Непристойные предложения

– Тяпнем? – предложила она. И, увидев его непонимающий взгляд, объяснила: – Ты, да я, да мы с тобой.

Альфред покачал головой.

– Нет, и нет, и… То есть нет, спасибо. У меня, э-э, важное дело. Может, позже.

Он шагнул прочь и обнаружил, что его рукав не сдвинулся с места. Мадам Дюбарри по-прежнему удерживала ткань двумя пальцами – женственно, деликатно, изящно, но твердо.

– Фу, – надулась она. – Вы только поглядите на этого дельца. Нет времени тяпнуть, нет времени на меня, все дела, дела, дела, день напролет.

Несмотря на раздражение, Альфред пожал плечами. Дела его шли не очень. Он вернулся и сел напротив мадам Дюбарри. Лишь тогда тонкие пальчики отпустили его рукав.

У кабинки возник сердитый бородатый мужчина в белом фартуке.

– Ну? – рявкнул он, подразумевая: «Что будете пить?»

– Мне виски со льдом, – сказала дама Альфреду. – Виски со льдом – напиток моей жизни.

– Два виски со льдом, – сообщил Альфред бармену, который ответил: – Ну! – имея в виду: «Вы заказываете – я приношу. Это ваши похороны».

– Я слышала, ты интересуешься конкурсами. Однажды я выиграла в конкурсе. Теперь я тебе больше нравлюсь?

– В каком конкурсе? – рассеянно поинтересовался Альфред, разглядывая ее. Под маской скрывалось вроде бы миловидное, хоть и костлявое, совершенно обычное лицо. Тупик.

– Меня выбрали Девушкой, С Которой Младшие Кливлендские Водопроводчики Хотели Бы Спаять Стык. Предполагалось, что это будет Девушка, Чей Стык Младшие Водопроводчики Хотели Бы Спаять, но какие-то придурки расшумелись, и судьям пришлось поменять титул. Это было три года назад, но я сохранила диплом. От этого совсем никакого проку?

– Боюсь, что нет. Но все равно, примите мои поздравления. Не каждый может таким, э-э, похвастаться.

Сердитый бородатый мужчина вернулся, шлепнул на стол подставки и водрузил стаканы.

– Ну! – провозгласил он, имея в виду: «Теперь платите. Так мы ведем бизнес». Он взял деньги, хмуро изучил и протопал к осажденной посетителями стойке.

– А какие конкурсы тебя интересуют? Скажи, вдруг я смогу помочь. Я знаю всякие разности про всякие разности.

– Ну, конкурсы, лотереи, ничего конкретного. – Альфред посмотрел на заднюю стену кабинки. Там висела рамка с фотографией, на которой Плеханов пожимал руку Керенскому. Чуть более молодая версия сердитого коренастого бородатого мужчины вытянулась на цыпочках позади Плеханова, чтобы попасть в кадр. Альфред понял, что теряет время, и бесцеремонно опорожнил свой стакан. – Мне пора.

– Так быстро? – расстроенно заворковала она. – Ведь мы только познакомились. И ты мне так понравился.

– Что ты имеешь в виду – понравился? – раздраженно спросил Альфред. – Ведь, по твоим словам, мы только познакомились?

– Но ты мне действительно нравишься. Ты сливки в моем кофе. Ты лучший. У меня от тебя мурашки по коже. Ты вращаешь этот мир. Я без ума от тебя. Ты меня заводишь, большой мальчик. Я просто теряю голову. Я поднимусь на самую высокую гору, переплыву самую глубокую реку. Телом и душой. Розы красны, фиалки сини. Выпей меня глазами. О, Джонни, о-о-о! Ты в моем сердце, а сердце – в моем рукаве.

Она умолкла, чтобы перевести дух.

– Тьфу! – сказал Альфред, чьи глаза едва не вылезли из орбит. Он начал вставать. – Спасибо на добром слове, леди, но…

Тут он снова сел, и его глаза снова полезли на лоб. Как она выражалась, когда хотела, чтобы ее поняли! Как Джейн Доу, как Джонс…

Он установил контакт!

