Неправильная

– О, Валевски пожаловала! – презрительно выплюнул он, забыв о вежливости и обращая на меня внимание всей кафедры. – И как вам не стыдно, взрослой и умной девушке, было сдавать… это?

В припадке бешенства Владимир Маркович резко протянул мне курсовую, но я не успела поймать, и листы рассыпались перед ногами.

– Но вы ведь читали раньше работу и сами говорили, что мысль изложена грамотно и… – в глазах собрались слезы понимания, что прилюдного унижения уже не избежать, но, сжав кулаки, я сделала серьезный вид и собралась.

– Работа прекрасная… Жаль, написана не вами! – мужчина повернул ко мне монитор компьютера, где были результаты проверки на плагиат. – Хорошо, что придумали программы, которые показывают истинное лицо таких мерзких лжецов, как вы. Семьдесят процентов списано с кандидатской работы Жильцова Геннадия Семеновича!

Аудитория затихла, и все посмотрели на меня. Все в нашем вузе знали, кто такой Жильцов – ректор университета. И теперь взгляды были не просто ошарашенные, а убийственные и полные презрения, ведь доброго старика любил и почитал каждый.

В этот момент Владимир Маркович с чувством ударил по столу и, саркастично смеясь, повернулся к коллегам с риторическим вопросом:

– Нет, ну это нужно же иметь такую наглость?! Или даже в таком вопросе вы, дорогая, рассчитывали на помощь папочки?

– Я ничего не воровала и писала сама. Причем большая часть текста из моих личных исследований и мыслей, а не книжная литература! – сжав кулаки и глядя только на преподавателя, заключила я. Говорят, правду говорить не страшно… Почему же так скрутило живот, трясет и подгибаются коленки? А еще безумно сложно сконцентрировать взгляд из-за неконтролируемого головокружения и тошноты.

– Милочка, – вкрадчиво протянул куратор, поворачиваясь ко мне, – я передаю вашу работу и результаты программы ректору, и он сам будет решать, что с вами делать. Но я бы на вашем месте собирал вещи…

– Прошу предоставить мне образец работы! – заподозрив что-то неладное, я не была намерена пускать дело на самотек. Кто-то подставил меня. Подставил основательно, с чувством лютой ненависти и полного презрения. И правду об этом должны были знать все.

– Поздно что-то переделывать. Прочтете все, если разрешит Жильцов! – как-то сбивчиво протараторил он, а затем указал пальцем на дверь и непозволительно громко закричал: – Вон! Теперь решайте все вопросы через ректорат и не найдетесь, что получите зачет по моему предмету без комиссии!

Я выбежала, потому что больше не могла выдерживать такого количества негатива, но не дошла только до дамской комнаты. Именно там, рыдая, полностью избавилась даже от остатков косметики, умылась и после получасовых успокаиваний самой себя решила, что, раз я права, смогу убедить в этом ректора. Он ведь тоже человек, так? А значит, ситуация – не конец света.

Стоило только улыбнуться своему зеленому отражению в зеркале, как вдруг зазвонил телефон.

– Подруга, ты только не ругайся и выслушай меня от начала и до конца, – выдохнул Костя, словно собирался сказать нечто ужасное. А затем быстро выдал: – Ты ведь знаешь, как много родители в меня вложили? Да все, что у них есть! Я не могу так рисковать, прости… Сперва их интересы, затем мои… Прости, прости!

– Да о чем ты говоришь? – закричала я в трубку, а затем напомнила себе – не забыть купить антидепрессанты после занятий.

