Мое злое сердце

– А в чем еще?

– Два года назад у нас в бассейне случилась неприятная история. Какой-то вуайерист установил видеокамеру в женской раздевалке, и одна из девушек ее обнаружила. Полиция быстро нашла злоумышленника, но наша репутация пострадала надолго. Потребовалось много времени, чтобы ее восстановить. Многие посетители перестали к нам ходить, отец даже подумывал закрыть «Атлантиду».

– И теперь твой отец переживает, что сумасшедшая сотрудница начнет всем рассказывать, мол, шутник снова здесь? Кто может поручиться, что это не тот же самый тип?

– Это не может быть он. В то время его отец еще был бургомистром. У него начались серьезные неприятности. Его не переизбрали, и он вынужден был уехать в другой город. Сына запихнули в интернат, насколько я знаю.

– Ладно, Дэвид, – сердито вздохнула я. – Любопытная история, но представь, как бы ты себя чувствовал, если бы все вокруг считали тебя сумасшедшим? Вы оба ни на минуту не поверили, что кто-то действительно спрятал мои вещи.

– Это неправда, – ответил Дэвид, глядя на меня твердо. – Я осмотрел всю ограду и нашел в ней дыру позади пляжа. Она явно давняя – какой-нибудь мальчишка проделал ее, чтобы сократить путь, но оттуда как раз удобно добраться до шкафчиков раздевалки.

Я удивилась:

– Так, значит, ты веришь мне?

– Конечно. Мы же друзья, разве нет?

Затем он повернулся и откинул заднюю крышку фургончика:

– Давай, сейчас поднимем в машину твой велосипед, а потом сама поднимайся. А то этот дождь нас угробит.

Мы погрузили Мисс Пигги и наконец-то оказались в сухости и тепле. Дэвид передал мне полотенце, лежавшее на заднем сиденье.

– Значит, ты уверен, что переубедил меня? – спросила я.

Полотенце пахло лиловым, возможно, из-за стирального порошка с ароматом сирени.

– Не уверен, но очень надеюсь, – сказал Дэвид, густо краснея.

– Это был не вуайерист, Дэвид, – сказала я, слегка обсушившись. – Кто бы это ни был, он хотел меня напугать. Чтобы со стороны это выглядело так: у сумасшедшей снова паническая атака. Вероятно, он даже надеялся, что твой отец меня уволит.

– Но зачем кому-то так поступать? – спросил Дэвид. Он тоже вытирал лицо носовым платком.

– Потому что этот человек хочет, чтобы меня считали сумасшедшей. Да, я сейчас не в лучшей форме, но я не сумасшедшая и паранойей не страдаю. Хотя для всех должно выглядеть именно так. И я уверена, что это как-то связано с той ночью.

– Хм… – Дэвид забросил платок на заднее сиденье. – Потому что ты видела Кевина?

Я схватила медальон и крепко стиснула пальцами.

– Я действительно его видела. То, что меня хотят выставить сумасшедшей, – лучше всего доказывает, что я его себе не вообразила. Кевин от кого-то спасался, Дэвид, он был насмерть перепуган и бормотал что-то об убийце и дьяволе. Я должна выяснить, что за всем этим кроется.

– Уфф… – выдохнул Дэвид и посмотрел в окно. – Тогда возможно, что Кевин еще жив, а в его машине сгорел кто-то другой.

– Да, вполне возможно.

– Но как ты собираешься это доказать? Копы нам ни за что не поверят. По крайней мере, пока не исследуют сгоревшее тело из автобуса.

– Нет, – сказала я и скептически улыбнулась. – И меньше всего для беседы подойдет отец Барби.

– Но что же нам делать?

– Ты знаешь, где жил Кевин. Давай сходим к нему и посмотрим – вдруг что-нибудь проясним.





38




Некоторое время мы размышляли, как объяснить матери Кевина наше неожиданное появление, и решили действовать экспромтом – в зависимости от того, как она будет реагировать. Когда Марлена Шмидт открыла дверь и увидела на пороге Дэвида, она повисла у него на шее. В какой-то момент мне показалось, что эта полная женщина задушит щуплого подростка. Наконец Дэвид твердо высвободился из ее слабых объятий. На меня женщина не обращала внимания, но сейчас это было нам даже на руку.

