Мироходцы. Пустота снаружи

– Я спрошу у него. Если Эниторико захочет тебя видеть, вы встретитесь завтра!

– Как скажешь, моя дорогая. А до тех пор я буду с удовольствием вкушать твое гостеприимство.



В отеле Мамочки к услугам гостя были тысячи расторопных чертей и чертовок, а также уйма других слуг, работавших на колдунью. Тролли, гоблины, химеры всех мастей, нимфы и фавны. Хозяйка этого мира никому не отказывала в работе, и многие приблуды находили приют под ее кровом.

Каос же был как кусок гранита в своем напряжении. Он не желал отдыха, не желал удовольствий, пустое ожидание медленно раздувало в нем гнев, однако, несмотря на то что все это было пустым и бессмысленным, слово, данное Мамочке, халл держал. Все, что он себе позволил, это предаться угрюмому пьянству в компании с Золаном эл’Ча. Несносный тэнкрис мог веселиться и балагурить за троих, а когда уровень алкоголя в его крови добирался до определенной отметки, – начинал угрожать неприятным ему личностям вилкой. Это было слегка забавно.

Следующее утро серый мироходец встретил на террасе, наблюдая роскошный рассвет в прорехе облаков. Всю ночь бушевал буран, и одеялом Каосу послужил толстый слой снега. Он бы замерз до смерти, если бы мог.

– Господин Магн, – тихо произнес появившийся рядом черт, – мы пытались перенести тебя в номер прошлой ночью, но это закончилось рядом телесных травм, так что… Ты готов ко встрече? Мне велено тебя проводить.

– Дери вас демоны…

– Бывало, и не раз, – вежливо кивнул черт.

– Когда я напиваюсь… становлюсь сволочью… Ох… Где этот подлец, который все подливал и подливал…

– Тебя никто не заставлял пить! Ах… Темнота, пожри мои потроха…

Большой сугроб по соседству рассыпался со стеклянным звоном, оказавшись кучей бутылок, укрытых снегом. Из-под него показался тэнкрис.

– Серый, почему так холодно?

– Чтоб твоя печенка лопнула! – простонал Каос, вставая на ноги.

– Если ты такой хилый, то и не пей.

Черти поднесли гостям кубки дымящегося нечто, которое сняло симптомы интоксикации в два счета и сразу же подняло иномирцам настроение. Правда, халл очень твердо развернул тэнкриса, когда тот увязался за ним на правах «отличного компаньона».

– Ведите, – приказал он.

Эниторико Скуамо не нуждался ни в номере, ни в особых услугах, все, что было ему нужно, – это пространство для своей лаборатории, покой и некоторое количество возобновляемого ресурса под названием «расходуемый персонал». Мамочка отвела ему одну из башен, которая стала многоярусным храмом науки напополам со свалкой технического хлама, натасканного из сотни миров. После достопамятного конфликта с Великой Осью, однако, его пребывание в этом замке стало тайной, которую хранили довольно могущественные чары. Даже сам Каос не узнал бы о том, что этот шельмец выжил, если бы не всепроникающая Интуиция.

Когда слуги развеяли чары сокрытия, появился путь внутрь башни. Серый мироходец явился в самый центр этой обители высоких технологий, туда, где было установлено все самое совершенное, самое развитое, туда, где наука подозрительно сильно смахивала на магию. Там его встретило шевелившееся нечто – механизм, предназначение которого ускользало от понимания, безумное число деталей, каждая из которых являлась детищем запредельного научного прогресса, мешанина живого металла, сверхтонких проводов-паутинок, генераторов, приводов, микросхем и еще Амон-Ши знает чего. И все это являлось частью одной системы.

Над шевелящейся массой металла поднялись стебельки с глазами, а под ними образовалась широкая улыбка из платиновых зубов.

– Каос? Что ты здесь делаешь?

– Я думал, тебя предупредили о моем визите.

– Предупредили, но зачем являться так рано? У меня диагностика.

– Прости. Хотел бы сказать, что могу зайти попозже, но не могу.

Из недр техногенного месива раздался искусственно синтезированный вздох.

– Подожди, сейчас соберусь.

Оно зашевелилось быстрее, стягиваясь в одну точку, компактно складываясь и уплотняясь, приобретая узнаваемые антропоморфные очертания. Наконец была восстановлена внешняя оболочка, делавшая конструкцию завершенной, похожей на человеческое тело, и вот на белые, словно фарфор, плечи Эниторико Скуамо опустился лабораторный халат-роба.

Этот великий ученый мог быть отнесен к архетипу так называемых «безумных гениев», правда, гениальность его была необъятна, в то время как безумие присутствовало в довольно скромной дозе. Едкий мизантроп до мозга костей – которых у него не было, – высокомерный умник и абсолютно беспощадная личность. Не яростная, не злобная, а именно беспощадная – это важно. Особый шарм Скуамо придавала изрядно перекошенная система ценностей, в которой знание занимало первую позицию, а понимание ценности чьей-либо, кроме собственной, жизни существовало лишь как чья-то смехотворная гипотеза.

