Черная перепелка

— Расскажите, что вам известно об их романе?

— История интересная, между прочим. В августе Закатов приехал в Маркс порыбачить, взял с собой и жену. Она, конечно, рыбачка еще та, но с удочкой посидеть в красивой заводи ей в кайф, это я вам ее слова передаю. Так вот, отправилась вся эта компания на острова, вы же знаете, какая у нас там природа и как много рыбы, надо только знать места. И только они расположились, костер развели и все такое, как Закатова скрутило, он прямо завыл от боли. Оказалось — воспалился желчный пузырь. Его быстренько на лодке доставили в город, в нашу районную больницу, и оперировал его как раз Максим Иванович. И вот пока он там находился, не знаю точно, сколько дней, Мила же там, в больнице находилась, рядом с мужем, вот тогда у них с Тропининым все и закрутилось… Она же, когда приехала ко мне в первый раз, вы бы видели ее — она вся была искусана комарами! Вы же понимаете, Маркс город маленький, все друг у друга на виду, трудно что-то скрыть. Вот он и увез Милу на какой-то остров, лодку у кого-то одолжил, у него у самого нет…

— И как часто они встречались?

— Два раза в неделю, а то и чаще. Она всегда была на нервах, ее всю трясло, когда она приезжала ко мне.

— На машине?

— Да, на своей машине. Она очень боялась, что муж ее заподозрит в чем-то, что проследит, куда она ездит, у него же своя служба безопасности, для него проследить за женой ничего не стоит.

— И все равно она рисковала.

— Да. В планах у нее было, конечно, развестись и выйти замуж за Тропинина. И он, кстати говоря, был к тому времени разведен, то есть у него-то препятствий не было — свободный мужчина! А вот у нее могли быть серьезные последствия. Хотя я же не знаком с Закатовым… Вернее, мы с ним знакомы, он приезжал ко мне вместе с Милой. Он произвел довольно-таки приятное впечатление и уж точно не был похож на тирана или монстра. Молодой еще человек, культурный, образованный, он с большим интересом рассматривал мои работы, несколько штук купил.

— Натюрморт с розами?

— Тот, что я написал в июле, Закатов как раз и купил по просьбе Милы, и они его увезли. А потом Мила заказала мне копию, сказала, что хочет подарить Тропинину на день рождения. Думаю, что эта работа сейчас находится либо у него дома, либо где-нибудь в кабинете на работе. Скажите, Дмитрий… Господи, как же это я не догадался раньше?.. Мила что, тоже пропала?

— Да. Однако ее муж вот уже месяц как пытается найти ее своими силами и даже не обратился в полицию.

— Получается, что они пропали в одно и то же время?

— Да.

— Если вы хотите знать мое мнение, то я не верю в то, что Закатов убил их. Нет-нет, это просто невозможно. Он не такой человек. Конечно, я мало его знаю и понимаю, что у него большие возможности, но не думаю, что он способен на крайние меры. Допускаю даже, что Мила могла ему сама рассказать о том, что хочет развестись. Но если бы все мужья, которых разлюбили, убивали бы своих жен и соперников, народу бы совсем не осталось. Вы же понимаете.

— Но тогда почему же он не обратился в полицию?

— Возможно, он предположил, что она у своего любовника, поэтому и не искал. Может, она вообще заявила ему о том, что уходит от него, и ушла.

— Но что тогда мешало ему рассказать нам об этом? Я же только вчера с ним встречался.

— Этого я вам сказать не могу.

— Мила предупредила вас о том, что больше не приедет к вам, вы закончили с ней свои занятия или же она пропала внезапно?

— Внезапно. Но я не придал этому особого значения потому, что понимал — она сама знает, что делает. И если не звонит, значит, есть причина. Подумал, что ей самой надо во всем разобраться. Но в душе ждал, конечно, что когда-нибудь они появятся у меня вместе с Тропининым, свободные и счастливые, потому что им уже не нужно будет прятаться… Я же фантазер, ждал, что они пригласят меня к себе на свадьбу, и даже планировал подарить им одну картину, с маками.

— Как вы думаете, они могли просто взять и сбежать?

