Обрыв

— Тыыы, — выдыхаю, — трахни меня тыыы… пожалуйста.

Закатывая глаза и проводя руками по груди. Я этот щелчок услышала сама. Словно воздух взорвался. Макс приподнялся с рыком, сдавил мои бедра, дергая меня к себе, зарываясь лицом между моими грудями, и хрипло застонал:

— Твою мать, Дарина…

Закричала, чувствуя, как схватил за бедра и начал сильно и жестко насаживать на себя. Резкими рывками. Быстро, настолько сильно и быстро, что меня выгибает назад и я захлебываюсь стонами, ощутив его рот на своем соске. Оргазм взрывается огненной вспышкой внизу живота, обвивая все тело, и я бьюсь на нем, как в агонии, судорожно сжимая его член стенками лона. Извиваясь, крича его имя. Скорее беззвучно… открывая рот и хватая воздух. Не отпуская его бешеный, дикий взгляд. Кончая под него долго и жадно. И тут же услышала, как громко застонал он сам, как сильнее и жестче насадил на свою плоть, как горячими струями излился внутри. Прикрыла пьяные глаза и смотрела из-под дрожащих ресниц, как исказилось его лицо в момент оргазма. Пожирала этот оскал взглядом и ощущала, как скручивает изнутри, словно обожженная смертельным ядом. Знать, что он меня хочет. Знать, что горит так же, как и я.

Рука Максима сильнее сжала мои бедра, и я услышала сдавленный хриплый стон, он ударил по венам, как инъекция героина, мгновенно опьяняя триумфом и мазохистским удовольствием.

Муж разжал пальцы, давая наконец свободу, и я увидела, как он запрокинул голову на спинку кресла, еще подрагивает после оргазма, глаза полузакрыты.

— Свободна, — не открывая глаз, спихивая с себя, — молодец.

Лениво приоткрыл глаза, застегнул штаны и потянулся к сотовому, мне сделал знак рукой, чтоб убиралась. Встал с кресла и пошел к окну, раздвигая шторы и поворачиваясь ко мне спиной.

Я выскочила из его кабинета. Грязная, униженная, с мокрыми от его семени бедрами. Верно, зачем бить и насиловать, если можно вот так унизить. Можно показать мое место и дать почувствовать себя шлюхой. От обиды по щекам катились слезы…

На секунду мне захотелось, чтобы все умерли в тот день: чужая женщина, ее ребенок. Да просто все. А я снова завоевала доверие своего мужа… вернула его нежность… вернула того мужчину, который дарил мне свою любовь.

Но это было невозможно. Время не поворачивается обратно, оно неумолимо бежит вперед, оставляя наши ошибки в прошлом и утаскивая их жестокие последствия в будущее. И это ничем не изменить.





ГЛАВА 9. Дарина




То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом состоит романтика и идиотизм человеческой жизни.

(с) Ремарк



Прошла неделя, как мы прилетели в Прагу, а мне кажется, что целая вечность. Оказывается, у нас здесь есть огромный красивый дом, больше похожий на замок или викторианскую крепость, он полон обслуги и охраны. Бесконечные коридоры, шикарные комнаты, веранды и балконы. Я могла бы восхищаться окружающей роскошью, но я словно попала в лабиринт без выхода. Лабиринт, в котором я просто маленькая ничтожная кукла, окруженная вниманием обслуги, и такая одинокая. Свободная, но в тот же момент скованная по рукам и ногам. Моя жизнь за последние месяцы изменялась настолько стремительно, что я уже не знала, в какой момент мне ждать очередного удара. Мои эмоции, чувства, мечты — все стало иным и все крутилось только вокруг моего мужа.

Чем больше он от меня отдалялся, тем сильнее меня тянуло к нему. С яростной силой, с диким унизительным безумством. Я тосковала по его прикосновениям, по его взгляду, по его улыбке. Меня ломало. Даже по его так раздражающему меня ранее слову "малыш". Понимала, что все это я держала в своих руках и потеряла нелепо, по собственной глупости. Максим был рядом и в тот же момент стал настолько недосягаемым, что мне казалось, мы и не были никогда с ним близки. Чужие люди. Совершенно. И в его глазах ледяная бездна безразличия. И если я сделаю шаг к нему навстречу, я неминуемо сломаю шею, там, на дне его синих холодных глаз. Разобьюсь насмерть об осколки его безразличия. Я даже не представляла, насколько близка к истине.