– В общем, твои вещи у охранника на входе в вуз. Прости, но разбирайся со своим Морганом сама, не впутывая в это дело меня. Я, правда, хотел помочь, но твой парень не моего полета птица… – после минутного молчания сказал он, окончательно добивая меня. Закрыв глаза, я позволила слезам потечь по щекам, когда он, словно почувствовав мое настроение, отчаянно начал оправдываться: – Настя… Настенька, только не плачь, хорошо? Малышка моя… Я очень хочу помочь тебе, правда! Но слишком много на кону, понимаешь? Слишком много…

Я сама положила трубку и упала на крышку унитаза, бездумно пялясь перед собой минут пятнадцать. В душе была пустота. У меня не было близких, которые бы волновались, не было друзей, на которых можно положиться, а мир вообще словно сговорился, решив довести меня до нервного истощения.

"Осталось только кирпичу упасть на голову и сделать меня калекой!" – подумала я, еще не представляя, какой «сюрприз» ждет меня в профкоме.

– Настя, пять запакованных пачек для печати фото, три упаковки ручек и тридцать билетов на спектакль пропали. Студенты утверждают, что некая светловолосая модель из профкома просто бесплатно раздала это добро студентам. Совсем мозги прогуляла?! – проорал Петя, когда я снова попросила комнату в общежитии. Да хоть где-то! Но он был непоколебим: – В общем так, не держи меня за полного придурка. Ты тут одна девочка работаешь! Так что плати полную стоимость товаров и проваливай. Нет? Напишу заявление ректору, а дальше ты знаешь итог.

– Но я ничего не брала… – прошептала я, чувствуя уже физическую усталость от этого дня. Из моих рук упала сумка, потому что тело дрожало слишком сильно. Петя присел на колени, и мне показалось, что он сейчас соберет вещи и поможет мне. Но нет… Он лишь достал кошелек и вытянул оттуда все мои деньги. Покрутив у меня перед носом квитанцией, он твердо заявил: – Все по чеку, дорогая.

– Ты не можешь так поступать! Это противозаконно. У тебя нет никаких доказательств и оснований… – из последних сил я вырвала пустой кошелек из рук в конец озверевшего «начальника» и отступила на шаг назад, когда он замахнулся на меня рукой.

В помещении были мы вдвоем, и Петя засмеялся, увидев страх в моих глазах.

– Что, страшно? Папочка больше задницу не прикрывает, так что привыкай к такому отношению. Все тебя терпели, пока ты была подстилкой миллиардера своего и дочкой спонсора вуза.

– А теперь что-то изменилось? – сложив руки на груди, я была намерена не показывать страх парню.

– Да, твои верные шавки, Карина с Линдой, уже по всему университету разнесли, что ты теперь сама по себе и отец тебя больше не спонсирует, а Пол Морган выставил за дверь, как последнюю шлюху.

С удивлением глядя на обычно милого парня, не понимала, откуда в нем столько агрессии??? Но больше поражало другое: Карина и Линда знали о том, что я ушла от отца и Моргана. Откуда?

Не успела мысль обосноваться в голове, как раздался звонок телефона, и я, игнорируя новые нападки Пети, ответила на него. Это был клич из приемной ректора, и меня вызывали "на ковер". Причем немедленно, чуть ли не включая счетчик.

Жильцов Геннадий Семенович был близким другом моего отца, но и его титаническому терпению мог настать конец. Он сидел за своим столом и бездумно крутил перед носом мою курсовую, когда я, молясь всем известным богам, шла к нему на разговор.

Мужчина спокойно выслушал мои догадки о подставе и даже просмотрел черновики курсовой, которые я всегда носила с собой. Затем подарил мне образец, проверенный программой, и сказал только одно:

– Валевски, ко мне пришел один из самых уважаемых людей этого вуза и заявил о плагиате. Благодаря этой работе я получил место ректора. Каждый, кто хоть немного интересуется жизнью вуза, читал мое исследование, которое ты преобразовала в курсовую. У тебя два варианта: либо в течение недели доказываешь мне факт своей невиновности (аргументированно, с доказательствами и расстановкой), либо я отчисляю тебя без звонка отцу.