— Вот сейчас, когда я узнал, что Мила пропала, я тоже думаю об этом… Знаете, что я вам скажу? Мила, конечно, могла бы сбежать от мужа и вообще совершить такой вот отчаянный и, прямо скажем, безответственный поступок, но Максим Иванович — нет. Несмотря на его молодость, страсти-мордасти, любовь, он в первую очередь хороший хирург, врач, и если бы он и принял решение уехать из города, все бросить, чтобы начать новую жизнь, то он сделал бы все официально, понимаете? Он бы все тщательно продумал, спланировал.

— Вы не знаете, где они встречались в Марксе?

— Они прятались, это я точно знаю. Кажется, на какой-то тайной квартире или в доме. Но не у него дома, это точно. Мила рассказывала, что бывшая жена Тропинина не оставляла его в покое и даже после развода пыталась заботиться о нем, постоянно таскалась к нему домой, оставляла чуть ли не под дверью какие-то сумки, пакеты с борщами и котлетами.

— А он-то чего прятался?

— Думаю, он не хотел, чтобы его видели именно с Милой. Вероятно, он таким образом пытался уберечь ее от внезапного визита мужа. Он же не глупый человек, понимал, что рано или поздно муж узнает…

— Мила не говорила, чего именно она боится? Ну, знаете, как иногда женщины говорят, мол, муж узнает — убьет.

— Нет, такого она не говорила. Но все равно боялась его. Иногда у нее прорывалось, что она недостаточно хорошо знает своего мужа, не знает, чего от него ждать. Но никогда не говорила о нем плохо, что он жестокий или плохо обращается с ней. Нет. Мне кажется, она испытывала перед ним чувство вины за то, что изменяет ему. Но и остановиться уже не могла.

— Спасибо вам, Валентин Петрович, вы очень мне помогли.

— Как вы думаете, они еще могут быть живы?

Дождев позвонил Соболеву, чтобы ввести его в курс дела.





13




— Послушайте, да что с вами такое сегодня? И прекратите уже пить!

Наташа, развив бурную деятельность и растопив камин, сама постелила скатерть на стол в гостиной, и, расположившись на кухне, принялась выкладывать салаты и закуски в салатницы, менажницы, тарелки.


Соня с Тамарой, уговорив на двоих полбутылки водки, с трудом, подталкиваемые Наташей, накрывали на стол.

— Знаете, у меня такое чувство, будто бы вы к концу года подрастеряли все свои душевные и физические силы… — Наташа двигалась быстро, все-то получалось у нее аккуратно, красиво. — Давайте уже, дорогие мои девочки, приходите в себя. Вы только посмотрите, какая кругом красота!

Она вдруг подбежала к прозрачной стене гостиной, за которой прямо на глазах тонул в голубых сумерках сад, и, всплеснув руками, покачала головой в умилении.

— Сумасшедшая красота!!! Дом, что ли, купить, хоть самый маленький, но с садиком! Соня, где твоя икра?

— В сумке, — отмахнулась от нее Соня, которая мрачнела прямо на глазах. — И масло где-то там, и батон.

Внезапно Наташа резко повернулась и уставилась на подруг:

— Послушайте, может, я ничего не знаю? Что случилось? Тамара, посмотри на меня! На тебе лица нет! Соня, а ты? В чем дело? Может, не хотите встречать здесь Новый год? Что-то не так? Или я накосячила?

Она стояла посреди гостиной растерянная, с широко раскрытыми глазами и недоумевала, не понимала, что происходит. Праздник не получался.

— Если вы думаете, что замерзнете… Но вроде бы теплеет.

— Да брось, Натка, все нормально. И ты молодец, вон как огонь в камине пылает! — сказала Тамара, но по ее виду и тону чувствовалось, что говорит она это словно через силу.

— Вы мне скажите, елку можно наряжать или нет?

— А где ты возьмешь игрушки? — с каменным лицом спросила ее Соня. — Насколько я помню, мы отговорили тебя брать сюда твою елку с игрушками.

— А там, в спальне, в шкафу, я нашла и коробку с игрушками. Их не так много, в основном какие-то красные банты, флажки да несколько шаров…

— Что еще ты нашла в спальне? — усмехнулась как-то нехорошо Соня.

— А что я могла там еще найти? Или вы думаете, что это неприлично — рыться в чужих шкафах? Соня?! Скажи! Я как-то неприлично себя веду?

— Да это я так… Извини. Сама не знаю, что несу, — поспешила успокоить подругу Соня.