И пока что просто чудом не наступила на острые края этих самых осколков и не порезалась в мясо. И мое тело, моя душа, она жаждала вернуть то, что было. Жаждала его. У меня элементарная ломка, как у наркомана, которого насильно сдернули с иглы. На которую сами и подсадили. И пути обратно нет совершенно. Я накрепко сижу на этом личном сорте смертельного яда. И без новой дозы я просто живой труп. Подобие человека, личности и самой себя. Это ужасно на самом деле. Неужели так было и раньше? Кто ты, Максим Воронов, ты разве не человек? Почему моя любовь к тебе настолько страшная, что я сама ее боюсь?

Это как болезненное озарение. Я хочу его ласки, я жажду его взгляда, я согласна даже на грубость. Только пусть заметит, что я рядом. Просто посмотрит на меня. Один раз. Неужели в нем ничего не осталось? Совершенно ни одной эмоции ко мне? Пусть наказывает, но не равнодушием. Мне больно, черт возьми. Но кому это интересно? Точно не моему мужу, который занят встречами с партнерами, светскими вечеринками, ночными поездками за город. Без меня. Мои желания обернулись моим же наказанием. Словно все обернулось против меня. Я хотела, чтобы он оставил меня в покое, и он оставил в тот самый момент, когда я уже жаждала его присутствия. Не просто жаждала, я без него задыхалась… Оказывается, можно дышать присутствием человека и начать задыхаться, когда его нет рядом.

Я ожидала жестокости, физического насилия, да чего угодно, но не ожидала холодного безразличия. Оказывается, это гораздо больнее, это невыносимо, от этого хочется выть и кусать губы до крови. Быть для него всем и стать никем. Пустым местом. Просто женщиной с его фамилией, которой посчастливилось родить от него ребенка, женщиной, которая оступилась и упала, а обратно ей уже не подняться. Потому что он не позволит. Такие, как Максим, не умеют прощать. Они мстят безжалостно и долго, мстят опустошая, выворачивая наизнанку. А я хотела поговорить, я хотела объяснить, чтобы он понял почему, но ему не важно. Нет никаких "почему", есть голые факты. Я посмела поступить по-своему, я предала, я лгала. Зачем? По какой причине? Это не имело никакого значения. Моему мужу наплевать на причины. Для таких, как он, есть черное и белое… Нет, черное и серое. Белого не бывает. А точнее, была я, в прошлой жизни. Так мне говорили, так я чувствовала, но я уже не та.

На мои просьбы о встрече мне отвечали, что он занят, на мои мольбы поговорить, переданные через его секретаря, мне говорили, что Максим сейчас не может ответить, он говорит по второй линии. Мои попытки прорваться сквозь стену его молчаливой охраны заканчивались тем, что меня просто насильно выставляли за дверь его апартаментов. Бесконечные банкеты превратились в пытку, в утонченное издевательство, в игру. Я стояла рядом с ним, держала его под руку, я улыбалась репортерам и его деловым партнерам, но я никогда не удостаивалась даже взгляда. Меня не существовало. Я умерла для него. Меня отсылали в свою комнату после торжественной части, и дальше я могла лишь слышать их голоса, угадывать, фантазировать и скулить от одиночества. Постепенно это начало сводить с ума.





* * *


Очередной банкет. Классическая музыка, умопомрачительные наряды, вышколенные официанты и мой муж — ослепительный, до неприличия сексуальный в элегантном костюме с неизменной сигаретой в зубах, окруженный своей свитой. Порочный самец, готовый к спариванию с каждой самкой. И женщины… много женщин… без лиц и без имени. Словно сучки возле единственного кобеля, который выбирает, кого отыметь сегодня. Они порхают вокруг, всегда близко и навязчиво. Одна кружит с ним в танце, другая салютует ему бокалом, третья призывно улыбается, четвертая…

И я гадаю, с кем из них он уже переспал и когда это было. Меня разрывает от ревности, от непонимания, как вдруг все изменилось, и я перестала иметь какие-либо права рядом с ним. Захотелось вцепиться в патлы сучке с короткой стрижкой, которая вилась рядом с ним и кокетливо строила глазки, даже хватала под руку и что-то шептала на ухо. Они любовники? Он сейчас ее трахает? Если да, то я… я просто вырву себе все волосы. Только я этого даже не узнаю. Ведь мне запрещено входить в его апартаменты, мне запрещено появляться в банкетном зале. Мне все запрещено. Как он сказал: я лишь выполняю роль, просто тень, от которой нельзя избавиться, но и терпеть тоже невыносимо. И я подглядывала, смотрела издалека на веселье.

