело казалось ей незнакомым. Иногда она разглядывала тонкие длинные пальцы или оглаживала ноги, словно изучая себя. В такие моменты Олененок выглядела смущенной и потерянной, и Руте хотелось помочь, но все, что она могла, – наблюдать.

– Х-холодная, – дрожащим голосом пролепетала Олененок и, съежившись, обняла себя руками, закрываясь от мочалки.

Рута покачала головой: угодить капризной гостье было невозможно. Несмотря на то, что она специально вымачивала кору липы несколько месяцев и с особой осторожностью срезала грубый верхний слой, Олененку тереться ей не нравилось.

– Хорошо, а что, если мы немного поиграем?

Олененок выпрямилась и с интересом уставилась на Руту. Недовольство сменилось предвкушением: она слегка приоткрыла рот.

– Во что?

– Помнишь, вчера я читала тебе сказку про потерянную принцессу? – вкрадчиво начала Рута.

– Да, она прямо как я! – В глазах Олененка заиграли блики от свечей.

– Тогда ты помнишь, что ее не могли узнать из-за того, что она вымазалась на кухне?

– Да-а.

– Давай представим, что и ты потерянная принцесса, но только нужно поскорее тебя отмыть, иначе упустишь свое счастье.