Напряжение на высоте

– Отдай телефон охраннику. Тебя проводят, – сжал трубку Шуйский.

Затем с силой ударил ей по рычагам, чтобы услышать недовольный звон пластика и пружин в тишине той оторопи, что заняла комнату и разум. Сел на кровать и схватил голову руками.

Потом схватил телефон вновь и распорядился отвести девушку прямо к нему. Прошлый приказ вести на медобследование никуда не годился. Это не то знание, которое можно доверить местным врачам.

Шуйский заметался по комнате, пытаясь отыскать верный сценарий действий. Зубы до боли закусили нижнюю губу. Он и сам может почувствовать жизнь. Если она не врет. Но зачем?

Личная встреча, особенно под предлогом лжи, все только усугубит. А одинокую девушку он не боялся. Однако если все правда…

Артем заправил смятую постель, убрал в стопку сложенные листочки с записями на столике – с его и Инкой почерком – и обернулся на комнату, решая, куда их спрятать. Подошел к окну и сложил их под широкий горшок с декоративными цветами. Словно ему был важен этот визит. И так и будет – если все правда.

Появления Веры он дождался стоя напротив двери. Жестом приказал охраннику оставить их наедине и закрыть дверь. Сформировал технику, направил в живот девушки и прислушался к своим чувствам. Медленно встал на колени, подошел ближе и аккуратно, очень нежно положил руку на, казалось, чуть округлившийся животик под курткой, будто даже чуть дернувшийся от прикосновения. А затем тихо мяукнувший. Одновременно с холодным уколом стали в шею.

Артем медленно заваливался на ковер, остекленевшим и неспособным двинуться взглядом видя, как Вера расстегивает куртку и вытряхивает из складки заправленной в брюки кофты дрожащего от испуга котенка, немедленно сбежавшего куда-то в угол комнаты. Затылок Шуйского коснулся ворса, когда неспешное движение женских сапог остановилось совсем рядом.

– Ну что же ты так… – мягко посетовал ему девичий голос сверху.

Вера присела рядом и провела ладонью по его волосам.

– Надежда, страх, испуг, – перечисляла она добрым тоном. – Ты же чувствуешь, верно? Только как можно перепутать одно и двух существ, глупыш?

Язык не ощущался во рту, равно как и все тело. Шуйский мог только думать. Думать и ненавидеть, бороться волей и желать обрести власть над телом и Силой. А еще он не мог дышать, но паники не было. Слишком много ненависти и разочарования, чтобы бояться за себя.

– А еще – любовь, верно?.. – шепнула Вера. – Иначе бы не подобраться. А ведь любовь есть, мой милый… – дрогнул ее голос. – Ай! Плохой мальчик!

Девушка резко вскочила и метнулась к окну, заметив краем глаза шевеление листьев на цветах в горшочках.

Злыми движениями она принялась методично отсекать узким серебристым стилетом, что был в ее левой руке, лепестки и протыкать каждый насквозь, игнорируя оставляемые царапины на подоконнике. И листья стремительно чернели, стоило зачарованному металлу, покрытому насечками рун, их коснуться.

– Вот так… – выдохнула Вера и нервно оглядела комнату.

Затем вернулась к княжичу и с тревогой посмотрела на посеревшее лицо с налитыми красным глазами.

– Нет-нет-нет, не сейчас! Минутка, еще минутка! – упала она рядом с ним на пол и выдохнула в его приоткрытый рот.

Княжич резко вдохнул, но судорога вновь сковала тело.

– Мне еще кое-что надо сказать. – Вера бегающим взглядом смотрела на Шуйского, оглаживая его лицо и волосы ладонями. – Я хочу, чтобы ты знал, как это должно быть. Видишь? – подняла она стилет перед глазами Артема. – Это родовая вещь Романовых. Семейная реликвия, еще из Шумера. Они, глупые, даже не знают, что клинок не в сокровищнице. Забавно, правда? Но это не я! Это кто-то из таких, как вы, украл. Может, ты и украл? – тронула белое девичье лицо смешинка. – Ты зачем Романовых смертельно оскорбил, а? – Смешинка превратилась в глупый смех, немедленно прекратившийся. – Но так нельзя! Нет-нет! Романовы так не убивают! Они же корнями из Византии, у них в правилах проткнуть глаза. Тогда – поверят! Но не все! Нет-нет, мой милый! Это ведь так удобно – стравить два влиятельных рода! Но он этого хочет, представляешь? Постой!

