Мой 88-ой: назад в…

Нас ровняло одно – мы оба курили. Окажись он некурящим, так догнал бы сразу и все, драка там, катание в пыли и подкатившая машина с товарищами. А дальше, вероятно, деревянный макинтош, хотя это вряд ли… Два мешка из-под картошки, яма на старом кладбище, подрытая в чьей-то готовящейся могиле, похороны на втором этаже и все.

Мне такого не хотелось.

Я пробежал мимо двух мамок, кативших коляски и смотревших на меня ошарашенно и недоумевая. Свернул за угол, присев за грубо сваренной конструкцией у хлебного. Сломанный черенок от лопаты попался очень вовремя, заставив порадоваться бескультурию кого-то из местных.

Им-то и приложился прямо по голени моему «ведомому», выскочившему следом. Врубил со всей силы, довольно наблюдая, как он заорал и начал кататься по асфальту. И добавил еще, по башке, по спине, по… Черенок сломался еще раз, оставив в руках форменный огрызок.

Напротив, за хоккейной коробкой, скрипнули тормоза. Я задрал голову и увидел… понятное дело, моего «крестника», в бинтах с марлей и очках. Черт…

Пришлось снова бежать.

Гонка прекратилась на строящейся улице Орлова. Тут, врытые в котлованы, уже торчали бетонные плиты и фундамент будущих микрорайонов девяностых. Я нырнул в один, пробежал дальше, чтобы выскочить наружу. Сама стройка пока спала, рабочих не заметно, тишь-гладь-божья благодать, даже прикормленные собаки, лежавшие возле экскаватора, тупо-лениво проводили меня глазами.

Колеса скрипнули где-то у въезда на площадку, потом зашуршал разлетающийся гравий. Так… мне надо уйти левее, выйти к узкой дороге и, через нее, пройти в строну Осиновки. А там завернутьи через парк выбраться на Колыму. Ночевать придется в каком-то из бараков, готовящихся к сносу, но еще стоявших.

Только сперва надо уйти отсюда, где меня уже думают, что прижали.

До густо заросшего пустыря не дотянул сто метров, вовремя увидев два синих пятна. Нырнул в котлован и, освоившись в темноте, шагнул в сторону, в незаметную нишу стены. Подождем, хорошо.

– Я тут гляну, Чумак.

– Давай, обойду вон туда. На пустыре его нет?

– Не, видно было бы.

Чумак явно отправился дальше, а второй зашуршал, спускаясь вниз. Он старался идти тихо, но, как и мне, ему пришлось почти балансировать, когда земля покатилась вниз.

Запахло табаком, он, видно, закурил. Ну, хорошо. Искать меня ищут, да явно держат за чуть удачливого, но простого фраера, даже лоха, если уж быть точным. Не боятся, переоценивая себя. Это еще лучше, это вообще прекрасно.

Когда стало ясно, что невидимый и курящий герой топчется так, что не заметит если выгляну, то я… Выглянул.

Стриженый, в олимпийке и джинсах, вытягивал голову, всматриваясь в кирпично-бетонное нутро строящегося дома, пахнущее сухой землей, кошками и ночными заходами пэтэушников. Ну, можно, конечно, изобразить из себя самаритянина и просто попробовать уйти, только вот…

Только вот выход закрывала его стриженая башка и что-то, весьма смахивающее на ментовской обрезанный ПР. Да и хрена ли жалеть кого-то, желающего шарахнуть тебе пожестче?

Огрызок кирпича подходил как нельзя лучше. Если ударить за ухо, посильнее, не выживет. Если дать прямо по кумполу, будет сотряс и, в худшем случае, проломленная башка. Как по мне – оба варианта хороши и как получится, так получится.

У меня оказалась отличная позиция, со слежавшейся землей, что не посыпется струйками и ровно торчащими из нее отдельными кирпичами.

Вперед, гардемарин, вас ждут великие дела.

Стриженый шагнул вперед и стал еще сильнее всматриваться в темноту подвала, наполовину закрытого плитами. Спасибо, упростил задачу. На кирпич, осторожно, на второй, по земле, еще несколько шагов…

Сзади треснуло и рассыпалось разлетевшимся битым стеклом. Смотреть – что там, времени не осталось. Пришлось почти прыгать, видя, как он развернулся, заметно дернувшись и начав раскрывать рот для крика. Я все же успел, успел дотянуться, ударить первым и даже попасть. Пусть и не туда, куда целился раньше.