– Рада тебя видеть, Дэвид, – сказала женщина.

Как она ни старалась это скрыть, мы сразу заметили, что она пьяна.

– Я так одинока, – произнесла она заплетающимся языком. – К кому я теперь могу пойти? Все обвиняют меня в том, что мой Кевин с собой сделал. Ну заходи – те же!

Пошатываясь, она провела нас в гостиную, где по телевизору показывали популярное кулинарное шоу. Комната тонула в полутьме, жалюзи были почти закрыты, но беспорядок все равно бросался в глаза. Всюду стояли пустые бутылки из-под водки и колы. Журналы, рекламные проспекты и письма кучей валялись на грязном полу, растения на подоконнике засохли. В комнате было жарко и душно, из кухни проникал зеленоватый запах испортившихся продуктов. Он смешивался с водочным перегаром, висящим в воздухе. Судя по всему, квартиру не проветривали уже много дней.

Мы с Дэвидом сели на обшарпанную кушетку, которую нам пришлось предварительно освободить от пустых коробок из-под конфет, грязного нижнего белья и вороха телепрограмм. Я видела по телевизору передачи о подобных случаях, а в клинике даже встретила женщину, чью квартиру пришлось спасать от нашествия крыс, но сейчас, в этой комнате, я ощущала себя героем фильма ужасов.


– Устраивайтесь и не обращайте внимания на беспорядок, – сказала Марлена Шмидт, плюхаясь на кушетку напротив нас. – Я зациклилась на своих мыслях. Хотите что-нибудь выпить?

Мы с Дэвидом одновременно замотали головой. Марлена кивнула и уставилась в экран телевизора. Там некая Дженни резала овощи, рассказывая, что стала веганом по убеждению. Это было грустное зрелище – смотреть на сидящую у телевизора Марлену Шмидт. Она была одной из немногих, для кого я не могла подобрать цвет. Но это было иначе, чем с Юлианом. С Марленой любая краска тотчас блекла.

Я догадалась, что ей было немногим за сорок, хотя выглядела она гораздо старше. В юности она была, вероятно, красивой женщиной, но с годами лицо приобрело нездоровую одутловатость и красноту, как бывает у злоупотребляющих алкоголем. Такой, надо думать, чаще всего и видел Кевин свою мать. Со стаканом водки с колой в одной руке, с пультом в другой, уставившейся на экран, где какая-нибудь Дженни режет овощи.

Я предоставила действовать Дэвиду, и он начал разговор. Выразил свои соболезнования. Марлена начала ругать полицию, что ей до сих пор не выдали тело сына для похорон.

– Что там идентифицировать? Вы не представляете, что чувствует мать, когда ее единственный ребенок лишает себя жизни, – сказала она, после чего ее взгляд остановился на экране.

Потом Дэвид спросил ее о Кевине: не было ли каких-то признаков, что он собирается покончить с собой?

– Он так часто это делал, что все перестали обращать внимание, – ответила мать Кевина, снова наполняя свой стакан. – Он ни на минуту не задумался, как я буду потом с этим жить. Только ныл вечно, какая поганая жизнь. – Она рыгнула. – Ты должен попытаться что-то слепить из нее, говорила я ему. А он что? Он попытался свалить всю вину на меня. А мне все это тоже нелегко.

Потом она добавила: в день накануне своей смерти Кевин объявил ей, что скоро уедет, и они поссорились. Из-за чего, мы так и не узнали, потому что Марлена Шмидт схватила пульт и переключила на другую программу:

– Чертова реклама!

Я спросила у нее, можно ли воспользоваться туалетом. Она указала на коридор:

– Он там, за ванной.

Я сделала знак Дэвиду, что он должен занять мать Кевина, чтобы мне хватило времени немного осмотреться в квартире. Дэвид понял меня без слов и кивнул.

Комнату Кевина найти было нетрудно. Она находилась рядом с ванной. Кевин приклеил на дверь табличку, вероятно, украденную на какой-нибудь стройке:

«ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!

РОДИТЕЛИ, СМОТРИТЕ ЗА СВОИМИ ДЕТЬМИ!»



Я спросила себя, подразумевало ли второе предложение его мать? Вероятно, он хотел, чтобы она почувствовала вину за невыносимую семейную жизнь, из которой он так хотел вырваться.

