Мистер Мерседес

Двое патрульных обнаружили «мерседес» через час после массового убийства. За одним из складов, которых хватало на берегу озера.

Огромный мощеный двор заполняли ржавые контейнеры, чем-то напоминавшие монолиты с острова Пасхи. Серый «мерседес» небрежно бросили между ними. Когда прибыли Ходжес и Хантли, во дворе уже стояло пять патрульных автомобилей, два – нос к носу у заднего бампера серого седана, словно ожидая, что он сам по себе заведется и попытается уехать, как тот «плимут» в старом фильме ужасов. Туман перешел в накрапывающий дождь. Синие вспышки на крышах патрульных автомобилей подсвечивали капли.

Ходжес и Хантли подошли к группке патрульных. Пит Хантли заговорил с теми двумя, что первыми обнаружили брошенный «мерседес», а Ходжес обошел автомобиль. Передняя часть «S600» лишь чуть помялась – знаменитое немецкое качество, – но капот и ветровое стекло пятнала свернувшаяся кровь. Рукав, затвердевший от крови, зацепился за радиаторную решетку. Потом выяснилось, что его оторвало от рубашки Огаста Оденкерка, одного из убитых. Ходжес заметил и кое-что еще, блестевшее даже в сумрачном утреннем свете. Он опустился на колено, чтобы приглядеться. В таком положении его и застал Хантли.

– И что это такое, черт побери? – спросил Пит.

– Думаю, обручальное кольцо, – ответил Ходжес.

Он не ошибся. Простенькое золотое колечко принадлежало Франсине Райс, тридцати девяти лет, проживавшей на Сквиррел-ридж-роуд, и потом его вернули семье. Женщину похоронили, надев кольцо на безымянный палец правой руки, потому что три пальца левой, начиная от указательного, оторвало. Медицинский эксперт предположил, что она инстинктивно вытянула руку перед собой, словно пытаясь остановить надвигавшийся на нее «мерседес». Два пальца нашли на месте преступления перед самым полуднем десятого апреля. Указательный исчез. Ходжес подозревал, что одна из чаек, которых на берегу озера хватало, схватила его и унесла. Он предпочитал эту идею более мерзкой альтернативе: кто-то из выживших прихватил палец в качестве сувенира.

Ходжес встал и подозвал одного из патрульных.

– Надо накрыть автомобиль брезентом, прежде чем дождь окончательно смоет…

– Уже вызвали. – Патрульный указал на Пита. – Он нам сказал первым делом.

– Какой же ты молодец, – похвалил Пита Ходжес елейным голосом набожной прихожанки, но его напарник лишь кисло улыбнулся. Он смотрел на заляпанную кровью морду «мерседеса» и кольцо, застрявшее в хромированной решетке.

Подошел другой коп, с блокнотом в руке, открытая страница уже коробилась от влаги. На жетоне Ходжес прочитал его фамилию: «Ф. ШЕММИНГТОН».

– Автомобиль зарегистрирован на миссис Оливию Энн Трелони, дом семьсот тридцать девять по Лайлак-драйв. Это Шугар-Хайтс.

– Где большинство добропорядочных «мерседесов» укладывается спать после долгого рабочего дня, – кивнул Ходжес. – Выясните, дома ли она, патрульный Шеммингтон. Если нет, попытайтесь ее найти. Сможете?

– Да, сэр, конечно.

– Рутинный звонок, понимаете? В связи с угоном автомобиля.

– Будет исполнено.

Ходжес повернулся к Питу.

– Передняя часть салона. Что-нибудь заметил?

– Подушки безопасности не сработали. Он вывел их из строя. Значит, готовился.

– А еще значит – знал, как это сделать. Что ты думаешь о маске?

Пит всмотрелся сквозь капли дождя на окне водительской дверцы, не прикасаясь к стеклу. На кожаном водительском сиденье лежала резиновая маска из тех, что натягивают на голову. На висках, будто рога, торчали пучки клоунских рыжих волос. Нос заменял красный резиновый шарик. Без растягивающей маску головы красногубая улыбка выглядела презрительной ухмылкой.

– Просто мурашки бегут по коже. Видел когда-нибудь этот фильм о клоуне в канализации?

Ходжес покачал головой. Позже – за несколько недель до выхода на пенсию – он купил DVD с фильмом, и Пит оказался прав. Маска очень напоминала лицо Пеннивайза, клоуна из фильма.