Поблагодарив мужчину за шанс, выпорхнула вон. В моем расписании оставалась только одна пара, и я не пошла на нее, пытаясь избежать встречи с Морганом. С одной стороны, мне очень хотелось рассказать ему все, и, возможно, он смог бы помочь… Но с другой – кем я буду после этого? Слабой куклой, которую нужно запереть дома и решать за нее все проблемы? Нет… Только не сейчас, когда я решилась на шаг вперед.

Напротив вуза была кофейня, куда я и направилась с моими скромными чемоданчиками. Денег хватило только на чашку самого дешевого чая, по вкусу напоминающего помои, но еще никогда вода не казалась настолько вкусной. К тому же нужно было придумать, как жить дальше, пока на улице не стемнело?





Глава 32




В небольшом кафе я сидела довольно долго, в частности потому, что перечитывала курсовую и шарила по своим же карманам в поисках заначек мелочи и случайно забытых купюр. В общем-то, осталась довольна в обоих случаях: курсовая определенно была не моя, а денег нашлось достаточно, чтобы снять какую-нибудь самую дешевую комнату в хостеле на ночь.


Но уходить все равно не спешила, в голову закрался другой немаловажный вопрос. Если Владимир Маркович, куратор, знал о работе нашего ректора, то просто не мог не заметить моего «списывания» на этапе черновых проверок, так? Но ведь работа, прошедшая "детектор лжи", все равно не моя! Ситуация не срасталась в обоих случаях… И мне изначально не понравилось, что преподаватель не хотел давать ее мне в руки, словно чего-то опасаясь. Вывода два: либо кто-то заплатил ему за подставу таких размеров, либо это дань уважения моему отцу лично от совсем потерявшего совесть преподавателя.

– А что, если?.. – слишком громко воскликнула я, но затем вскочила с места и подошла к официанту. – Простите, я бы не могла оставить свои чемоданы у вас до закрытия?

Заплатив чисто символическую сумму, получила надежную ячейку хранения и побежала к метро. Меня душили предчувствия, и я срочно должна была посмотреть в глаза отцу…

Что, если мое постыдное увольнение из профкома, облом с общежитием, слова Кости и ситуация с курсовой – не случайности?.. Вдруг Морган решил проблему не только с другом, но и со всем остальным, таким образом указывая на мою полную ничтожность перед реалиями жизни???

Только вот ехать почему-то хотелось не к Полу, а к отцу. Он продал меня этому мужчине. Он уверял, что я не могу разглядеть его добрую душу. Он постоянно указывал, как жить… И что теперь? Где я теперь его стараниями?

Время было позднее, и большая часть работников офиса покинула здание. Тем не менее охранник на входе попустил меня без лишних вопросом по пропуску, сообщив, что Дмитрий Валевски еще не покидал кабинет. Почему-то я даже не сомневалась, что, отхватив в невесты писаную красавицу, он все еще влюблен в свою единственную и неповторимую… работу!

Я шла по пустому коридору в полутьме и репетировала речь, в которой должна была призвать к совести мужчины и разбудить его отцовский инстинкт. Но когда эхо по коридору разнесло чьи-то странные всхлипы, забыла все и рванула на звук. И это оказался кабинет отца…

Папа лежал на полу, держась за горло и, кажется, задыхался в приступе астмы. Мне было неизвестно о такой проблеме отца, так что я сразу набрала скорую, упав перед ним на колени и развязав галстук.

Папа увидел меня и тут же указал взглядом на разбитый стакан, осколки которого валялись на полу. Жидкость давно впиталась в ковер, но до сих пор не высохла.

– Яд… – сквозь пену во рту прошептал он, когда я в третий раз висела на удержании в службе спасения. – Малыш, прости…

Мне хотелось что-то сделать: искусственное дыхание, реанимацию, может быть, даже дать какие-то таблетки. Но все, что приходило в голову: кричать. Это точно ему не навредит, но наверняка поможет позвать хоть кого-то… Как оказалось спустя минуту, этаж совершенно пуст!