Эниторико Скуамо был человеком. Когда-то. Возможно. Однако к нынешнему времени он подошел, имея в себе крайне мало человеческих частей. После автосборки у него быстро отрастали едва ли не до пола ярко-синие волосы; лицо состояло из явно неорганических материалов: вставок черного и белого цвета, больше всего похожих на полированную кость, перемежавшихся тонкими металлическими линиями. Белый лоб с двумя черными метками-бровями, черная «маска» в районе глаз, сверкающий позолотой металлический нос и черная нижняя челюсть. Если приглядеться, можно было разглядеть изящные головки маленьких болтиков, скреплявших лицевую конструкцию. Из подбородка Эниторико торчала странная штука, похожая то ли на короткий жезл, то ли на стилизованную «фараонскую» бороду, украшенную драгоценными камнями на конце. Шея великого ученого также была то ли защищена металлическими сегментами, то ли состояла из них и переходила в сверкающий нагрудник с овальным камнем в районе солнечного сплетения.

Желто-оранжевые искусственные глаза уставились на Каоса со сжимающей нутро пристальностью – кажется, Скуамо улыбнулся. Хотя это было не точно: ведь на его лице не было губ, как и век, и рот постоянно улыбался платиновыми зубами, будто у богатой, но сумасшедшей лошади.

– Мой обман раскрыт. Какая жалость.

– Не стоит волноваться, все останется между нами.

– Жаль, что я не чувствую облегчения. – Голос у ученого был искусственным, но очень высококачественным, отлично передававшим нужные интонации. Мерзкие, похожие на скрип металла по стеклу интонации. – И что такому проходимцу, как ты, понадобилось от такого безобидного гения, как я? Помнится, в последний раз Великая Ось связывалась со мной, когда один небольшой эксперимент слегка отклонился от намеченного…

– Да, помню, ты завязал временной поток целого мира в узел и сбежал. Столько сил было потрачено на твою поимку и устранение… Я здесь не по делам Оси, Эниторико. Это частный визит.

– А почему ты такой…

– Лысый и с бивнями? Тебе действительно интересно?

Искусственный человек помедлил с ответом, в то время как его разум производил вычисления, ворочая не имеющими названия прорвами информации.


– Нет. У тебя минута. Лишь из уважения к приютившей меня Мамочке.

– Честно говоря, я ожидал именно такого ответа. Не буду тратить это драгоценное время впустую. Помнишь тот инцидент…

– Который стал причиной опалы, почти приведшей к моей смерти? Да уж, не забыл еще.

– Хорошо, потому что, видишь ли, мне нужен твой механизм парадоксов.

Аппаратура вокруг притихла разом, сотни светодиодов испуганно замигали, а Эниторико Скуамо изменился. Его тело потеряло целостность, раскрылись сегменты белой обшивки-«кожи», наружу полезли все те подвижные детали, и отчего-то среди них преобладали разные острые предметы вроде циркулярных пил, щипцов и крючьев, а еще высокотехнологичные аппараты типа лазерных скальпелей, виброклинков, алмазных иглометов, инъекторов со сверхтоксичными веществами и всего подобного.

– Первый и последний работающий экземпляр был уничтожен агентами Великой Оси. Точка. Уходи.

– Я бы и рад поверить тебе на слово, Эниторико, но не могу. Я знаю, что ты создал второй образец, доведя его до ума, чтобы не получилось, как тогда, чтобы не потерять контроль. Но ты не можешь его протестировать, не так ли? Темпоральное возмущение будет замечено, и Ось узнает, что ты жив. Отдай мне механизм парадоксов, и я сам его протестирую, причем сделаю это так, что Ось очень долго не сможет мне мешать.

– Это невозможно! У меня нет механизма парадоксов, а даже будь он у меня – я никогда, слышишь, никогда не отдал бы столь величественный образчик технологий в руки троглодита вроде тебя!

– Мне обидно слышать такие речи, – надел халл оскорбленную маску.

– Убирайся прочь!

– Я не могу уйти без механизма, – вкрадчиво объяснял Каос, – он мне абсолютно необходим. Прошу, Эниторико, ты ведь великий сверхразум, просчитай все и пойми, что сотрудничество – лучший выбор для тебя. Со своей стороны обещаю передать тебе все данные по испытаниям, если механизм не погубит меня.

Повисла задумчивая тишина, в которой очень громким стало казаться гудение электроники вокруг и металлическое побрякивание расчленяющих устройств, торчавших из рукавов ученого.

– Что будет в случае отказа?

– Я тебя убью, – простодушно пожал плечами Каос.