– Значит, вот как я тебе нравлюсь? – спросил он, стремясь выиграть время, чтобы продумать следующий шаг.

– О да! – заверила она. – Я по тебе сохну. Ты мой кумир. Я тебя обожаю. Я молюсь на тебя. Ты мне дорог, близок, симпатичен, приятен…

– Хорошо! – почти крикнул он в отчаянной попытке прервать язык любви. – Хорошо, хорошо, хорошо, хорошо! А теперь я хотел бы отправиться куда-нибудь, где мы сможем обсудить твои чувства ко мне в более интимной обстановке. – Альфред старательно растянул рот в плотоядной ухмылке. – Скажем, ко мне в номер или к тебе в квартиру?

Мадам Дюбарри с энтузиазмом кивнула.

– Ко мне в квартиру. Это ближе всего.

Когда они вместе покидали бар, Альфреду приходилось все время напоминать себе, что это не человеческая женщина, несмотря на чувственный трепет руки, обхватившей его руку, и прикосновения извивающегося бедра. Это разумный паук, управляющий механизмом, не более и не менее. Но это также был первый ключ к разгадке того, что понадобилось пришельцам на Земле, доступ в крупную шпионскую сеть – и, если он сохранит хладнокровие и ему хоть чуточку улыбнется удача, способ спасти человечество.

Подъехало такси. Они сели в него, она назвала водителю адрес, затем повернулась к Альфреду.

– Теперь давай страстно поцелуемся, – сказала она.

Они страстно поцеловались.

– Теперь давай поприжимаемся.

Они поприжимались.

– Теперь поприжимаемся сильнее.

Они поприжимались сильнее.


– Достаточно, – сказала она. – Пока.

Такси остановилось перед старым многоквартирным домом, который дремал над улицей, над выводком полуразвалившихся особняков, и видел сны о прошлом.

Альфред расплатился с водителем и проводил спутницу к входу. Придержал перед ней дверь лифта, а мадам Дюбарри возбужденно захлопала ресницами и страстно задышала ему в ухо.

В лифте она нажала кнопку с буквой «П».

– Почему подвал? – спросил он. – Твоя квартира в подвале?

В ответ она нацелила ему в живот крошечный красный цилиндрик. Сверху на цилиндрике была малюсенькая кнопочка. Мадам Дюбарри держала на ней большой палец.

– Что находится в подвале – не твое дело, мерзкий ваклиттианский шпион. Не двигайся и делай то, что я скажу. К твоему сведению, я знаю, где ты и где твой пульт управления, так что не надейся отделаться испорченной униформой.

Альфред посмотрел, куда она прицелилась, и сглотнул. Конечно, насчет пульта управления она ошибалась, но все равно без живота он вряд ли выживет.

– Не волнуйся, – пролепетал он, – я не сделаю никаких глупостей.

– Очень на это рассчитываю. И не вздумай фмпффинговать, если не хочешь неприятностей. Один-единственный фмпфф – и я тебя продырявлю. Превращу тебя в решето, мистер, проткну на месте. Пропущу через тебя дневной свет, размажу тебя…

– Я понял, – перебил Альфред. – Никакого фмпффинга. Разумеется. Слово чести.

– Твое слово чести! – фыркнула мадам Дюбарри.

Лифт остановился, и она попятилась, жестом велев Альфреду следовать за ней. Он смотрел на ее скрытое маской лицо и великолепный костюм и вспоминал, что когда в 1793 году Дюбарри везли на гильотину, она крикнула окружившей телегу толпе: «Милосердия! Милосердия за раскаяние!» Он был рад, что ни толпа, ни Революционный трибунал не поддались.

Альфред не слишком удивился при виде мужчины, который поджидал их в промозглом беленом подвале. Гугенот. С его американским умением зреть в корень.

– Какие-то проблемы?