– Не смей прощаться… Сейчас, пап! Продержись еще минуту. Я спущусь за охраной, и мы отвезем тебя в больницу. Может быть, там кто-то ответит на мой вызов?! – пообещала ему, хотя лицо мужчины уже покрылось синевой.

Еще никогда в жизни я так быстро не бежала, не став делать ставку на медленный лифт. Охранник даже подпрыгнул он неожиданности, когда я упала ему на стойку и начала судорожно объяснять о болезни отца.

Тот, словно специально, заставлял объяснять все по десять раз и отказывался вставать с места, не давая в руки свой стационарный телефон. Дескать, как оставить целый офис без охраны и доверить государственное имущество какой-то сумасшедшей? Только почему-то сам активно отказывался делать вызов в скорую, чем заслужил мои умалишенные рыки.

– Я скажу отцу к чертям вас уволить без выходного пособия, ясно?! Быстро поднимайтесь и пойдемте со мной, раз в двадцать первом веке вы не заработали на своей телефон, а "со стационарного звонки возможны лишь по офису"! – закричала я на мужчину, снова застав того врасплох. Он даже подпрыгнул от приказных ноток, только вот это вряд ли могло быстрее помочь папе. Мужчина явно что-то темнил, заговаривал зубы и постоянно придумывал новую ложь.

Мне пришлось схватить странного охранника за руку и тащить в кабинет силком, ведь других людей на пути не встречалось и времени их искать совершенно не было. С горем пополам в тот момент, когда ответила скорая, мы вошли в кабинет отца.

Он лежал на полу с закрытыми глазами, а изо рта шла пена. Мое тело оцепенело, мозги, как и весь внешний мир, внезапно отключились. Я боялась думать, догадываться и прогнозировать. Хотелось сохраниться на этом моменте и выйти из игры, чтобы не знать страшного исхода.

Охранник, в отличие от меня, робостью не страдал и спокойно подошел к мужчине, померив пульс:

– Умер, гражданочка, – затем его взгляд прошелся по кабинету: закуска на столе, недопитая бутылка виски и разбитый стакан с ним. – Подавился он. Пить меньше надо, тьфу. Пойду-ка я катафалку вызову. Хорошо хоть раньше времени скорую не потревожили…

Нет. Нет, нет и еще раз нет… Охранник не мог делать такие выводы, он не врач. Я сама бросилась к отцу, упала на колени и сжала его руку там, где должен был быть пульс. Ничего… Вообще, мать его, ничего! Но, возможно, проблема лишь в том, что мой собственный зашкаливающий пульс и трясущиеся руки не дают найти правильную точку?

Потянувшись к шее, я нащупала место, как учили в школе, и снова тишина. Так странно, теплое тело отца находилось прямо передо мной. Такой же, как и всегда, серьезный мужчина, дорого одетый и ухоженный. Оставалось лишь только открыть глаза, чтобы вернуться. Только. Открыть. Глаза.

– Папа… – не понимая, что делаю, я достала салфетку и вытерла ею белую пену. – Папочка, прошу, открой глаза. Я обещаю делать все, что ты скажешь! Обещаю… Я уже все поняла… Но это все… Чертовски плохая шутка!

Отерев его губы, осторожно провела рукой по щеке. Теплая. Значит, все хорошо, да?

Поздно спохватилась, что в руке до сих пор телефон, где девушка не теряет надежды достучаться до меня. Я поднесла его к уху, не зная, что должна сказать. Все мысли покинули голову. Сознание словно обнулилось… Но кто-то помог, просто забрав мой мобильник прямо из рук.

– Мало того, что вы никак не помогли, так еще и смеете… – обернувшись, ожидала увидеть охранника, но вместо него наткнулась на Моргана.

Он смотрел на меня как-то странно. Наверное, так смотрят на детей, которым нужно сказать о коте, который не отправился в путешествие, а закопан за гаражами.