— Ну, ладно, проехали, — Наташа взяла себя в руки и, решив, что беспокоиться не о чем, продолжила приготовления. Нашла в сумке все необходимое для бутербродов с икрой. — Ой, девочки, какая икра! Чудо! А лук зеленый кто-нибудь взял?

— Все в сумке, — снова раздраженно бросила Соня. — Выложи все на стол и увидишь…

Тамара, наблюдая за действиями Наташи, заставила и себя тоже присоединиться к ней, достала из буфета большой хрустальный графин, куда вылила апельсиновый сок из коробки.

— Ну вот, у тебя уже и руки дрожат! — заметила Наташа. — И давно это у тебя?

И тут произошло неожиданное. Соня, вдруг вскочив со своего места, метнулась к Тамаре, схватила графин и с силой бросила его прямо на плиточный кухонный пол.

Звук бьющегося тяжелого хрустального графина был похож на взрыв! По звонким красным плиткам быстро разливался сок, острые прозрачные осколки графина плавали в желтой жидкости опасными острыми углами вверх.

Наташа от удивления начала сползать по стенке вниз. Она так испугалась, словно в нее выстрелили.

Тамара выругалась так, как никогда в жизни.

— Сонька, ты сбрендила, что ли? Что с тобой? Узнала, что беременна? — Наташа, собравшись, старалась разговаривать с ней как с тяжело больной. Боялась сказать что-то лишнее, чтобы не спровоцировать на какой-нибудь еще безумный поступок.

— Я не знаю, что мне делать… Совсем не знаю. Мне кажется, что я вижу какой-то дурной, страшный сон… — прошептала Соня, давясь слезами. — И вы все какие-то нереальные… Ущипните меня, ударьте, наконец, чтобы я пришла уже в себя!!!

— О каком сне ты говоришь? Что тебе приснилось? — Тамара, словно протрезвев, взяла себя в руки и теперь вернулась к своей роли старшей.

Она еще не знала, что сейчас услышит, но заранее готовилась к тому, чтобы, вынырнув из своего страшного сна, помочь подруге, как-то успокоить ее.

Соня стояла, вытянув перед собой руки, и видно было, что и они дрожат, как и у Тамары. Она хотела что-то сказать, но челюсть свело, а потом отпустило, и зубы начали стучать так, что было слышно.

— Если я сейчас скажу вам, что случилось, то сразу потеряю вас. Навсегда. Да и жизнь всех нас, троих, сразу же изменится. Причем в худшую сторону. И никто не знает, что будет ждать нас впереди. Вот и решайте сами, вам это нужно?

— Соня, милая, да что с тобой? — Наташа подошла и обняла подругу. — Успокойся. Поверь, что бы ты ни сказала, ты нас уж точно не потеряешь. Мы же подруги. Даже если бы я была замужем и узнала, что ты переспала с моим мужем, думаю, что я и тогда бы простила тебя. А вот его — нет…

— Господи, а ты-то чего несешь?! — воскликнула теперь уже Тамара. — И что только всем вам в голову лезет! Какие мужики, да и причем здесь они вообще, как будто бы в жизни ничего важнее нет!

— Но это же я так, гипотетически! — пожала плечами Наташа. — Просто я хотела сказать Соне, что готова простить ее заранее за все! Ну, что такое она могла совершить, чтобы мы с ней разругались в пух и прах? Я даже представить себе такое не могу!

— Может, она украла у тебя деньги? — гоготнула нервно Тамара.

— Вы что, грибов, что ли, галлюциногенных нажрались? Чего несете-то? — теперь уже Наташа по-настоящему разозлилась, схватила с тарелки только что приготовленный ею же мягкий и жирный бутерброд с икрой и отправила в рот. Целиком. И теперь стояла со смешными надутыми шарообразными щеками и, энергично двигая челюстями, не могла ничего говорить. Только вращала глазами да вертела головой, как если это могло помочь ей поскорее прожевать.

— Спрашиваю вас еще раз — вы действительно хотите знать правду или же все сделаем вид, что ничего не происходит?

— Да что происходит-то?

— Ничего не произойдет до тех пор, пока я не открою рот и не расскажу вам, что со мной случилось, почему я такая. Почему разбила графин, почему мои нервы готовы довести меня до паралича!