Вдвоем они обошли автомобиль, заметив кровь на покрышках и порогах. Большую ее часть могло смыть до прибытия брезента и экспертов; было только двадцать минут седьмого.

– Патрульные! – позвал Ходжес, а когда они подошли, спросил: – У кого мобильник с камерой?

Выяснилось, что у всех. Ходжес велел им окружить автомобиль – он уже думал о нем как о машине смерти, – и они начали делать снимки.

Патрульный Шеммингтон стоял чуть в стороне, разговаривая по мобильнику. Пит подозвал его.

– Вы знаете возраст этой Трелони?

Шеммингтон сверился с блокнотом.

– Дата рождения в ее водительском удостоверении – третье февраля пятьдесят седьмого года. То есть ей… э…

– Пятьдесят два, – вставил Ходжес. Они с Питом Хантли работали в паре уже двенадцать лет, так что многое могли и не озвучивать. По возрасту и полу Оливия Трелони годилась в жертвы Парковому насильнику, но никак не в массовые убийцы. Они знали о случаях, когда водители теряли контроль над автомобилем и случайно въезжали в группы людей. Только пятью годами раньше, в этом самом городе, мужчина – глубоко за восемьдесят, на границе старческого слабоумия – въехал на своем «бьюике-электре» в летнее кафе, убив одного человека и покалечив десяток, но Оливия Трелони никак не попадала в эту категорию. Слишком молода.

Плюс маска.

Но…

Но.





15



Счет прибывает на серебряном подносе. Ходжес кладет на него кредитную карточку и мелкими глотками пьет кофе, дожидаясь, когда ее вернут. Желудок приятно полон, а когда такое случается в середине дня, его обычно тянет прилечь на пару часов. Но не сегодня. Сегодня он бодр как никогда.

Но выглядело столь очевидным, что никому не пришлось произносить его вслух – ни друг для друга, ни для патрульных (подъезжали все новые, хотя этот чертов брезент появился только в четверть восьмого). Дверцы «S600» были заперты, замок зажигания пуст. Никаких признаков взлома детективы не заметили, и позже главный механик городского салона, который продавал «мерседесы», это подтвердил.

– Сильно придется кому-то потрудиться, чтобы открыть дверцу отмычкой? – спросил Ходжес механика. – Не имея ключа?

– Это практически невозможно, – ответил тот. – Эти «мерсы» делаются на совесть. Вскрыть замок, конечно, можно, но остались бы следы. – Он сдвинул фирменную кепку на затылок. – Все очень просто. Она оставила ключ в замке зажигания и проигнорировала предупреждающий сигнал, когда вылезала из автомобиля. Вероятно, думала о чем-то еще. Я хочу сказать, у него был ключ. Как иначе он мог запереть автомобиль, когда уходил?

– Вы говорите про нее, – заметил Пит. Они не упоминали имени владелицы.

– Да ладно вам. – Механик улыбнулся. – Это «мерседес» миссис Трелони. Оливии Трелони. Она приобрела его в нашем салоне, и мы каждые четыре месяца проводим техобслуживание, как по часам. У нас лишь несколько «мерседесов» с двенадцатицилиндровыми двигателями, и я знаю их все. – И добавил, не погрешив против истины: – Эта крошка – танк.

Убийца завел «бенц» между контейнеров, выключил двигатель, снял маску, полил ее хлоркой и вылез из автомобиля. Перчатки и сетку для волос, наверное, сунул под пиджак. А напоследок – еще одна подлянка: перед тем как уйти в туман, запер автомобиль смарт-ключом Оливии Энн Трелони.

Отсюда и это но.





16


Она попросила их не шуметь, потому что ее мать спала, вспоминает Ходжес. Потом предложила кофе с булочками. Сидя в «Димасио», он пьет кофе маленькими глотками и ждет возвращения кредитной карточки. Думает о гостиной в той роскошной квартире в кондоминиуме, с потрясающим видом на озеро.

Одновременно с кофе и булочками они получили изумленный взгляд округлившихся глаз: разумеется, я этого не делала. Такие взгляды – эксклюзивная собственность богатых горожан, у которых никогда не возникало проблем с полицией. Они просто не могут себе такого представить. Она даже озвучила эту мысль, когда Пит спросил, не могла ли она оставить ключ в замке зажигания, когда припарковала «мерседес» на Лейк-авеню неподалеку от дома, в котором жила ее мать.

– Конечно же, нет. – Слова сопровождались изгибом губ в легкой улыбке, говорившей: Я нахожу вашу идею глупой, более того, чувствую себя оскорбленной.