– Он мертв, Настя. Абсолютно точно мертв, – уверенно сказал Пол, но некая мягкость разбавила всегда такой серьезный тембр.

Это было безумие – осознать что-то настолько пугающее. Я посмотрела на папу ошарашенными глазами и впервые заметила синие губы. Они были слегка приоткрыты, словно человек совсем не владел своим телом. А пальцы… разжаты совсем неестественно.

Словно магнит, случайно соприкоснувшийся неверной стороной своей половинкой, отскочила от отца, медленно отползая. С трудом поднявшись на ноги, стала идти назад, пока не уперлась в стену… Теплую стену, у которой были руки, способные обнимать.

Я повернулась к Моргану, как единственному источнику жизни в этой комнате, и, крепко обхватив руками талию, уткнулась в грудь. Слезы текли из глаз, не давая прийти в себя, а тело содрогалось от каждого прикосновения мужчины к спине. Краем сознания подметила: вместо повязок на нем теперь какие-то плотные перчатки.

– Этого не может быть… Нет, только не папа… Только не он… – совсем неразборчиво шептала, не до конца давая отчет происходящему. – Я ведь теперь совсем одна… Совсем никого не осталось… Одна.

– Нет, ты не одна и никогда не будешь! – слишком резко ответил Морган, и давно знакомые нотки диктатора в его голосе разбудили сознание, а главное – здравый смысл.

Отскочив от мужчины на шаг назад, я посмотрела ему в глаза, пытаясь найти там насмешку или злорадство. Но там этого не было… Только жалость. Еще лучше!

– Не одна, говоришь? – язвительно спросила я, едва сдерживая истинные чувства. – Ты хотел показать мне реальную жизнь, да? Ты смог уволить меня из профкома, выгнать из общежития, подменить курсовую и даже запугать Костю, но это… Это слишком даже для тебя!!! – бросив осторожный взгляд на отца, я потеряла остатки здравого смысла. Была только злость. На Моргана и весь мир. Набросившись на мужчину с кулаками, пыталась достучаться до его совести и заставить сознаться. Но мои маленькие кулачки, едва касающиеся груди мужчины, наверное, не доставляли ему никакого дискомфорта. Я сделала этот вывод потому, что Пол даже не пытался отойти или остановить меня. Он просто стоял и ждал, когда я приду в себя.

В конце концов, это произошло, и я упала на пол, держась за голову. Столько мыслей, страхов и переживаний… А главное – эта боль где-то в сердце, которая разрывает сознание и не может выйти наружу, чтобы облегчить участь. Она истощает и порабощает. Я чувствовала, что теряю себя. Контроль больше был не подвластен.

– Я этого не делал, Настя. Но, обещаю, что, если смерть насильственная, мы найдем виновного. Ему ничто не поможет, – после долгого молчания сказал Морган, и, как бы пугающе это не звучало, стало легче. Пол не бросил меня одну, даже когда я сорвалась и обвинила его во всех грехах. Он поможет… Виновен мужчина или нет – уже не важно, дело сделано. Сейчас кто-то должен быть рядом. Ведь запретная грань в сознании была так рядом, манила своей легкостью… – Скоро Дмитрия заберут. И то… что ты сказала касательно проблем с вузом, я предупреждал тебя насчет Кости. Не хочу, чтобы ты жила с другими мужчинами. Все остальное…

– Если ты не виноват, что ты тут делаешь? – прерывая его странное откровение, спросила я, вскинув к нему голову. Можно было простить все, но не убийство. – Я не собиралась ехать к папе изначально. Это случайный порыв… Как ты мог знать, что я тут? К тому же отец успел сказать слово «яд», прежде чем… Прежде чем…

Снова посмотрев на отца, не в силах выносить эту пытку, встала на ноги и пошла прочь. Может быть, я сплю и этот кошмарный день лишь следствие ночевки у Кости?