– Нет, все прошло гладко, – ответила мадам Дюбарри. – Я завлекла его стандартным кливлендским конкурсом трехлетней давности. Должна признать, он держался неплохо – делал вид, что ему не интересно, – но приманку заглотил. Это выяснилось через несколько секунд, когда я сказала, что люблю его, а он сразу предложил поехать к нему. – Она усмехнулась. – Жалкий дилетант. Как будто нормальный американский мужчина отреагировал бы подобным образом – не упомянув, какие у меня красивые глаза, и какая я милая, и как отличаюсь от всех прочих, и как насчет еще по одной, детка.

Гугенот с сомнением дернул себя за губу.

– И все-таки у него отличная маскировка, – заметил он. – Что свидетельствует о высокой компетенции.

– И что? – Женщина пожала плечами. – Можно сделать хорошую униформу, можно придумать великолепную маскировку, но что толку, если не умеешь играть? Этот почти ничего не смыслит в человеческих манерах и подходах. Даже не знай я о нем заранее, все равно догадалась бы по его любовной возне в такси.

– Плохо?

– Плохо! – Она закатила глаза. – Братец, мне жаль его, если он хоть раз попробовал применить эту неуклюжую фальшивку к настоящей человеческой женщине. Плохо – не то слово. Дешевка. Второсортная импровизация, вранье. Ни убеждения, ни чувства реальности – ничего!

Альфред сердито уставился на нее сквозь зияющие раны в своем эго. В ее игре тоже были пробелы, из-за которых спектакль сняли бы со сцены в день премьеры, разъяренно подумал он. Но решил не высказывать свое критическое мнение вслух. В конце концов, у нее было оружие – и он понятия не имел, каких бед может натворить маленький красный цилиндрик.

– Ну ладно, – сказал гугенот, – давай посадим его к первому.

Красный цилиндрик уткнулся Альфреду в позвоночник. Альфред прошел по главному подвальному коридору, по команде свернул направо, затем еще раз направо – и остановился у глухой стены. Гугенот встал рядом и несколько раз потер стену рукой. Часть стены откинулась, словно на петлях, и они шагнули в проем.

Еще и тайные панели, мрачно думал Альфред. Тайные панели, женщина-сирена, злой гений гугенот – все атрибуты. Не хватало только обоснования этого чертового дела. Тюремщики Альфреда явно не поняли, что он – человек-контрразведчик, иначе разобрались бы с ним на месте. Они решили, что он… кто? Ваклиттианец? Ваклиттианский шпион? Значит, существовало две шпионских сети – гугенот сказал что-то насчет того, чтобы посадить его к первому. Но за чем охотились эти сети? Соперничали за установление контроля над Землей перед вторжением? Это сильно усложняло миссию Альфреда. Не говоря уже о попытке сообщить в полицию – если ему удастся добраться до полиции – о двух инопланетных вторжениях!

И ведь он считал себя контрразведчиком…

Большое помещение без окон было практически пустым. В одном углу стоял прозрачный куб с гранью около восьми футов. В кубе сидел мужчина средних лет в деловом костюме с однобортным пиджаком и смотрел на них, с любопытством и некоторой безнадежностью.

Подойдя к кубу, гугенот помедлил.

– Ты ведь его обыскала?

Мадам Дюбарри всполошилась.

– Ну… нет, не совсем. Я собиралась – но ты встречал нас у лифта, а я, знаешь ли, не ожидала тебя увидеть, а потом мы разговорились, и я просто…

Ее начальник сердито покачал головой.

– И ты еще рассуждаешь о компетенции! Что ж, раз уж мне приходится все делать самому, значит, буду все делать сам.

Он ощупал Альфреда. Обнаружил авторучку и зажигалку, внимательно изучил. Потом с озадаченным видом вернул на место.

– При нем нет оружия. Этому есть какое-то объяснение?

– Думаю, да. Он недостаточно опытен, чтобы доверять ему опасные предметы.

Гугенот поразмыслил.