А потом вдруг что-то лопнуло внутри, когда брюнетка в очередной раз вцепилась в его локоть своими когтями, и он накрыл ее руку своей ладонью. Я выскочила в коридор, тяжело дыша, чувствуя, как сейчас взорвусь… И пытаясь себя сдержать.





* * *


Я вернулась к себе, медленно подошла к зеркалу, глядя на свое отражение, и мне невыносимо захотелось его разбить. Потому что там лицо… которое принадлежит нам обеим. Лицо, которое любят, а меня, сидящую под этой кожей, ненавидят. А потом я ощутила эту волну злости.

Несколько секунд я смотрела себе в глаза. Чего я хочу? Внимания любой ценой. Так что мне мешает ЭТО сделать? Напомнить о себе. Заставить сравнивать с ними. Ведь он любил меня, хотел. Это не может исчезнуть, даже не смотря на ненависть и презрение ко мне. Так чего я жду? Я женщина, я имею иное оружие. Распахнула шкаф с вещами, схватила ворох платьев и швырнула на постель. Он заметит меня. Сегодня. Сейчас.

Я вошла в залу триумфально, с гордо поднятой головой. Не посмеет прогнать при всех. Возможно, потом накажет за своеволие, но прогнать не сможет. Меня заметили сразу, да и как не заметить в таком наряде? Я выбрала самое соблазнительное платье, самое дерзкое, которое никогда бы не решилась надеть. Я даже не знала, каким чудом оно вообще попало в мой гардероб.


Тонкий черный трикотаж с серебристыми вкраплениями, с разрезами по бокам до самых бедер. Открытая спина, плечи и полное отсутствие нижнего белья. Я распустила волосы, я помнила, как он любил это делать, трогать мои локоны, наматывать на пальцы. Он говорил, что они ему нравятся даже вот такими, не длинными.

И тут же волна мужского внимания, волна едкого любопытства. И я ощутила эти взгляды, эту заинтересованность и блестящие глаза. Ощутила так же и женское раздражение, когда ощущают соперницу на эмоциональном уровне. Как мигающую опасность.

Максим танцевал с той сучкой с короткой стрижкой в обтягивающем черном мини-платье, он единственный, кто еще не заметил моего появления, на долю секунды позже чем остальные. Как раз в тот момент, когда я подала руку его партнеру из США и непринужденно ответила ему по-английски на комплимент, Максим обернулся и… улыбка исчезла с его губ. Она стерлась так же мгновенно, как и почернел взгляд его синих глаз. Осмотрел меня с ног до головы и стиснул челюсти. Он в ярости. Все еще кружит в танце свою партнершу, но не сводит с меня глаз. Наблюдает, как я беру бокал с шампанским из рук его партнера, как кладу руку тому на плечо, когда он любезно предложил потанцевать.

Фрэнк молод, очень симпатичен, у него модная стрижка, безупречно сидящий на нем костюм и этот умопомрачительный налет Голливуда. Он мог бы сниматься для обложек журналов.

Вскоре мы поравнялись в танце с Максимом и его партнершей, которая смотрела на меня с нескрываемым триумфом, и американец, широко улыбаясь, сказал моему мужу:

— Если бы я знал, что у тебя такая красивая жена, Макс, я бы приехал заключить с вами договор намного раньше. Ты счастливчик и редкий сукин сын, отхватить такой бриллиант.

— Еще какой счастливчик. Но я совершенно нежадный счастливчик. Развлекайся, Фрэнки. Моя жена обворожительна во всем.

— У вас свободные отношения? — удивился американец. — Если это так, то я бы украл тебя у него и забрал себе, чтобы никогда и никому не отдать.

Я криво усмехнулась.

— Но ты женат, насколько я знаю.

— А разве это помеха?