Наконец официант возвращается. Опускает на стол маленький серебряный поднос, и Ходжес сует мужчине десятку и пятерку, прежде чем тот успевает выпрямиться. В «Димасио» официанты делят чаевые поровну, и Ходжес к такой практике относится крайне неодобрительно. Да, он старомодный, но меняться не собирается.

– Благодарю вас, сэр, и buon pomeriggio[18].

– И вам того же, – отвечает Ходжес. Убирает чек и «Амэкс», но сразу из-за стола не встает. На тарелке еще несколько крошек, оставшихся от торта, он собирает их вилкой и отправляет в рот, как в детстве – крошки материнских пирогов. Ему эти последние крошки, которые тают на языке, всегда казались самыми вкусными.





17


Решающий первый допрос через считанные часы после преступления. Кофе и булочки, пока продолжалось опознание искалеченных тел. Где-то рыдали родственники и рвали на себе одежду.

Миссис Трелони прошла в прихожую, где на столике лежала ее сумка. Принесла ее, порылась, нахмурилась, продолжая рыться, вроде бы встревожилась, потом улыбнулась:

– Вот он. – И она протянула им смарт-ключ.

Детективы какое-то время смотрели на него. Ходжес думал, каким ординарным выглядит ключ к столь дорогому автомобилю. Черная пластиковая палочка с набалдашником. С одной стороны набалдашника – логотип «Мерседеса», с другой – три большие кнопки. На одной – закрытый висячий замок. На второй – открытый. Третья – тревожная. На случай если грабитель нападет в тот самый момент, когда вы открываете замок. Нажатие кнопки – и автомобиль взвоет, призывая на помощь.

– Я понимаю, почему у вас возникли проблемы с поиском ключа. – Тон Пита был таким дружелюбным, что казалось, будто он просто поддерживает разговор. – Большинство людей цепляет к ключам брелоки. У моей жены это большая пластмассовая ромашка. – И он обаятельно улыбнулся, словно Морин оставалась его женой и есть свидетели, которые видели, как эта женщина в дорогой одежде доставала из сумки пластмассовую ромашку с прицепленными к ней ключами.

– Рада за нее, – ответила миссис Трелони. – Когда я смогу получить автомобиль?

– Это решать не нам, мэм, – ответил Ходжес.

Она вздохнула и поправила лиф платья с вырезом-«лодочкой». Потом они видели этот жест десятки раз, тогда – впервые.

– Мне, конечно, придется его продать. После случившегося никогда не смогу сесть за руль этого автомобиля. Это так прискорбно. Подумать только, мой… – Поскольку сумочка находилась под рукой, она вновь в ней порылась, достала несколько бумажных салфеток, промокнула глаза. – Это так прискорбно.

– Я бы хотел, чтобы вы еще раз нам все рассказали, – попросил Пит.

Она закатила покрасневшие глаза.

– Неужели это действительно необходимо? Я вымоталась. Почти всю ночь провела у постели матери. Она не могла уснуть до четырех утра. Ее мучают такие сильные боли. Мне бы хотелось немного прилечь до прихода миссис Грин. Это сиделка.

«На твоем автомобиле только что убили восемь человек, и это при условии, что остальные выживут, а тебе хочется прилечь», – подумал Ходжес. Позже он не мог точно сказать, когда начал недолюбливать миссис Трелони, но, возможно, именно в тот момент. Когда люди грустят, одних хочется обнять, похлопать по спине, сказать: «Все хорошо, хорошо». Других – стукнуть посильнее и крикнуть: «Будь мужчиной!» Или в случае с миссис Ти: «Будь женщиной!»

– Мы постараемся закончить побыстрее, – пообещал Пит. Он не сказал ей, что это будет только первый допрос из многих. И к тому времени, когда они с ней закончат, история эта не отпустит ее и во сне.

– Что ж, тогда хорошо. Я приехала к маме в четверг вечером, в самом начале восьмого…

По ее словам, она приезжала не реже четырех раз в неделю, а в четверг всегда оставалась на ночь. По пути заезжала в «Бхай», очень милый вегетарианский ресторан, расположенный в торговом центре «Берч-хилл», брала обед, а потом разогревала в духовке. («Хотя мама, конечно, теперь ест мало. Из-за болей».) Она сказала детективам, что всегда подгадывала, чтобы прибыть в начале восьмого. В семь открывались ночные парковки, и большинство мест у тротуаров освобождалось.