Девушка вновь коснулась его губ для искусственного дыхания – и раздраженный углекислым газом мозжечок приказал телу сделать непроизвольный вдох.

– Вот так, хорошо… – успокоилась Вера. – Он хочет, чтобы все выглядело как ревность. Якобы этот глупый Максим приревновал к этой девке… Или к другой… Их много, правда? И все – красивые! Приревновал и убил тебя, а след чтобы показал на Романовых! Сначала Максима убьют, потом про Романовых догадаются! И будет резня, мой милый! Я ведь тоже должна дать показания! А я – совру! И мне поверят. – Движения ладоней по волосам и голове княжича стали быстрыми и жадными, словно спеша приласкать в последний миг. – А знаешь, что самое смешное, дорогой? – дрожа губами, спросила Вера. – Не знаешь? Никто не знает. Даже этот, который отдает приказы и верит, что я ему служу. Нет, мой милый. Мне приказано, чтобы я ему служила. Они обещали вернуть герб семье, они обещали все нам вернуть, отдать Архангельск… – скатилась слезинка из глаза девушки. – Ну что ты опять?..

Но в этот раз это был скорее не искусственный вдох, а горячий поцелуй.

– Ты за меня не рад? Ах, ты же с этой, заграничной… Я видела тебя с ней, я следила за вами, – шмыгнула Вера новыми слезами. – Видела ваше счастье. Но я – я тоже хочу быть счастливой! Ты же мне обещал! Что обещал? Что я буду счастлива! – с логикой, близкой к истерике, произнесла Вера. – И я буду счастлива. А они – они врут. Все, что обещали, – они слишком жадные, чтобы отдать. Я поняла поздно. Но теперь я знаю, что сделать. Я им задам! – Вера закусила губу до крови. – Они никогда не расхлебают. Не оправятся. Клянусь.

Руки обнажили живот, и острие стилета коснулось кожи. Чтобы, ведомое хрупкими девичьими руками, вонзиться зачарованным гибельным металлом в тело ее самой.

– И я счастлива, милый… – немеющими губами произнесла Вера, счастливо улыбаясь и падая рядом. – Я люблю тебя…

И только дикий рев ощутившего наконец свое тело княжича был над ними.

Рев, от которого разлетались тленом стены и потолок закрытого больничного крыла, обнажая равнодушное серое небо над юношей, прижавшим к груди уже не дышащее тело девушки.





Глава 15




В центре иссеченной бетонной плиты, полной обломков и покореженного хлама, в котором почти не угадывалась былая роскошная обстановка покоев, одна великая любовь и глупость прижимала другую.

Все покрывала тонкая серая взвесь, еще кружившая в воздухе. В углу, одуревший от происходящего, неведомо откуда взявшийся серый котенок жался к разрушенному краю этажа, щербившемуся кривыми зубами ржавой арматуры.

Тревожно перекрикивалась охрана, ожидая новых диверсантов. Проверялись тайные и явные входы, рвали на себе волосы и исходили нервами контрразведчики и специалисты наблюдения. Но беда в очередной раз пришла в дом через открытые двери, самостоятельно убранные в сторону конвои и отмененные досмотры.

– Уходи, – произнес я, не пытаясь перекричать отчаянный и полный боли рев Артема или лающие крики защитников.

Но Аймара Инка, что стояла рядом, услышала и вздрогнула.


– Нет.

Она неотрывно смотрела на чуть покачивающегося княжича, баюкающего в своих руках Веру, и на Нику, что пыталась сделать что-нибудь.

– Я снимаю с тебя все клятвы и обещания. Ты свободна делать что захочешь, – ответил я ей на это и в пару шагов сократил расстояние до невесты и друга.

– Не получается, – глядя на меня, всхлипнула Ника, удерживая в руках безвольную ладонь – ничего другого Артем ей не отдавал. – Оно сильнее, оно уже победило.