Кирпич с хрустом врубился в рот, заталкивая назад крик напополам с крошевом зубов и красно-брызгающими кусками губ с деснами. Его голову развернуло вправо, вслед инерции удара, а я ударил в горло, в кадык. Почему-то пожалел, ударил не костяшками, разбивая хрящ и вгоняя его в дыхательное. Ударил кулаком, окончательно добив умерший вопль, приложил коленом в живот и добавил сверху в затылок.

Стриженый упал, скорчившись. Обрезанный ПР откатился вниз, в подвал и лезть за ним не стоило. Только-только выбравшись из легкой ловушки – не стоит загонять себя в сложную. Неинтересны мне гладиаторские битвы в замкнутых строящихся помещениях, ну в жопу.

Я ж ни хрена не Чак Норрис, да и Рэмбо из меня, как из козьей сраки – труба. Загнали в угол, так получите и распишитесь.

А еще у меня появился вопрос. Откуда взялась та бутылка, зеленая «чебурашка», совершившая сеппуку о бетон? Не имелось ее там, вообще. А она взялась и раскололась. И это мне не нравилось.

Но разбираться с возникшими мыслями явно стоило потом, а пока, пробежав пустырь, я вломился в кусты, камыш и прочую пердь на пути к парку.

Вечер я встретил почти там, где собирался, потный, грязный и злой. План не удался, меня загнали в джунгли моего детства и там мы устроили самый настоящий зеленый ад Вьетконга. В смысле не кровавое побоище, а самые настоящие партизанско-гестаповские прятки. Я прятался, меня искали.

То ли память включилась в экстремальной ситуации, то ли судьба исправлялась за непонятно откуда взявшуюся и разбившуюся бутылку в котловане. Все равно, просто я петлял среди противно колючих стволов совсем как в детстве, прекрасно зная все хитрые повороты и один раз даже спрятавшись ровно за пару секунд до повления парочки с трубами в руках.

Отсидев минут пять, успокоив дыхание и чуть подсохнув, слушал. Они искали, немного погодя начали перекликаться и даже замыслили военную хитрость. Типа свалили отсюда, ну его нахер, потом найдем. Всего ничего, только два голоса неожиданно вывалились из общего ора, а направление, где слышал их в последний раз, разобрал и понял.

Мне пришлось идти чуть ли не на карачках, но зато я выбрался к большой посадке из тополей и через нее рванул к белеющим пятиэтажкам, уже подсвещенным фонарями. Меня заметили где-то на середине пути.

Движки машин, после свиста и криков-указаний, заработали, я припустил быстрее и почти успел добраться до выхода в сторону парка, вот-вот только оставленного позади. Когда на подъездную дорожку упали резко увеличивающиеся круги желтого света, то остановился…

Осталось вжиматься в стену и ждать машины, поехавшей в круг, ну, либо выйти на асфальт, прямо перед фарами второй, светившей вдоль кустов. Во дворе, со второго въезда, шли и весело-матерно переругивались, ожидая конца загонной охоты.

Дерьмовые дела, если честно. Не знаешь, чего ожидать от самой ситуации и как быть, тоже не особо понимаешь. Во дворе идут трое, в машинах по паре человек. Вряд ли они с пустыми руками, пусть у них с собой что? Ножи? Обрезки труб? Свинчатки-кастеты? Скорее всего, что вместе, а вместе оно легко превратит меня в фарш. Со стволами тут еще немного туго, армейские склады, как граница, на замке, самоделок не много, «черных» копателей с эхом войны тоже не особо.

Так и…

Прямо за спиной тихо и удивленно присвистнули.






Глава 11




Если удача повернулась к тебе спиной, то она закончилась. В моем случае спина, а также все остальное, что пониже, наоборот помогли. А еще моя удача со спины смотрелась потрясающе. Возможно, дело было в нервах, адреналине и всем прочем, но выглядела она, в халате с поясом, очень красиво.

Мне тоже хотелось удивленно присвистнуть. Такое не случается, а если случается, то хочется задуматься – как же так?