Я его почти не слышала, смотрела, как Максим сжимает стриженую за талию, как крутит ее в танце и как его ладонь ложится ей на ягодицы.

Когда-то мой муж тоже не хотел меня показывать кому бы то ни было… но, наверное, все изменилось. С Максимом ни в чем быть уверенной нельзя.

— Алекс, как и все женщины в этой зале, попала под очарование вашего мужа, — продолжал шептать американец, подливая масла в огонь моей ревности.

— И кто такая эта Алекс?

— Владелица судостроительной кампании, а также некоторых нелегальных бизнесов. Говорят, она связана с русской мафией и с перевозкой оружия. Но… это лишь сплетни. Хотя она похожа на роковую женщину. Дважды вдова.

Я отпила шампанского и посмотрела на женщину, танцующую с Максимом, еще раз.

Красивая той ядовитой красотой, от которой у мужчин сносит все планки. Яркая, сочная. Старше меня, но стройная и гибкая, как пантера.

— Похоже, они были знакомы и раньше. Вчера она присутствовала при подписании контракта и стала официальным совладельцем акций вместе с господином Вороновым.

Я взяла еще один бокал шампанского и осушила его до дна. Знакомы раньше… Насколько знакомы, что Максим решил взять ее в бизнес? Пусть я ничего в этом не понимала, но ощущение, что я за бортом, что я вне каких-либо его дел, а эта дрянь — да, просто сводили с ума.

Американец продолжал кружить меня в танце уже до неприличия долго. А мой муж удалился вместе со своей давней знакомой за массивными дверьми залы. У меня закружилась голова, ревность может резать нервы на куски. Я словно видела его глазами других женщин и как никто знала, как он может соблазнять и лишать воли, как может крутить женским сознанием. Куда они пошли? В его кабинет? Или он повел ее в свою спальню? Я чувствовала, как бледнею, как тошнота подступает к горлу.

— С тобой все в порядке?

Я повернулась к американцу, и от мыслей, ударивших в голову, захотелось сотворить что-то дикое и ужасное:

— Конечно. Хочешь посмотреть со мной дом? Мой супруг показывал тебе веранду в левой части здания? Там великолепный вид на озеро.

Как же ловко я опутывала себя кошмаром, сама ступала на эту зыбкую почву и не понимала, к чему меня это приведет, не осознавала, что играю с огнем. Так близко подобраться к бездне могла только я, ничего не знающая, глупая дурочка. Я просто… я просто хотела его внимания, я вне себя от ревности, боли и одиночества. А он… он так жесток со мной.

Американец пошел со мной по бесконечным коридорам. Он восхищался роскошью и красотой нашего дома. Сокрушался, что уже давно мечтал купить себе недвижимость в Праге, но теперь его ничто не остановит. Он обязательно найдет дом по соседству с нами. Мы вышли на веранду, и я попросила слугу принести нам еще по бокалу шампанского. Я старалась не обращать внимание на охранника, сверлящего меня взглядом. Пусть доложит своему хозяину. Прямо сейчас. Немедленно. Пусть скажет, что я здесь одна с американцем, и он обнял меня за талию и рассказывает о том, как прекрасен рассвет в его родной Филадельфии, и он как-нибудь пригласит меня туда погостить.

— А меня пригласишь погостить?

Вздрогнула и едва сдержала улыбку, аж сердце в груди перевернулось.

В горле тут же пересохло, и еще один глоток шампанского погнал кровь по венам еще быстрее. Максим зашел на веранду с бокалом виски.

— Ну так как — пригласишь или нет?

Спросил у американца, но посмотрел на меня.

— Приглашу. Отчего не пригласить.

Американец вроде начал чувствовать, что что-то не так. Потому что взгляд Максима заставил меня всю съежиться и мгновенно пожалеть, что я вообще все это затеяла.

— Но твоя жена не против погостить у меня одна, если ты отпустишь, — и в этот момент я поняла, что американец говорит что-то совсем не то и не так, и ему б замолчать, а он своими шутками все только портит… Я и сама не думала, что все вдруг обернется чем-то настолько неприятно-серьезным.

— Чего ж не отпустить, — ответил тому по-английски и резко дернул меня к себе за локоть, прошипев уже по-русски, — пошла к себе в комнату. Быстро.

— Максим… не надо.

— Я сказал, вон пошла. К себе. Сейчас.