Некоторое время я колебалась, прежде чем проникнуть на его личную территорию. Но, как говорят, цель оправдывает средства. Итак, я тихонько отворила дверь и проникла в мир Кевина. Меня встретил густой фиолетовый запах пачулей. Черные шторы были задернуты, здесь было так же сумрачно, как в гостиной. Однако в отличие от гостиной в комнате Кевина царил порядок. Как будто он хотел отгородиться от всей остальной части дома.

Судя по всему, Кевину нравилось все мрачное. Это касалось не только лакированных черных полок и стоящих на них пластмассовых черепов, но также его вкусов в музыке и кинематографе. Стены были увешаны постерами ужастиков, таких как «Пила» и «Хеллоуин», и звезд типа группы «Лорди», Мэрилина Мэнсона, «Систерс оф Мёрси» и, конечно же, «Барлоу». Над столом висели черно-белые фотографии и нарисованный портрет девушки. Ронья получилась очень симпатичной. Особенно хорошо получились живые глаза, а глаза всегда мне давались труднее всего. Под портретом лежала записка – очевидно, с цитатой из какой-то песни.

И я вовсе не нахожу смешным,

Я считаю это даже немного грустным,

Что мечты, с которыми я умираю, –

Лучшее, что у меня было в жизни.





Мне казалось, я узнаю песню. «Mad World» группы Tears for Fears. Сколько печали и отчаяния сквозило в этих строчках! Достаточно, чтобы всякого вошедшего в комнату затопила депрессия. Я посмотрела на потолок и заметила потрескавшуюся штукатурку возле люстры, вспомнив, как вовремя зашел к Кевину Юлиан и спас его. Однако тот Кевин, которого я встретила в садовом домике, вовсе не выглядел уставшим от жизни! Напротив, он испытывал страх смерти и просил меня о помощи. «Вероятно, есть большая разница, когда ты хочешь умереть сам или когда тебе кто-то угрожает», – подумала я.

В моей клинике для подростков лежало много девушек и юношей, попытавшихся свести счеты с жизнью. Но многие не собирались заходить так далеко. Это был отчаянный призыв о помощи, чтобы взрослые наконец-то восприняли их всерьез. Например, матери, которые постоянно сидят пьяные перед телевизором и заняты исключительно самими собой. Не правда ли, Кевин? Возможно, ты тогда даже ждал, когда Юлиан зайдет к тебе, чтобы успеть спасти тебя?

Затем я рассмотрела фотографии над столом повнимательнее. На многих из них были могилы на различных кладбищах, надгробные памятники, но большинство было снято на какой-то старой фабрике. Я увидела огромные стальные котлы, ржавые провода, разбитые окна, через которые проникал солнечный свет. У Кевина было хорошее чувство света, и эта заброшенная фабрика отлично подходила для его черно-белых фотографий. Судя по всему, он часто бывал там, потому что на некоторых снимках был виден снег, в то время как на других – цветущие ветки на фоне кирпичной стены, а также ягодные кустики, проросшие внутри старого здания.

На лэптопе Кевина лежали яркий проспект с видами США и шариковая ручка. На листочке рядом были каракули, среди которых преобладало число 666. Кевин писал это число, делая цифры разной высоты, писал снова и снова, словно в наваждении. Некоторые шестерки он закрасил – так обычно делаешь механически, когда размышляешь о чем-то или говоришь по телефону. Вдруг я услышала шорох. В дверях стоял Дэвид, прижав палец к губам в знак молчания.

– Тсс… Нам пора, – шепнул он мне. – Марлена спит – она здорово нахлесталась. Когда она просыпается, то обычно бывает агрессивной. Будет глупо, если она застукает нас здесь. Ну, ты что-нибудь обнаружила?

– Возможно, – шепнула я в ответ, сняв со стены одну из фотографий. – Сматываемся!





39




Когда Дэвид подъехал к нашему дому, мамусик была еще на работе. К этому времени дождь прекратился и снова выглянуло солнце. Тотчас же вернулась и духота, будто городок накрыли теплым влажным покрывалом.

– Уф, как душно! – Дэвид вздохнул, помогая мне выгрузить Мисс Пигги. – Но здесь воздух все же лучше, чем в той темной квартире.