– Это в твоих силах, да, но сейчас мы на территории отеля, а здесь вражда запрещена, Мамочка не допустит…

– Я убью и Мамочку, и всех остальных, кто попытается раззявить на меня свою пасть. Всех убью. Не сомневайся. – Треугольные зрачки Каоса расширились, поглотив глаз целиком, и на великого ученого сквозь них взглянула бездушная и безжалостная пустота, которая подтверждала истинность каждого сказанного слова. – Но до этого доводить не обязательно, просто удовлетвори мою просьбу и живи себе спокойно дальше. Слово халла, и да будет мне свидетелем Амон-Ши. Идет?

Хитиновая рука была протянута для рукопожатия, но Скуамо не обратил на это внимания. Его многосоставное тело пришло в движение, куда-то делись орудия смерти, но вместо них наружу полезли гибкие тонкие манипуляторы, прямо на глазах собиравшие нечто. Процесс не занял много времени, и вот ученый вложил в пальцы серого мироходца блестящий металлический тубус длиной не больше локтя.

– Для активации проверни половинки корпуса в противоположных направлениях, чтобы обе части вот этого маленького дисплея соединились на одной линии. После ты получишь доступ к созданию пространственно-временных парадоксов. Все данные о работе устройства автоматически собираются в съемном накопителе вот здесь, я хочу получить их по завершении эксплуатации.

Хитин лязгнул о металл, и Каос поднес предмет к самым своим глазам.

– Он… намного меньше, чем первый образец. Я имею в виду – намного!

– Доведен до ума, оптимизирован и готов к применению, – раздраженно дернул головой Эниторико Скуамо. – Данное творение моего гения способно скатать время в трубочку, после чего ты сможешь через эту трубочку попить сок из высокого стакана. Используй его с умом, пожалуйста, не аннигилируй себя сразу.

– Постараюсь, постараюсь. Спасибо, Эниторико, ты сделал огромный вклад в весьма выгодное предприятие.

– Убирайся прочь.

Каос действительно не стал задерживаться и лишней минуты. Он тепло распрощался с Мамочкой, попросил прощения за спешку и отбыл из ее мироздания. Впереди был долгий путь в субсектор Метавселенной, принадлежавший Корпорации.





Фрагмент 10

Туристические премудрости. Кинологи-гигантоманы. Здравствуй, друг! О горы, горы, горы! Подмосковье и обоюдная выгода. Ускоренные курсы изучения языков по методу Джеросимо Гелагари. Польза хомяков. Долг горца




Владимир

Похмелье в большинстве миров имело похожие симптомы, особенно у представителей рода людского, но едва ли много людей, даже с учетом статистической погрешности и их невыразимо огромного общего числа на просторах Метавселенной, могли сказать, что прошлым вечером у них случилась настолько эпичная пьянка, что они потеряли свои божественные способности!

На следующее утро после попойки вообще никогда не бывает хорошо, но Владимиру было плохо в кубе. К обычным симптомам добавилась боль во всем теле, озноб, сильный дискомфорт и опять же полное отсутствие того, с чем он учился жить на протяжении прорвы времени. Исчез шепот миллиардов голосов, являвшийся эквивалентом белого шума для художника, реальность не ощущалась… никак. Он, хотя и никак не мог этого осознать, будто стал обычным человеком.

Сильнейшим из всех недомоганий было обезвоживание, но страдающий мозг распознал совсем близко шум воды и заставил тело ползти к нему. Давалось продвижение трудно, ибо глаза не разлеплялись, голова болела, спина ныла, а дрожащие руки постоянно скользили по бугристой поверхности. Наконец страдалец добрался до воды и сунулся в нее всем лицом, но почти сразу с ужасом отпрянул. Она обожгла его кожу, зубы во рту едва не треснули, а первый же глоток едва не выморозил Владимира изнутри. Вода была очень холодной, в общем.

Зато удалось продрать глаза.

Каменистый берег реки стелился у подножия очень крутого склона, поросшего сосновым бором. На противоположном, пологом берегу тоже рос лес. Стояло раннее утро, и на горизонте, куда ни кинь взгляд, высились горы.

Первой реакцией в таких ситуациях, как правило, становится паника, так что Владимир полностью отдался ей и принялся ходить кругами по голышам и гальке, пытаясь понять – что же вчера было? Куда его занесло? Откуда на правой руке порез и почему вдруг контакт со вселенной потерян?!

Заряд адреналина удалось израсходовать, и художник немного успокоился, это помогло ему наконец оглядеться как следует и найти на камнях близ склона разбитую бутылку шампанского со следами крови. Стало понятно, откуда порез. Задрав голову, он смог разглядеть просеку из сломанных кустов. Стало понятно, отчего так болело тело, почему костюм был в таком ужасном состоянии и откуда за пазухой столько хвои. Удивительно, как только голову не разбил.