Ведь моя удача в гладком поблескивающем халате оказалась той самой покупательницей Дюма с рынка. Вот такие дела…

Минуту назад, одними жестами и стоя на балконе, она сказала все нужное. Первый подъезд, такая-то квартира, дверь оказалась открытой, я прошмыгнул гусиным шагом и вроде бы остался незаметным. Не нужно глупой гордости, не надо храбрости как-бы волка-одиночки в неравном бою. Когда у тебя на хвосте волкодавы, надо удирать. Да и про волков-одиночек все это байки, не больше.

Замок щелкнул мягко, без звука. Интересные дела.

– Я Таня.

Пришлось назваться, хотя хотелось обмануть. Интуиция так и кричала – надо наколоть, надо… А я взял да сказал правду.

– Кофе хочешь?

– Да, если можно.

– Руки мой и на кухню… Рэмбо.

– Я не Рэмбо, а это так, случайность.

Она ничего не сказала, улыбнулась и ушла. Красивая улыбка, одними губами.

Я еле удержался, чтобы не проводить взглядом икры с щиколотками, гладкие и смуглые. Некрасиво, братец, девушка тебе только что жизнь спасла, надо понимать. А ты?

В подъезде шумнуло. Осторожно подошел к двери, приник к глазку. Здрасьте, пожалста, вот и мои друзья, аж втроем. Идут, не особо таясь, проверяют этажи. Лишнее подтверждение имеющейся благодарности в адрес странновато поступившей Тани, любительницы Дюма, атласных халатов и летнего загара. И кофе, надо полагать.

Сзади постучали по косяку.

– А?

– Товарищи тебя потеряли?

– Вроде того. Спасибо.

– Да не за что, твое счастье, была на балконе. Руки мой, говорю, колонку включу. Да и, вообще, раз уж ты тут, в душ сходи. Полотенце возьми в красно-желтую полоску. Ты, чую, кроссы бегал весь день?

Едкость, колкость и сарказм, смешать в шейкере с гуманностью и помощью совершенно не близкому, взболтать и получится сцена, как из кино. Но я был ей совершенно рад.

Ванная, раздельная с туалетом, оказалась той самой, советско-уютной. С металлическим прутом, держащим занавеску из чего-то вроде клеенки, с полкой у окошка в кухню, где весело блестели разноцветные бутыли шампуня, скорее всего, из ГДР. Такие ставили как украшение, но этими пользовались.

Чистое белье и тельник оказались очень кстати. Вонять, как верховому коню после полковых учений мне не хотелось. Грязное, свернув, в который уже раз кинул в рюкзак. Не здесь же мне его полоскать, верно?

Запах кофе, готовящегося в турке, сложно перепутать с растворимым. Запах плыл из кухни, заставляя внюхиваться, внюхиваться и наслаждаться. Кофе, надо полагать, придумал сам дьявол, искушая души человеческие. И больше никак.

Природа горьковато пахнущего наркотика объяснилась на удивление просто – на подоконнике стояла золотистая большая пачка с каким-то весело улыбающимся Педро, держащие на ладони зерна.

– Бразильский, – Таня кивнула на нее. – Подруга работает в ОРСе, помогает, когда может.

Я сел, не совсем понимая – с чего бы мне начать. Вроде как поблагодарил, еще раз говорить спасибо этой вот особе… Может и оскорбиться.

– На.

Она поставила пепельницу передо мной. И сама закурила, достав пачку «Герцоговины».

– Ты чего с ними не поделил-то, букинист?

Я невольно улыбнулся.

– Звучит осуждающе.

– Ну-у-у… – она покрутила ладонью, дым поплыл сизой полоской. – Я тебя сразу узнала, вот ведь. Думаю… помочь, наверное, надо? Сразу было видно, что человек воспитанный, культурный, а тут за ним всякие хулиганы гоняются с неизвестными целями.

И уставилась на меня с каким-то очень профессионально-осуждающим прищуром. Я не выдержал и долго смеялся, чуть не начав хрюкать. Она смеялась вместе со мной, а смех тоже оказался хорошим, мягким и звонким в конце. Умеющая строго смотреть Татьяна, при ближайшем рассмотрении, оказалась удивительно милой особой. Там, на рынке, мне встретилась очень стильная для своего времени и, одновременно, строго выглядящая молодая женщина.