Напряжение растет

Попытался встать и от сильнейшей вспышки боли тут же рухнул на землю.

— Кажется, ногу подвернул, — сплюнул кусочек травы, подмигнул испуганному брату, попытался встать снова и потерял сознание.



Ветер промораживал комнату сквозь распахнутые ставни, оглаживал выцветшие шторы, скрипел старой рамой с облупившейся краской. Он был тут хозяином, а вовсе не два человека, замерших подле окна друг за другом и слепо вглядывающихся в закатные очертания порта. Ветер ругался на незваных гостей, шипел им в уши, выталкивал своими порывами, дергал за рукава костюма и платья, летел мимо, от ярости завывал в коридоре за приоткрытой дверью и вновь принимался обходить утлую комнатушку, дотрагиваясь до всего вокруг. Это все его! Десять лет его!

— Десять лет назад мир казался больше, — почти беззвучно шепнула девушка.

Она пришла в эту комнату первой, ради одиночества, тишины и памяти.

— Мир слишком мал, чтобы сбежать от себя, — откликнулся мужчина за ее плечами.

Он вошел на пятнадцать минут позже, ради встречи, беседы и общей памяти.

— От вас тоже не сбежать.

— А я думал, это было приглашение. Ты ведь знаешь, что за домом следят.

— Почему я должна это знать? — с тихой яростью развернулась Светлана, тускло блеснув сине-серой полоской лезвия в левой руке.

— Потому что мы обещали сохранить твой дом в целости, — спокойно отреагировал мужчина, не отходя ни на шаг. — Десять лет назад.

— Здание скоро развалится, — отвернулась она к окну, пряча до поры лезвие в длинном рукаве платья. — Хорошо же вы следили.

— Оно такое же, как и было. Его хотели отремонтировать, но тогда бы оно стало лучше. Хотели снести, но мы не дали. Твой дом стоит, твоя комната в том же виде, с распахнутым тобою же окном. А над временем мы не властны. Никто не властен.

— Очень жаль, — тихо шепнула она. — Я бы хотела вернуться на десять лет назад…

— И ударить того заблудившегося мальчишку кирпичом по виску? — заинтересовался Руслан.

— Нет! Просто обойти стороной!

— Вряд ли получилось бы, — скептически хмыкнул мужчина. — Он ведь тебя уже заметил, такую продрогшую и голодную. Все равно попытался бы накормить.

— Тогда не встречаться с ним никогда! — Она повернулась всем корпусом и с вызовом посмотрела ему в глаза.

— Свобода манит сытых и обеспеченных, — не согласился Руслан. — Десять лет назад ты узнала, что можно не убивать ради еды.

— А затем делала то же самое…

— Был ли это чужой выбор?

— Да! — вместе с ответом взвыл ветер на улице.

— Мой отец предлагал многое доброй девочке, проводившей заблудившегося мальчика домой.

— Но у девочки был дар!

— Верно, — не стал спорить Руслан. — Потому все ограничилось предложением службы роду и клану.

Светлана вздернула голову, готовясь бросить сквозь зубы что-то резкое, но собеседник успел быстрее.

— Вместо того чтобы вернуть домой, к твоим родителям, с подарками, как было бы по закону… К тем, кто числился твоими родителями…

Девушка дернулась и, до крови закусив щеку, отвела взгляд.

— Кажется, ты этого не хотела. Тогда, десять лет назад? Ты была рада службе, рада обменять свободу на сытость и тепло.

— Но я не знала! — заупрямилась она, пытаясь побороть взглядом чужую волю.

Но куда там — не вышло десять лет назад выступить против мальчишки с серьезным и заботливым взглядом. Не вышло и сейчас. И взгляд… Он не изменился…

— Знала, — мягко погасил вспышку Руслан. — И в тот вечер, на пороге сияющей, лучшей жизни, была готова уничтожить любого, кто встал бы на твоем пути. И после, когда тебе подарили сережки, а ты спрятала их под подушку, а сама легла спать с портняжным шилом в руке. И затем, когда кружила в платье перед зеркалом, не забыв закрепить нож за поясом.

— Да любой бы!..

— А затем наш психолог два часа беседовал с тобой, перед тем как передать старшему коллеге.

— Не было никаких психологов!

— Тетя Руня, медсестра. А потом и доктор Павел Аркадьевич. Мы не принимаем решения просто так. Для постройки дома нужен надежный фундамент, иначе все рано или поздно рухнет под собственной тяжестью.

— Я сломалась…


— Устала, — не согласился Руслан. — Как этот дом. От времени, от холода и одиночества внутри.

— Пора сносить? — грустно улыбнулась Света.

— Как можно? Такого важного и крайне высококлассного специалиста! — тоном своего дяди ответил Руслан.

Светлана побледнела.

— Шутка, — подмигнул он. — Есть вариант получше. И… мы, конечно, не властны над временем. Но отправить тебя на десять лет назад, пожалуй, сможем.