– Сейчас помогу… – влез я прямо в центр объятий Артема и Веры и гаркнул в ответ на злой, ничего не понимающий, но невероятно агрессивный взгляд товарища. – Она еще жива! Жива! Отпусти и дай мне ее вытащить!

Возможно, секунда отделяла Шуйского от атаки, но какие-то проблески разума все-таки сработали и он бережно уложил девушку, оставшись нависать над ней.

– Вообще свалил отсюда! – гаркнул я.

– Выбирай слова… – дрожащим от гнева голосом произнес Артем. – Я буду рядом. Лечи так, и только посмей не вылечить!

– Это мы легко. – Махнув на него рукой и сосредоточившись на деле, я отыскал валяющийся рядом стилет. – Этим ты ее?

– Она себя!!!

– Этим – ты ее!!! И только посмей сказать иное – всю ее родню вырежут! – не сдержался я. – Все будет зря!

– Пусть только посмеют… – удержал эмоции Шуйский, глянув на меня злобно, но все-таки отодвинувшись в сторону.

– Доктор, ваше слово? – успокоился и я.

– Я не могу! Не могу! – Отчаяние в голосе Ники нашло новую высоту.

И в подтверждение тому на тело Веры рухнул широкий золотой луч – куда как больше, чем тот, что лечил меня после падения с самолета.

– Видите? Это бесполезно! Надо знать как! Я пытаюсь, пытаюсь!.. – шептала Ника, трогая глаза, солнечное сплетение, запястья Веры.

– Я ей не поверил… – глухо бормотал фоном Артем. – Меня убедили не верить. Я не поверил, а она любила…

– А виноват во всем – я, – шепнул я тихо. – Я – убедил.

Но Артем услышал. И не сказал ничего против этого.

Я повертел красивый серебристый стилет в руках, меланхолично рассматривая узоры на металле. Всякое всплывает в истории – и эта дрянь, наверняка запрещенная всеми законами, явно на свете не одна.

Иные способны разрезать металл тихо и рутинно, как восковую свечу. Другие предсказуемо направлены против всякой жизни и не имеют другого назначения. Этот же был страшнее первых двух, убивая не только молодую жизнь, но и нашу с Артемом дружбу. Он никогда не простит – тень любимой, что была отвергнута по моей вине и покончила с собой, встанет на пути к примирению. Шуйский будет верить, что мог все изменить, если бы ему не мешали.

– Но как-то же лечат подобные раны? – спокойно, не сомневаясь в компетенции невесты, спросил я.

Потому что она все еще пробовала спасти ту, которую терпеть не могла, – перенося свою любовь и забывая о личности пациента, как делают все Целители.

– Если знать как, – утерла запястьем выступившие слезы Ника.

– Иметь опыт и повторить, – эхом отозвался я.

– Хозяева клинка – они знают, – бесцветно произнесла Инка, будто издалека.

Но их знания слишком далеко. Хотя, может, была в курсе и Вера.

Однако есть еще один путь – не передачи накопленного опыта, но постижения.

– Ника, – обратился я к невесте весело и со смешинкой.

Чем немедленно вызвал гневный, на пороге ненависти, взгляд Артема. И недоуменный – невесты.

– Ты уж будь добра, не затягивай, – произнес я немеющими губами и постарался улыбнуться.

Через судорогу и боль живота, собственноручно пронзенного серебристым стилетом.

Кажется, уши заложило от дикого крика – а может, гибельный яд клинка добрался до органов чувств.

Мир на мгновение закружился, но под удар головы о бетон вновь обрел стабильность – мертвое небо над головой, холод у шеи и ветер, что сносит серый песок, которого в воздухе оказалось удивительно много для центра столицы.

«Ты же хочешь спасти мир?..» – обозначил я движением губ, глядя на искаженное страхом и отчаянием лицо невесты.

Рядом появился Артем, что-то разъяренно требующий у Ники, пока его в буквальном смысле не снесло в сторону коричнево-черной волной, а его место занял меланхоличный Веня, принявшийся что-то втолковывать Нике на уровне жестов и рубленых слов. А потом мир затопил яркий свет.

Свет отступил вновь, явив лицо Ники, полное надежды, тут же сменившееся ужасом и болью. Веня не выражал эмоций – он коротко поклонился мне и отвел взгляд.