Девушка нахмурилась, пытаясь прочитать мысли чуть повеселевшего мужчины.

— Тринадцать лет, симпатичная школьная форма, косички. Волосы, думаю, оставим твои, — задумчиво оглядел он ее макушку. — Они у тебя красивые, недаром ему понравились.

Светлана посмурнела еще сильнее, сжала руки в кулаки.

— Ну а главное — свобода. — Откровенно скалясь, Руслан мечтательно растянул фразу. — Полная свобода с возвратом всех клятв.

Девушка дернулась и совершенно ошарашенно посмотрела ему в глаза.

— Наше слово, — резко посерьезнев, подтвердил мужчина.

— К-кого я должна для этого… исполнить? — сглотнув, пересохшим голосом спросила она.

— Нет-нет, убийство лишает свободы. Чтобы ее вернуть, придется дружить. Только так.

— А?..

— С одним нашим учеником.

— Готовите в этой вашей милой школе очередного головореза? — взяла себя в руки Света, хмыкнув от узнаваемости мотивов.

— Вообще-то нет, — назло ей вновь заулыбался Руслан. — Но одному мальчику в восьмом классе очень не хватает соседки по парте. И настоящего друга, который оберегал бы от каверз и необдуманных поступков. Так что пойдешь на три года в школу, снова за парту. Разумеется, новые документы, железобетонная личность от самых яслей и все такое. А потом — свобода. Честно. Без оговорок.

— Н-но…

— Князь выделяет личного Целителя в ранге «мастера». Будешь девочкой-конфеткой. Веснушки хочешь?

— Вот еще, — фыркнула, скрывая радость и надежду, Светлана. — Три года? И всего-то? Погоди… А в чем подвох?

— Да нет никакого подвоха, — оставаясь спокойным, Руслан допустил-таки некоторую суетливость.

— А у тебя глаз дергается.

— А у тебя бы не дергался после того, что он натворил! — вырвался у него вопль отчаяния.

— Кто он? — жестко хлестнул вопрос.

— Мальчик. Перспективный.

— Р-руслан!

— Вы знакомы. Его зовут Максим.

— Сразу нет, — отшатнулась девушка.

Руки невольно покрылись зябкими мурашками, а из памяти на мгновение выплыло это. Волна паники хлестнула из глубин души, смешивая причины и доводы, оставляя желание бежать и прятаться.

Десять лет назад она не первый раз вышла на ночной промысел. Не первый год занималась этим. Тогда, за годы, о которых не знает и не узнает никто и никогда, из страха и интуиции выкристаллизовалось понимание, взлелеянное умение, не раз спасавшее жизнь маленькой девочке, а затем — девушке, женщине. Умение, которое позволяло определить опасность человека — и не важно, как он выглядел, простым ли забулдыгой в потрепанном плаще… под которым могли быть погоны и оружие, или стариком с плохонькой тросточкой… ручка которой легко выскальзывала вместе с трехгранным клинком — оружием хозяев ночной гильдии. Все ее тело пробирал страх — от легкого мандража до крупной дрожи, стоило вставить опасную личность в криминальные планы. Позже она научилась преодолевать это чувство, доказывая себе с помощью скальпеля и ланцета, что перед ней всего лишь мясо, закрепленное на костях…

Маленький милый мальчик, так невозмутимо взявший ее под руку, казался таковым ровно до той секунды, когда она от удивления такой шустростью привычно попыталась применить к нему свое умение. Из комнаты Максим выводил ее безвольной от первобытного ужаса, немой от страха, с мольбой цепляющейся за удивленные взгляды присутствующих. Он шутил — она смеялась, потому что он хотел, чтобы она смеялась, и так было безопасно. Он вел — и она безропотно распахивала перед ним режимные, запароленные двери закрытого крыла. И сбежала, как только появилась такая возможность, — сначала в другую часть здания, а потом на самый край страны. От одной мысли, что его можно тронуть, хотелось обнять колени и взвыть от безнадежности. Даже с князем она не испытывала таких чувств, хотя, казалось бы, боялась больше всего на свете… А сейчас ее пытались вернуть к нему.

Они просто не знают, кого опять подобрали с улицы. Этот вид не поддается дрессировке.

— Света? — обеспокоенно спросил Руслан и потянулся, чтобы придержать девушку за плечи.

С визгом схлопнулся воздух, рождая «воздушную линзу» на его пути, решетом хлестнула кирпичная кладка под мощью материализовавшейся стихии, возжелавшей занять ее место.

Руслан хладнокровно глянул на куски ржаво-красной шрапнели, плывшей в киселе индивидуального щита, и снял защиту.

— Светлана, я жду решения.

Но три года и свобода — пробилась сквозь панику мысль о манящем призе. Всего три года… Он пока юн и неопасен. Не знает, зачем нужны девушки. Не знает своих возможностей. И ведь совсем не обязательно желать ему зла? Стать подругой… Нет! Нет! НЕТ! Три года — и убежать. Свобода… Новые документы… Свобода…